Глава 25. Несостоявшаяся валиде-регент (1/1)

Я избавилась, пусть и не своими руками, еще от одного соперника своему сыну и, одновременно с этим, избавилась от своих двух соперниц, одна из которых не представляла, на первый взгляд, никакой опасности, однако от этого известия мне легче не стало. Мне было жаль Мустафу, хоть я и прекрасно понимала, что он?— соперник моего Батура, а еще, с огромным изумлением, я заметила, что роль утешительницы Сулеймана очень хорошо заняла Гюльфем. Да, Гюльфем уже не могла делать падишаха счастливым в постели, однако, с учетом возраста султана, именно задушевные разговоры ему сейчас были гораздо нужнее, нежели жаркие ночи. А, учитывая небольшую разницу в возрасте и общее прошлое, общих тем для разговора с Гюльфем у Сулеймана было гораздо больше, нежели со мной. Конечно, я тоже, время от времени, была приглашена в покои Сулеймана, однако все чаще и чаще там появлялась Гюльфем. И именно эту женщину я ревновала так, как не ревновала никого: ни Хюррем, ни Назенин, ни Айшель, ни Сонай. Умом я понимала, что ту, которую любят за разговоры, вытеснить из сердца Сулеймана будет куда сложнее, нежели ту, которая радует мужчину только любовными утехами. Конечно, Гюльфем не была мне соперницей как возможная мать шехзаде, кроме того, я прекрасно понимала, что совсем скоро Сулеймана перестанут интересовать женщины, как объект для ночного времяпрепровождения, однако мне было слишком обидно. Да, Сулейман разговаривал и со мной, однако Гюльфем стала получать подарки просто так, без повода. Подарки мне не были нужны, у меня было достаточно и украшений, и тканей, и денег, однако обида не проходила. Гюльфем, видя это, однажды сказала мне: —?Жизнь изменчива, госпожа. Кто-то смог родить сына и имеет все шансы стать матерью падишаха, когда придет время, кто-то радует повелителя сейчас иначе, а кто-то прозябает вдали от Стамбула. В любом случае, госпожа, знайте: я поддерживаю Батура. Именно он достоин стать наследником нашего великого падишаха. Я ничего не ответила на эти слова, чтобы не показывать свою ревность, а лишь коротко кивнула. Однако мысль о том, что моего Батура поддерживает Гюльфем и, особенно, Фатьма-султан, что было видно по ее взгляду, пусть и не было озвучено вслух, не могло меня не радовать. Фатьма всегда смотрела на Батура с какой-то материнской нежностью, кроме того, она всегда буквально расцветала, когда видела моего сына. Это дало мне надежду на то, что Батур не будет один во время возможной борьбы за трон, его всегда поддержат. Среди янычар явно были какие-то перестановки и, скорее всего, репрессии, связанные с бунтом, однако меня это не интересовало. Для меня гораздо важнее было, чтобы все более-менее улеглось и наладилось. Итак, у Батура оставалось два соперника: импульсивный Баязет, не слишком умело ведущий хозяйство и допускающий потери в бюджете, и Джихангир, у которого, казалось, был один, но очень заметный недостаток?— его состояние здоровья. Я не знала, насколько удачно шехзаде будет управлять санджаком, однако вскоре стало понятно, что у него вполне все получается. Однако о другом, более важном событии, я даже не догадывалась. В Карамюрселе, где, как выяснилось, пряталась Михриниса с Мехмедом, затевался очередной бунт. И если Махидевран после гибели Мустафы была намерена навечно сохранить память о нем, то у вполне амбициозной Михринисы присутствовали другие планы. —?Я велела построить для шехзаде Мустафы мавзолей,?— сказала невестке Махидевран. —?И, если придется, я потрачу все, что у меня есть. Пусть люди, которые ценили шехзаде, приходят за него помолиться. —?Молитв недостаточно, госпожа,?— ответила Михриниса. —?Если шехзаде действительно любили, они отомстят за него. Его убийцам нет прощения. Я не знала, что именно придумала Михриниса и как именно она смогла убедить нужных людей и янычар, но, когда ни я, ни кто-либо другой не ожидал подобного, на Топкапы двинулось войско янычар. Их цель была простой и понятной?— на трон должен был сесть шехзаде Мехмед, как сын Мустафы, а валиде-регентом стать Михриниса. —?Госпожа, здесь небезопасно,?— в один не самый радостный момент сказала Нина. —?Повелитель велел срочно уезжать вам с шехзаде. Если бы подобную новость мне сообщила не Нина, а кто-либо другой, я бы не поверила этому человеку. Но Нине я доверяла полностью, поэтому, пусть и не была уверена в необходимости подобного, спешно собрала самое необходимое и приготовилась к поездке, как позже выяснилось, в охотничий домик. Вообще я прекрасно понимала логику падишаха: больше Батуру, а не мне, угрожала опасность. Бывшую женщину бывшего султана всегда можно было сослать в старый дворец, а соперники Мехмеда в борьбе за престол должны были быть непременно уничтожены. Причем Батура можно было убить сразу же, едва увидев, еще даже при жизни Сулеймана. Мы с Батуром уже были по-дорожному одеты и готовы к отъезду, как вдруг донесся новое решение Сулеймана: за пределами дворца еще опаснее, нежели в Топкапы. Нужно оставаться на месте. Не сказать, чтобы я выдохнула, ведь все было слишком сложно, однако перспектива остаться во дворце меня чуть успокоила. —?Сейчас, Батур, повелитель устранит всех мятежников и мы снова будем жить тихо и спокойно,?— сказала я. Конечно, я переживала, сможет ли Сулейман навести порядок, все-таки, малолетнего Мехмеда любили чуть ли ни так же, как ныне покойного Мустафу, однако надежда на то, что все будет хорошо, меня не покидала. В покоях мы провели несколько дней, даже не пытаясь выглянуть наружу. Я приготовилась забаррикадировать двери, если в этом будет необходимость, Нина постоянно молилась в соседней комнате, а я, чтобы не пугать Батура, рассказывала ему сказки и пыталась как-то развлечь. Наконец, пришло долгожданное известие: бунт подавлен, мятежники казнены, верные люди Сулеймана вышли на след Михринисы и ее сына. Как бы мне ни было жаль шехзаде, я понимала, что то решение, которое уже явно вынес Сулейман, единственно верное. Стремясь отомстить за смерть Мустафы, Михриниса сделает все, чтобы посадить на престол Мехмеда и стать валиде-регентом. Казалось, все более-менее встало на свои места, однако уже вскоре Нина принесла мне шокирующее известие: во дворец посмела вернуться Хюррем.