Жюли Визон и Джастин Лоу (1/2)

…В исповедальне было темно, и Жюли, наверное, не рассмотрела бы фигуру в черной сутане, если бы не золотые волосы и лицо, кажущееся в полумраке молочно-белым.

И на миг зашлось сердце.

– Отец Жюстен, я так рада вас видеть!

– О, здравствуйте. Что-то случилось или…

На секунду Жюли растерялась. Понимала, что надо подобрать слова, как-то объяснить… Но что-то дрогнуло внутри, и она просто без слов подалась к нему, обвивая руками. Прижалась, почувствовала биение его сердца и пульсацию его странной музыки через все его и свое существо. Только вот больше – ничего.Отец Жюстен стоял не шевелясь. Видимо, терпеливо ожидая, пока у нее, глупой девчонки, пройдет порыв и на смену ему хлынут слова. Но Жюли пока не могла говорить, просто прижималась крепче.

Похоже, ей просто нужно было, чтобы ее обняли сейчас, а кто мог это сделать, если не он? И Джастин решился.

Так они простояли долго, кажется. Привыкая к такому вот новому ощущению близости – и боясь как будто его спугнуть.

Жюли опомнилась первой. Мягко высвободилась из его рук, смущенно взглянула в лицо.– Простите… Наверное, я шокировала вас, вряд ли вас каждый день обнимают прихожанки!– Ну почему же, бывало всякое, иногда людям просто очень плохо и больше некуда идти. И вам точно надо выговориться, дитя… Я в вашем распоряжении.Она вздохнула:– Отец Жюстен, у вашего Хейзеля очень проникновенный пост про давешний скандал у Монтанелли на лекции. Вы же в курсе?– Про пост нет, про скандал стороной слышал, опрометчиво, но объяснимо, а для вас это важно?– Как вам сказать… Просто один из этих парней мне нравился, не то чтобы любовь с первого взгляда, но все же. А теперь понятно, что любви уже не может быть в принципе, ни с первого взгляда, ни с сотого. Точнее, любовь уже есть, но не со мной, а с этим Иржи.– Ну что ж. Это надо просто пережить, оставить позади. Или забыть совсем, или взять с собой только то, что пойдет на пользу. И уж точно не он первый, не он последний… А кто из них Иржи, кстати?– Черненький. Инициатор всего этого.– Значит, вам нравятся блондины, – и почему-то глаза его на миг потемнели.Она смешалась – как под дых ударило осознание того, о чем он подумал, да еще сказал ?не первый? – но все же справилась с собой и с тяжелым вздохом ответила:– Все гораздо хуже. Мне нравятся мужчины, которым я безразлична по определению. Читала как-то статью про то, что это один из тех сценариев, который надо как-то сломать, чтобы не упиваться безнадежностью. А то ж так и будешь западать на женатых, или иностранцев, или другой ориентации… а Мирек, выходит, три в одном… а есть ведь еще знаменитости и придуманные персонажи… и священники.Произнеся последние слова, она вздрогнула и чуть ли не с испугом воззрилась на Жюстена. Понимая, что уже не сможет отвести глаз в ожидании его ответа.

– Вот, значит, как? – негромко уточнил он. – И что же, в статье вот прямо про священников тоже говорилось?

– Нет. Сама додумалась, – она опустила глаза. – Потому что… Раньше мне казалось, это чувство из тех, что тебя поддерживает самим своим существованием. А тут… Только забрезжило что-то более реальное, как и подстрелили на взлете, а ведь я сама специально сюда этих ребят пригласила. Вот теперь и думаю, что у меня этот синдром и надо что-то делать.

– Ну, с синдромом – это вы поспешили. Вы еще так молоды, непременно встретите своего и самого что ни на есть реального человека. А пока… Пусть то, что вы чувствуете ко мне, хотя бы бережет вас от ошибок.– Всегда берегло и бережет, отец Жюстен. От малейших огрехов на пути к основной ошибке. Чувствовать все сильнее, все более неотвратимо… Скажите, у меня вообще нет шансов?

– Не то чтобы я так уж держался за обет целомудрия, просто… не было ни возможности, ни желания его нарушать. Да и вообще я – не самый подходящий вариант для настоящих, как вы сказали, отношений.

– Вот так всегда.

– Да не гоните вы, ведь сколько вы вообще ко мне не приходили, не так, значит, и скучали. Значит, как я и сказал, вполне хватало моего, назовем это так, идеального образа.

– Я не приходила, потому что ни на что не надеялась. И в самом деле пыталась найти более реальные, обыденные отношения, но… Бесполезно. Видимо, в четырнадцать лет перемкнуло – и с концами.– Печально, милая, это же все от одиночества. И от того, что все мы порой пытаемся наложить книжные схемы на реальность, бороться с идеями, может, еще и мстить кому-то или что-то подобное…

– Неужели вы считаете, что я собиралась вот так демонстративно посягнуть на авторитет церкви… в вашем лице?– Ну, это ведь явно одна из причин. Даже если не главная – вас же даже дрожь бьет от того, что вы стоите тут, в святом месте, и признаетесь мне в неподобающих этому месту чувствах!– А вам что, вообще все равно?

– Не сказать, чтобы я так уж цеплялся за святость, в конце концов, она не в стенах, а в душе пребывает, но все же… Мне это как-то не кажется уместным.– Я просто вам совсем-совсем не нравлюсь, – промолвила девушка с горечью. А сама уже поймала обе его руки, сжала, и оба даже не заметили, как их пальцы переплелись, превратились в два крепких замка.

Конечно, от этих замков Джастину ничего не стоило освободиться, но почему-то он позволял Жюли стоять рядом, держаться за себя с отчаянием утопающей. Она держалась – и как-то еще успевала, ухитрялась поглаживать его руки, то и дело задевала запястья большими пальцами. Это будило в Джастине странные ощущения. Это ведь не как с Повелителями, это что-то совсем другое. И ее взгляд – в нем словно бушевал шторм, потому, может быть, она и держалась за него, чтобы не сгинуть в этой буре. Держалась и…И Джастин ни за что не смог бы сказать, чьи губы коснулись губ первыми. Ей-то, по-хорошему, не с руки было тянуть его к себе, настаивать, так что…

И небо не упало на землю от этого поцелуя в темной церкви, и сами они не упали тоже. Первый порыв замедлился, словно само время решило для них остановиться. И они медленно и нежно открывали друг друга и неизведанное.

Руки как-то сами собой сменили положение. Ладонь Жюли легла Жюстену на затылок, вторая устроилась на талии, словно по льду норовя соскользнуть ниже, и если еще что-то останавливало, так это мысль, что сам он держит ее точно так же, с той лишь разницей, что ее майка несколько короче священнической одежды, так что его рука, намеренно или нет, касается неприкрытой кожи на спине.

Это, наверно, было интимнее и жарче всего, электризовало, и долго они, конечно, не выдержали. Сейчас Джастин был тем, кто отпустил первым. Заглянул ей в лицо, стараясь казаться спокойным:– Может, все-таки не здесь?Сердце Жюли тревожно и радостно екнуло.– Ведите… – только и смогла прошептать. И пошла за ним, как во сне – сладком и немного страшном.К реальности ее вернул возглас:– Отец Джастин, на вас помада!Источником возгласа был Хейзель в цветочном венке немного набекрень, смотрящий на наставника такими глазами, словно узрел на нем печать смерти.– Спасибо, милый, – рассеянно отозвался Джастин, делая движение вытереться, – Хейзель?..

Но тот уже унесся со всех ног. Жюли никогда бы и не подумала, что с таким подолом можно так бегать.

– Ой, нехорошо получилось, – огорчилась девушка, – он же в вас влюблен.

– Увы. Но это должно пройти.

– Главное, чтобы он прямо сейчас ничего над собой не сделал. Хотя… Нет. Я все-таки тоже давно его знаю, нет.

– Согласен, он обожает драматизировать, но без зрителей не будет. Просто хочет побыть один.

И тут Жюли вздрогнула. Отец Жюстен даже знака никакого не подал, но… Будто из-под земли вырос странный трудник этого храма, Гат, спокойный, невозмутимый, и, не говоря ни слова, удалился в том же направлении, что и Хейзель. Удалился медленно, но так целеустремленно, что сразу стало понятно: найдет и в обиду не даст. Жюли в очередной раз подумалось, что все в этом храме не простые смертные.

– Отец Жюстен, а вы трое точно не екаи под видом людей?

– Нет, нет, – отозвался он с рассеянным видом, точно уже не раз слышал такой вопрос и отвечал чисто машинально. – Но я понимаю, с чего могут возникать такие мысли.– Но не расскажете. Ладно, Хейзель все время намекает на какие-то тайны, которые нельзя разглашать, может, и дождусь. А сейчас мне идти?

– Да погодите, давайте посидим на улице, дождемся как раз Хейзеля. Или вестей о том, что он в порядке.

– Ага, не попал под машину и не нарвался на сексуального маньяка, тьфу-тьфу.

Едва они сели, Жюли, нервничая, нашарила зеркальце. И впрямь, помада размазалась, да и чего другого ожидать – красилась Жюли редко и не то чтобы очень умело. Вооружившись тюбиком помады, она принялась исправлять огрехи. Жюстен сидел рядом, казалось, совершенно не беспокоясь по поводу неблагочестивых розовых следов на лице. Пришлось самой озаботиться, только вот ни салфеток, ни достаточно чистого платочка не нашлось.

– Извините, уж пальцами вас вытру.

– Да на здоровье, я-то себя не вижу…

Это было невероятно до головокружения – осторожно стирая помаду, ласкать пальцами его губы. И они, эти губы, дрожали – или же он, не удержавшись, снова целовал ее? Жюли не задумывалась. Просто поймала его руку и быстро прижала к своим губам. Не в первый раз, разумеется, не в первый, но впервые так надолго. Впервые она себе позволила проявить нечто отличное от почтения, нечто большее, целовать снова и снова, все дольше, все слаще, ощупью находя точки, от которых волнами разливалась дрожь по всему телу… По обоим их телам, кажется.

И больше не имело значения ни время, ни то, что было вокруг. Лишь несколько позже пришлось осознать – все же хорошо, что застал их вот так не кто-то другой, а Гат, смутить которого, кажется, вообще не представлялось возможным.

С таким же непроницаемым лицом странный слуга Хейзеля сообщил, что тот в порядке. Мол, встретил в баре парня, тот повел к себе, сволочью не показался. Сам Хейзель чуть позже отписался Гату, что ночевать не придет.

– Если что, я знаю, где его искать, – сообщил Гат. – И если с ним что-то случится, почувствую сразу, но, думаю, сегодня беспокоиться не о чем.– Я с тобой согласен, – кивнул Джастин. – Ступай.Гат исчез так же бесшумно и мгновенно, как и появился. А Джастин уже рассуждал вслух:– Итак, служба сегодня на мне одном, исповедь – тоже… Значит, освобожусь никак не раньше полуночи. А скорее всего – позже.