Таврокатапсия (1/1)

...Когда сиреневые полутени и закатная алая дымка начинали сгущаться меж деревьев и скал в дегтярно-черную, липкую, опасную мглу, я забивался в присмотренное еще засветло логово в какой-нибудь норе или пещерке под обомшелыми выветренными корнями - спать там можно было только согнувшись в три погибели, подобрав колени, но то было и к лучшему, так становилось хоть чуть-чуть теплее, но дышать было почти невозможно, потому что отсыревшая от пота и лесного тумана рубашка мерзко липла к телу и совсем не грела гудящие кости - да только сон совсем не шел, и дело было вовсе не в соседстве ночных хищников и ползучей, летучей, кусачей живности: я был все время настороже, прислушиваясь до полуобморочной дрожи к шуму травы и подлеска под ладонью ветра, вглядываясь до щиплющих веки слез в мрак, и тот, что неспешно клубился снаружи, и тот, что бушевал внутри меня... ...И так же неотступно передо мной крутилась огненная вьюга, и я захлебывался жидким жаром, которым полыхали пропитанные серой и смолой ремни, и под моими ногами и бычьими копытами взлетали вихри песка, и манеж был густо заляпан бурым, алым, вишневым, и небо над ристалищем было воспаленного, багрового цвета, и этот багрец становился еще пронзительней, темней от всполохов петард, и в дыму было ничего не разобрать - главное, надо было рассчитать все так, чтобы бык, погнавшись за мной, влетел в подпорку циркового навеса, а там все так заполыхает, что никому будет уже не до меня, и останется только прорваться к загородке, перемахнуть через нее - и только меня и видели!Хайме, видимо, решил, что толку с шута, который завел привычку, чуть что, валиться без памяти, будет немного, и не лучше ли отправить его на другое, более опасное зрелище - "торос де джубило" - и заработать на ставках, побившись об заклад, сколько этот хромой сумеет продержаться против подожженного быка... И, узнав об этом, я устрашился и обрадовался, потому что больше такой возможности раз и навсегда развязаться с цирковыми мытарствами мне бы не представилось, и на случай, если моя задумка пойдет не так, приготовил лоскут промасленной мешковины (на мое везение, не пришлось даже украдкой открывать бутыль с хлопковым маслом - хозяин поручил мне заправить им плошки для иллюминации, тряпкой же я разжился, оторвав ее от своей подстилки), да подобрал потихоньку с манежа камень, небольшой, но увесистый - им в меня кто-кто швырнул, недовольный моими кувырками... ...И когда бык полетел на меня, взмыкивая от боли и мотая башкой, тщась сбросить факелы, я содрал с себя шутовской балахон, как сдирают коросту с болячки, вывернувшись так, что заломило под лопатками, и швырнул эту тряпку комом в глаза и без того полуослепшему зверю, стремглав отскочил с его пути, чтобы он меня не стоптал, подбежал сбоку к ужасающим его рогам и подпалил свою "зажигалку", а когда ладонь обожгло, метнул ее в тростниковый навес... Грохнуло, ухнуло - это бык все-таки своротил подпорку, и сам свалился мертвым - а через мгновение пламя пошло пластать тростник, канаты и брезент, и кто-то пронзительно, так, что засвербело в ушах, заверещал, народ брызнул в разные стороны врассыпную, и мне повезло пропихаться сквозь эту суматошную толчею, перевалиться ценой порванного рукава через ограду, и, петляя, путая следы ("три шага - отскочить вправо - два шага - отскочить влево") добраться до различимого только по шуму листвы и журчанию воды перелеска, отдышаться - и мчаться дальше и дальше, забывая даже про то, что нога почти отказала и в груди начало по-нехорошему щемить... И на четвертое (или, может быть, пятое, я уже и сам не знал толком, сколько времени убегал и прятался) утро моих странствий, почти не соображая от голода и после невольного купания в горной реке, на каком я свете, я, стараясь не выходить из тени на свет, брел по предместью Кито, и теперь опасался не только поимки - но и того, что я разминулся с экспедицией, корил себя за то, что слишком медленно добирался, за остановки на ночь - но дойдя до огороженного узорной решеткой и окруженного садом особняка (от воспоминания о доме на Дворцовой улице мне стало душно), увидел, что туда стягивается народ, понял, что еще не опоздал, что надо только выждать своего времени - и как можно тише залез под живую изгородь у решетки...