Часть 20 (1/1)

...И никому не расскажешь, никому не поведаешь о том, что со мной творили и вытворяли- ведь те, до кого я хочу достучаться, не разберут ни одной строчки из моего неписаного мартиролога* - или услышат, но не смогут понять, сочтут за бредни, за сны покореженной памяти... ...Как на второй же день моего трюмного путешествия капитан чуть ли не за уши вытащил меня из моей крысиной щели, приказал всыпать мне "пято'к с пылу горячих" и приставить к камбузу, помощником кока - отрабатывать проезд... ...Как колотили каблуками по утоптанной глине мулатки, бренча, словно коровьими бубенцами, дешевенькими ожерельями из ракушек и кораллов, звеня дутыми браслетами и поднимая ветер пестрыми оборками и драными кружевами юбок - как заливались они визгливым смехом, глядя, как Хайме учит меня плясать, и только посмей спрыгнуть с раскаленного железного листа - так перепояшет кнутом, что света белого невзвидишь... ...Как я ковырялся в сметье у порогов, не надеясь уже найти ничего хоть сколь-нибудь съедобного, пусть даже картофельных очистков, чтобы заглушить лютый, неотступный голод, чтобы просто-напросто не сдохнуть, протянуть хоть еще один день, а там, может быть, подвернется какая-нибудь работа... ...Как я тонул в лихорадочной зыби, лежа на промокшей, сопревшей подстилке, и всего было, на что меня хватало - это дернуть головой, скосить глаза, подать голос - и даже после этого я выдыхался, втягивал воздух ртом тяжело, с надсадой, и не мог поднять тяжелеющих век, и старался не вспоминать о том, что мне слышалось, чуялось и чудилось... ...Как я взывал с тоской к своей звезде и старался отыскать ее во мраке, когда весь прочий свет иссякал и гас, как скручивал из своей багровой боли, из бессонницы, из падений в беспамятство - и оплетал вокруг пальца - ту самую путеводную нитку...