Часть 11 (1/1)

...И в угрюмый и тихий полночный час, в последнюю ночь перед тем, как покинуть чужие берега, с которыми срослись жизнь моя и память - я все не мог успокоиться, не находил места себе от нахлынувшего приливной речной волной осознания того, что нам с Рене предуготована разлука, рано или поздно судьба прикажет нам расстаться, и каждому из нас придется идти по своей стезе, что он вернется на полуденные луга, залитые звонким и терпким запахом майорана, придет под широкую тень вековых каштанов, листва которых погружает старинные комнаты ветшающего замка в таинственный, темно-изумрудный и бронзовый полусвет, встретится с теми, ради кого он выживал и принимал на себя каждодневные нелегкие труды все эти годы - потому что ему есть, куда возвращаться, а мне уготовано двигаться тернистой и тесной, крутой и непроходимой дорогой, и мне самомуневедомо, куда она меня заведет... ...И в окнах каюты будет колыхаться зеленая тьма, и закончится тот путь, что мы одолевали вместе почти четыре года, и мой товарищ, друг и попутчик, с которым мы преломляли хлеб возле костра и проводили ночи в разговорах, единственный, кто меня в тяжкое время не оттолкнул, кто не отвернулся, когда ему пришлось за меня заступиться, кто повторил дело Симона Киринеянина*, станет мне в одночасье чужим, и ледяной воздух нового утра, стальной и острый, встанет стеной между нами... …И тогда мне придется пришивать тело свое к душе, так же, как я сейчас, не жалея дратвы и рук, притачиваю к сумке оторванный тогда, на болотах, ремень, и не ощущаю боли, даже когда шило или игла втыкаются в пальцы - потому что понимаю, что грядущая боль окажется темнее и вязче сапожного вара, будет так черна, что куда уж черней...