Часть 13 (1/1)

Слишком далеко,чтобы дотянуться...*** На сумерках становится ясно, что принцесса Арвен пропала. Арагорн не находил себе места: он долго разговаривает со стражниками, со слугами; с Леголасом они, читая следы той самой особенной следопытской магией, доходят до поляны у реки, но там след обрывается. Казалось, ничто не могло успокоить душу человека, потерявшего свою возлюбленную. Но вот, когда последние солнечные лучи сменились лучами лунными, Владыка Трандуил, вальяжно раскинувшись на троне, поднимает руку, обрывая доклады стражников и нервное вздохи Короля смертных. — Все вон, — велит Владыка, и когда в тронном зале остаются лишь Арагорн да Леголас, стоявший у подножия трона, он переводит спокойный холодный взгляд на человека и заговаривает вновь. — Отпусти терзающие мысли, Арагорн, оставь свой разум в холоде. А если ты на это не способен, ради блага принцессы, ее поисками будут заняты другие. Человек моментально вскидывается и делает несколько шагов вперед. В этих шагах — угроза, и Леголас неосознанно, прежде чем успевает понять, что делает, нащупывает кончиками пальцев эфес кинжала. Трандуил вновь взмахивает рукой, не давая сказать и слова: — Иначе я велю запереть тебя в темнице. А сейчас — иди. И Арагорн, круто развернувшись на пятках, покидает зал, так за всю аудиенцию не проронив и слова. Леголас глядит на отца, откидывающегося спиной на ворох подушек. Он качает головой, увенчанной летней короной, и прикрывает глаза. Владыка устал, и Леголас ничего не может с этим поделать. — Зачем ты притащил эти смертных домой, — тихо недовольно ворчит он, зная, что сын его услышит. — От них столько шума, столько проблем. Только и могут, что бегать да кричать на весь дворец, — он повышает голос, добавляя в него истеричных ноток, и совсем не похоже на Арагорна пародирует: — о, Эру, Арвен! Арвен пропала, что же нам всем делать? Давайте будем бегать и орать, это ведь так поможет! Леголас упускает несколько смешков, наклоняя голову, а потом с улыбкой, но серьезно спрашивает: — Разве не так же себя вел ты, когда я уходил из дворца? Глядя на натянуто невозмутимое лицо Владыки, Леголас снова не может сдержаться и смеется, теперь уже не скрываясь. — Пусть Ордохиэль возьмет собак и столько воинов, сколько понадобится, — сказал он, прерывая смех принца. — Прочешите Лес: вверх по реке, пещеры, охотничьи уделы — все. Леголас обернулся и двинулся вверх по ступеням постамента, на котором возвышался трон Владыки. Остановившись на последней, он опустился, присаживаясь. — Ты доверяешь ей? — Разумеется, нет. — Тогда почему она так близка к... — к тебе, — к Короне? Трандуил решительно покачал головой. — Ордохиэль не станет делать опрометчивых поступков. — Откуда тебе знать? Владыка закатил глаза, словно Леголас все еще был маленьким доставучим ребенком, донимавшим занятого отца своими бесконечными почему. Он наклонился, упираясь локтями в свои колени, и провел ладонью по волосам принца, путая пряди между пальцами. — Главное, чтобы об этом знала она сама... Леголас прикрывает глаза, не желая ничего видеть перед собой, и откидывается головой на колени Владыки, подставляясь нежным касаниям. Ему нравится этот покой между ними. Нравится и рябь, захлестывающая обычно такую по-летнему спокойную воду их связи. Наверно, это все что-то да значило, он не мог не думать об этом, но и прийти к заключительной мысли — подвести итог — не получалось. Леголас усилием заставляет себя отстраниться, когда чувствует, что начинает засыпать. Рывком поднимается на ноги и, не глядя на отца, выходит прочь.*** Дорога под копытами коней спускалась в просторную долину и змеилась вдоль сверкающей серебром ленты ручья. Мрачные ивы без вершин, опутанные паутиной, обрамляли берега; словно крупные жемчужины, сверкали в лунном свете обратные стороны листочков на ровных молодых ветвях. Луна блестела в небе, похожая на огромный щит кованного серебра. Ее свет придавал теплой ночи жутковатую прелесть. Легкий бриз касался склона холма, швыряя эльфам в лица лепестки цветов и разнося запах болотистых берегов. Лес замер, словно кот под ласкающей рукой. Слева послышались осторожные шаги. Воин, прижимая к себе ножны с мечом, вышел из зарослей и отрицательно покачал головой. — Никого, господин. Леголас коротко кивнул в ответ и, дождавшись пока эльф оседлает своего коня, направил колонну дальше по тропе. Рядом, невозмутимо покачиваясь в седле и наслаждаясь ночью, ехала Ордохиэль. За все время она не произнесла и слова. Что-то на дороге шевельнулось, заставив лошадей испуганно остановиться. Раздался негромкий шорох, как будто камень терся о камень. На тропе шевелился клубок змей. Лошади заржали. Плоская пурпурно-красная голова одной из тварей заинтересованно поднялась. Из узкого приоткрытого рта устремился вперед раздвоенный язык. Вертикальные узкие зрачки внимательно смотрели на эльфов. Ордохиэль подняла вверх руку, призывая к тишине, и медленно спешилась. Все змеиные тела пришли в движение. Вверх устремилась черная треугольная голова. Красные, казалось — окровавленные, челюсти раскрылись, существо пронзительно зашипело. На мгновение лунный свет померк, смолк шум реки. Змеиные головы поднимались все выше, склоняясь друг к другу. Темнота, блестящая, словно черное зеркало, росла между ними. Леголас двумя рваными вдохами успокоил сердцебиение, зная, что змеи чуют его страх. Рука невольно скользнула на рукоять метательного ножа. В своей меткости он не сомневался, но ползучая нечисть — не те, с кем хотелось состязаться в скорости. Внезапно эльфийка, все это время медленно, шаг за шагом подходящая к спутанному шевелящемуся комку, зашипела в тон змеям. Так, что показалось, будто звуки издавала и не она вовсе. Леголас не мог отвести взгляда от этого представления. А в том, что это было представление, он отчего-то не сомневался. Он не раз был свидетелем того, как одаренные Эру творили свою магию — его отец, Волшебник, Галадриэль и даже Арагорн, но то, что происходило сейчас, заставляло кровь стыть в жилах. Все было иначе. Более угрожающе. Не смотря на то, что он знал, что ничто, принадлежащее Лесу, не причинит ему намеренного вреда, по связи прошлось холодящее дуновение Тьмы, жившей внутри этих чар. Белая змея извивалась под звуками, что издавала эльфийка, словно в муках, в то время, как остальные лишь ненадолго поднимались, но в основном оставались неподвижными. Позади послышался звук натягиваемой тетивы. Пурпурная змея посмотрела на Леголаса снизу вверх. Узкие щели зрачков расширились, и принц увидел в них каменные низкие своды пещеры. Зазвенела монотонно капающая вода. Повеяло сыростью и затхлыми останками животных. Кругом было темно, а синеватые преломленные лунные лучи застревали в клубнях мха. Пещера уводила вниз и вниз, в неизвестность. Леголас не помнил этого места, но оно казалось до боли знакомым. Словно почуяв его замешательство, Ордохиэль вдруг резко подняла голову и уставилась на Леголаса слепыми белыми глазами. Что-то коснулось его ладони, все еще покоящейся на ноже. Колдовское оцепенение медленно спадало, отпуская, как волны прибоя. Принц покачал головой, прогоняя остатки видения. Мышцы его застыли от холода; казалось, иней покрывал льняную рубаху, будто Леголас действительно оказался в той холодной темной пещере. — Она там, — сказала эльфийка. — Они видели ее. Она отошла от все еще кишащего клубка змей и ловко вскочила на свою гнедую кобылу. Та недовольно фыркнула и переступила копытами, желая уйти подальше с этой дороги. — Что это за место? — спросил он у Ордохиэль. Ты нахмурилась, дернула поводья, разворачивая лошадь. — Ты, видел. Не я. — Что за магию ты использовала? Вдалеке послышался тихий перелай собак, и Леголас, зная, что не дождется ответа, последовал за уже удаляющейся эльфийкой. Он попытался заглянуть в ее лицо, надеясь понять, слышала ли она его вообще, и был удивлен, увидев озадаченно нахмуренные брови и крепко сжатые губы. Ордохиэль коснулась пальцами своего виска, потирая шрам, и на секунду зажмурилась, будто ей было больно. Леголас отвел взгляд. Жест был ему знаком — так делал Владыка после тяжелых ветряных бурь, с корнем вырывающих деревья, или после пронизывающих, как клинок плоть, молний, освещающих Лес. Связь его отца с магией жизни была одной из самых могущественных, что он видел. То была не заслуга мудрости и прожитых годов, как у госпожи Галадриэль, и не часть предназначения, что лежало в основе магии Митрандира и других Волшебников. Магия Трандуила зависела лишь от Леса и его народа. Казалось, даже в самом отчаянном положении его не покидало мужество. Как никто другой, он воплощал своей магией так много качеств, но теми, пред которыми все преклонялись, безусловно были гордость и красота. Смертные считали Владыку Леса холодным и неприступным. И он таким был. Но Леголас порою жалел, что они все не видели его короля таким, каким он бывал наедине с сыном. В его глазах горели упорство и страсть, и искра этого огня передавалась принцу, согревая своим теплом в холодные времена. Леголас взглянул во тьму лесной чащи. Темным золотистым светом сияла среди непроглядной дорога, лежавшая перед ними. Принц видел ее иначе, чем воины, ехавшие поодаль колонной. Лес рассказывал ему истинную суть той тропы. Она была сплетена из сотен волокон, словно толстая веревка. Ему лишь предстояло научиться распутывать эту веревку, соединяя нити в чудесные заклинания. Леголас на секунду прикрыл глаза, воскрешая в памяти слова, что отец сказал ему много веков назад: — Представь себе, — говорил он, омывая разбитые коленки и стесанные ладошки, — что вся твоя злоба — лишь галечный камушек на берегу Великой реки. Камень, каких там не счесть. То, что ждет тебя за пределами дороги, — это гора, с которой упал тот камень. Вспомни худшее, что когда-нибудь происходило с тобой, и будь уверен, что ужасы Тьмы намного превосходят это. Леголас поглядел вперед, на следы, что оставили их лошади, когда они шли по тропе вперед. Попытался отогнать от себя разрывающие душу сомнения и тревоги. Такова была суть Тьмы — внушать страх и разлад. Тьмою полнился Лес. Быть может, все его мыли были и не его вовсе? Быть может, он уже не хозяин того, что происходит у него в голове? И, быть может, он утратил контроль над своим разумом с тех пор, как вернулся домой? Леголас глубоко вздохнул ночной воздух. Вспомнил ясный солнечный полдень. Тревожащих землю птиц, ищущих ветер в полях, равнинах. Дорогу, стелющуюся и никуда не ведущую. Путь лишь ради движения, без цели. Вспомнил свободу, которую дарила дорога. Эти воспоминания, миражи, созданные воображением, всегда помогали ему успокоиться. Но сейчас отчего-то лишь раздражали и пугали все больше. А потом перед сомкнутыми глазами встал образ отца. Высокого, сверкающего. Его лицо, кружащаяся вокруг него магия, покорная и полная Света, отгоняющая тревоги и оставляющая после себя лишь покой. На щеке появилось ощущение касания богатой ткани и пробивающегося сквозь одеяния тепла груди, в ушах — стук сердца Владыки. Собственное, глупое, мгновенно резонируя, соединяясь, успокоилось. Он поднял ладонь, останавливая колонну всадников. — Отправляйтесь в Волчью яму, — сказал он. — Доставьте принцессу Арвен во дворец как можно скорее. Леголас вновь взглянул на золотую тропу, которая не была ни землей, ни скалой и тем не менее держала его. Эльфы не шевелились, ожидая, что принц скажет что-то еще, но Леголас молчал. — До туда тридцать лиг пути, господин, — недоверчиво фыркнула Ордохиэль. Она подогнала кобылу ближе к его, выравниваясь, и сказала тише: — Мы не можем потерять так много времени, если ты ошибся. — Я не ошибся, — тихо ответил Леголас. — Не в этот раз. Она еще мгновение сверлила его взглядом, а затем, хлыстнув поводьями, пустилась галопом прочь. Эльфы последовали за ней.