Глава 5.1часть (1/1)

Не зная о письме Алехандро, посланном Харуте Камиджо, Чика считала, что за несколько месяцев, прошедших после ее дня рождения, не случилось ровным счетом ничего примечательного. Хотя нет, это не совсем так, призналась она себе солнечным апрельским утром. Она сама изменилась. В ней появилось какое-то недовольство безоблачным течением жизни в отцовском доме.Но винить в этом Чики было некого?— отец был таким же любящим, как всегда, дом и слуги тоже оставались прежними, и в Накогдочезе все ее обожали. Однако ей все-таки чего-то не хватало… чего-то, чему она не могла подобрать название и это внушало ей беспокойство и печаль, неуверенность и ожидание перемен. Она не была несчастлива, просто ее больше не занимали привычные дела…Хмуро встретила она ясное весеннее утро. Растянувшись под тенистым деревом на густом весеннем клевере, она подумала, что одета самым неподобающим для молодой девушки образом?— в широкую рубашку и узкие мужские штаны. Сомбреро валялось на земле возле ее обутых в сапоги ног, а неподалеку щипала траву кобылка, подаренная отцом, когда ей исполнилось шестнадцать.Здесь было ее любимое место. Меньше, чем в миле от гасиенды. Она часто приходила сюда посидеть среди вековых буков, сосен, зарослей цветущего кизила и мирта. Днем здесь можно было и подремать. Но в последнее время и грезы стали какими-то другими, и только усиливали ее внутреннее беспокойство.Все еще глядя, как солнечные лучи впиваются как стрелы в высокую сосну, она сорвала цветок клевера и сунула его себе в рот. Может быть, все дело в Карлосе, с неудовольствием подумала она. Или в отце?Чика нахмурилась. Нет, отец здесь ни при чем. Только лучше бы ему никогда не заговаривать с ней о Карлосе.Чика еще всерьез не думала о мужчине, за которого она хотела выйти замуж, но о самом замужестве думала как о какой-то неизбежности. Так было до ее дня рождения. Или, скорее, до весны.Встречаясь с сыновьями соседей, танцуя с ними, обедая с отцом в их домах, она удивленно размышляла о том, что ни за кого из них не хочет идти замуж. Даже за гордого красавца Карлоса, усмехнулась она.После разговора с отцом она стала новыми глазами смотреть на знакомых мужчин, особенно на Карлоса, и хотя ей до сих пор было приятно танцевать с ним, совершать совместные прогулки верхом, она все больше убеждалась, что не желает выходить за него замуж… и за других тоже.Словно упрекая ее во лжи, перед ее глазами возникло смуглое лицо с жадеитовыми глазами, и Чика, вздрогнув, отбросила цветок клевера в сторону. Ну, уж только не Харуто Камиджо! И еще меньше Карлос, мрачно решила она.Рассердившись на себя, Чика легко вскочила на ноги и подхватила сомбреро. Подобрав растрепавшиеся волосы, она заколола их костяным гребнем, который всегда захватывала с собой, и, надев сомбреро, свистнула лошадке. Чика отлично обучила свою Сирокко, и та послушно подошла поближе. Чика улыбнулась, недовольства как не бывало, и она ласково потрепала ее по шее.—?Ну и глупая я. Сирокко. О чем только думаю в такое замечательное утро!Больше похожая на мальчишку, чем на девицу на выданье, Чика легко вскочила в отделанное серебром седло, подаренное ей ковбоями, взяла в руки уздечку и, наклонившись, шепнула Сирокко на ухо:—?Давай посмотрим, подходит ли тебе твое имя! Беги, как ветер.И едва заметно коснулась шпорами боков лошадки.Сирокко поднялась на задних ногах, а потом, оправдывая свое имя, помчалась словно ветер, по бескрайнему полю. И лошадь и Чика хорошо знали эти места, и Чика подбивала ее бежать быстрее и быстрее, сама вся отдаваясь бешеной скачке. Радостные огоньки зажглись у нее в глазах, на пухлых губах заиграла довольная улыбка, и, как дым, развеялись все мрачные мысли.Харуте же и Олли, выехавшими на поле чуть левее Сирокко, ситуация показалась более, чем опасной. Сначала они поняли, что они не одни на безлюдной пустоши, а потом, когда мимо них промчалась, как сумасшедшая, золотая кобыла с мальчишкой на спине, они решили, что лошадь неуправляема, и Харуто бросил поводья вьючной лошади Олли. Чертыхнувшись про себя, он вонзил шпоры в бока своего жеребца и поскакал следом за незадачливым наездником.У Сирокко был широкий и легкий шаг, и в свои четыре года она как раз входила в полную силу, однако Огненный Вихрь?— сын Огня?— тоже был не из слабеньких, так что расстояние между ними быстро сокращалось.Чика ничего не замечала, пока длинная светла кожая рука, тянувшаяся за уздечкой, не возникла у нее перед глазами. Бросив быстрый взгляд на заросшего мужчину в шляпе, она сама подхватила уздечку и хотела было повернуть лошадь, но услышала, как мужчина выругался, и, оглянувшись, увидела, что он тоже сменил направление и опять был рядом с ней.Сердце у нее готово было выпрыгнуть из груди, потому что она испугалась, что попала в руки к какому-нибудь злодею, промышлявшему в здешних местах. Чика сжала зубы и изо всех сил постаралась оторваться от незнакомого всадника. Напрасно. У разбойника был отличный конь, а в чистом поле никуда не спрячешься.Харуто никак не желал понимать, что мальчишка, которого он спасает, вовсе не жаждет спасения. Повороты кобылы он воспринимал как неумелые действия седока, и, когда он вновь оказался рядом с непослушной лошадью, обыкновенно не терявший головы Харуто был вне себя от ярости. На сей раз он не стал ловить уздечку, а вместо этого быстрым движением стянул Чику с седла. Гораздо сильнее, чем требовалось, он придавил ее к спине своего коня, уложив лицом вниз.Чика же вовсе не испытывала благодарных чувств за свое так называемое спасение. В ярости от того, что какой-то разбойник посмел напасть на дочь Алехандро дель Торреза на его собственной земле, она не стала ждать, пока конь замедлит бег.Кинжал, подаренный ей отцом, был у нее в сапоге, и ей надо было только дотянуться до него… Немножко придя в себя, она принялась крутиться и извиваться, безнадежно пытаясь вырваться из железной хватки разбойника. У нее и в мыслях не было хотя бы изобразить покорность. Она думала о том, что если ей не удастся воспользоваться кинжалом, то, может быть, удастся соскользнуть с коня и добежать до леса.Харуто не понимал, чего хочет спасенный им мальчишка, но, видя, как он изворачивался, испугался, как бы тот не свалился, поэтому прижал его посильнее да еще встряхнул, крикнув:—?Тихо, дурак, дай коню остановиться!Кровь бросилась Чике в голову и от его слов и от неудобного положения, в котором она находилась, и она принялась крутиться больше прежнего. Сомбреро не удержалось на ее голове, костяной гребень тоже, и волосы цвета ночи разлетелись во все стороны.Харуто, занятый конем, не заметил ни упавшего сомбреро, ни гребня. Не обращал он внимания и на свою пленницу, которая, едва конь остановился, приняла горизонтальное положение.Ее рука соскользнула за отворот сапога, пальцы обхватили рукоятку кинжала, и, прежде, чем Харуто сообразил, что ?мальчишка? вовсе не мальчишка, а взбешенная дикая кошка, кинжал описал дугу и глубоко вонзился в плечо.Не обращая внимания на боль, Харуто, не раздумывая, перехватил руку Чики и заломил ей за спину. Он онемел от изумления, глядя на гриву ночных волос и злое лицо всего в нескольких дюймах от его лица: на глаза в окружении пушистых ресниц, темные брови, тонкий носик, чуть вздернутый кверху, и губы, которые ни одного мужчину не смогли бы оставить равнодушным.Это были те самые волосы и те самые незабываемые глаза!..—?Чики?!Услыхав свое имя, Чика похолодела. Она подняла голову и, неожиданно забыв о грубом прикосновении чужой руки, заглянула в лицо ?спасителя?. Оно оказалось не таким уж страшным. Скорее наоборот. Густые брови нависали над глубоко посаженными голубыми глазами, опущенными длинными ресницами. Она замерла. Сделав над собой усилие, Чика отвела глаза. Борода скрывала пол-лица, но Чика узнала глаза, и сердце ее бешено застучало.—?Сеньор Харуто? —?прошептала она, не веря себе.Он усмехнулся, рука ослабила хватку.—?Да, увы, это я, дорогая,?— сухо проговорил он. Боль начала давать о себе знать, и он поморщился. —?Хотелось бы менее жаркой встречи, но, учитывая наше расставание, думаю, мне нечего удивляться даже кинжалу!Чика виновато взглянула на раненое плечо Харуто и вся сжалась, увидав кровь на рубашке.—?Я… Я… Я прошу… прощения,?— с трудом выдавила она из себя. —?Если бы я знала, что это вы! Я думала, вы?— разбойник.Он весело рассмеялся, не отводя взгляда от ее губ.—?Может быть, оно так и есть, злючка, может быть.Неожиданно сообразив, что сидит плотно прижавшись к его груди, Чика сделала попытку отстраниться.—?Во всяком случае, вы были очень на него похожи, когда набросились на меня.—?Набросился? —?возмутился Харуто. —?Я-то думал, что спасаю тебя.Чика даже рот открыла от удивления.—?Спасаете? От Сирокко? Так вот зачем вы хватались за уздечку?—?Конечно! —?Увидев, как она удивилась, он понял, что ошибся, и это вовсе не улучшило его настроения. Рука болела все сильнее, к тому же, он ощущал волнение от близости ее стройного тела. —?Прошу прощения, если ошибся. Однако,?— продолжал он не очень вежливо,?— если то, что я видел, ваше обычное времяпрепровождение, то не удивлюсь, если мне скоро сообщат о том, что вы сломали себе шею.Вполне естественно, Чика вспыхнула в ответ, однако она не успела достойно ему ответить.—?Кстати,?— саркастически заметил он,?— если это, к тому же, то гостеприимство, о котором мне писал ваш отец, то лучше мне не искушать судьбу, как вы думаете?—?Мой отец,?— ничего не понимая, переспросила Чика. —?Мой отец вам писал?Харуто жестко усмехнулся, словно ему пришлось объясняться со слабоумной.—?А почему, как вы думаете, я оказался здесь? Надеюсь, вы не подумали, что я тут мимоходом? А?Девушка неприязненно взглянула на него.— Еще у меня не было времени что-либо подумать!Харуто дал волю своей ярости.— За долгие годы я понял, что женщины думают не очень часто…Сгорая от желания закрыть ему дерзкий рот, Чика постаралась ответить как можно ласковее:— Возможно, вы правы, но женщины не щеголяют ненужной храбростью, как некоторые! Неожиданно Харуто довольно улыбнулся.— Хорошо, малышка, очень хорошо!— Я не малышка! — прошипела "малышка". Одна бровь поползла у него вверх, и он самым внимательным образом обследовал небесными глазами ее фигуру.— Должен согласиться, милая кузина, вы уже в самом деле не ребенок.Его слова, однако, не обрадовали Чику, наоборот, у нее пересохло во рту и стало трудно дышать. Судорожно сглотнув слюну, а Чика была не из слабонервных, она прошептала:— И не кузина.— Могли бы добавить, что в придачу я еще и не очень желанный гость, — сверкнул глазами Харуто, — но хотя обычно я не напоминаю хозяевам об их обязанностях, на сей раз вынужден сделать исключение. Или я истеку кровью, или вы ведите меня в дом!Чика покраснела и, взглянув еще раз на раненую руку, прошептала:— Простите меня, сеньор Харуто. Я… я… я не хотела быть негостеприимной. Поедемте, я покажу вам дорогу. Это совсем недалеко, и Бонита посмотрит вашу руку.Чика хотела было соскочить с коня, но Харуто, несмотря на боль в руке, удержал ее, а когда она вопросительно посмотрела на него и слабо улыбнулась, он довольно нагло спросил:— А вы не могли бы подтвердить свое гостеприимство? Разве кузены, встречающиеся в первый раз за десять лет, не могут поцеловаться?Сердце едва не выпрыгивало у нее из груди, язык словно прирос к небу, и Чика могла только смотреть на него. Харуто подождал пару мгновений, потом наклонился и прижался к ее губам.Не считая отеческих поцелуев, Чика еще не знала подобных прикосновений мужчины, и совсем не была готова к тому пожару, который мгновенно вспыхнул у нее в крови. От его тела шло такое тепло, что она, неожиданно для себя сама прильнула к нему, стоило ей только почувствовать его прикосновение.Они обменялись до неприличия целомудренным поцелуем, и все же Чика впервые ощутила то, что не ощущала никогда раньше — приятный зуд внизу живота, странно затвердевшие соски и сумасшедшее желание прижаться к нему самым бесстыдным образом. Все это было ново для нее, и она растерялась, а потом отшатнулась от Харуто, безотчетно почувствовав опасность. Эта опасность манила ее, ибо была мучительным обещанием, наслаждения.Что касается Харуто, то ее близость, ее невинный поцелуй подействовали на него куда сильнее. В то самое мгновение, когда его губы коснулись ее губ, он испытал настоящий взрыв страсти, от которого его кинуло в дрожь. Он не был неопытным юнцом, но никогда с ним не случалось ничего подобного, никогда он так безумно не желал отдать всего себя женщине, разделить блаженство и обладать, обладать ею полностью, чтобы она на всю жизнь запомнила и несла на себе печать его обладания. Он чуть было не потерял голову, но недовольный голос Олли вернул его к действительности.— Вот так сражение из сражений! Сначала эта стерва протыкает вас кинжалом, а потом вы ее целуете!Вздохнув, Харуто оторвался от Чики и, совсем уже придя в себя, с усмешкой проговорил:— Милая кузина, думаю, я могу со всем основанием признать, что вы должным образом приветствовали мой приезд.Чика была как в тумане и долго смотрела на Харуто, ничего не понимая, пока не увидела подскакавшего к ним Олли, который вел на поводу двух тяжело груженных лошадей.— Кто это?— Олли Фрэм, мой… э… слуга. А это моя кузина Чика дель Торрез( фамилию её не помню так что от дури написал эту ). Мы будем жить в доме ее отца.Олли и Чика обменялись взглядами. Для Олли существовали только два типа женщин — хорошие женщины и плохие женщины, и Чика показалась ему плохой. То, что она ранила его хозяина, тоже не могло расположить его к ней. Что касается Чики, то почти детская внешность Олли, заляпанная грязью одежда и редкая бороденка показались ей не вполне подходящими для слуги благовоспитанного и богатого молодого джентльмена, каким был Харуто Камиджо . Однако, переведя взгляд на бороду Харуто я его одежду, она подумала, что они оба стоят друг друга. Она приветствовала Олли еле заметным кивком, а Олли в ответ просто-напросто фыркнул.Взбудораженная всем происшедшим, Чика, спрыгнув с коня, была вовсе не такой собранной и спокойной, как ей бы этого хотелось.— Езжайте за мной.Тихонько свистнув, она подозвала Сирокко, и через несколько минут все трое были уже на пыльной красной дороге, что вела к дому Чики. Лес обступал ее почти непроницаемой стеной, и это была даже не дорога, а тропинка в окружении сосен, ив, перемешанных с дикими азалиями и корицей.Харутепонравился дом, когда они выехали из леса и он встал прямо перед ним. Некрашеное дерево, потемневшее со временем, и окна в мавританском стиле напомнили ХарутеИспанию.Основное здание было одноэтажное, длинное и приземистое, а справа под прямым углом к нему было пристроено крыло в два этажа с узким балконом, огражденным ажурной железной решеткой. Вокруг дома раскинулся сад, а аллея среди деревьев вела к широкой двери, которая неожиданно отворилась, и из нее, улыбаясь, вышел Алехандро.— Как я рад, что ты наконец приехал! Я уже несколько недель жду и уже было потерял надежду. — Улыбка исчезла с его лица, когда он заметил кровь на рубашке Харутыи растерянное выражение на лице Чики. — Что случилось? Разбойники?Харуто на секунду запнулся.— Нет. Скажем так, у нас с Чикой произошло… взаимонепонимание.Прекрасно зная характер Сабрины, Алехандро помрачнел и недовольно посмотрел на дочь.— Что ты натворила на сей раз, чика? девушкаподжала губы, огорчившись, что придется отчитываться перед отцом, но прежде, чем она придумала ответ, вмешался Харуто.— Это не ее вина. Она приняла меня за разбойника, который хочет ее… э… утащить, а я подумал, что она мальчишка, потерявший управление лошадью. Так что я, наверно, вел себя не самым вежливым образом. Прежде, чем мы оба поняли свою ошибку, она довольно плодотворно защищала свою честь. — Усмехнувшись, он пренебрежительно кивнул на рану. — Не беспокойтесь, чепуха. Уверяю вас, я попадал в передряги и похуже.— Понятно, — проговорил Алехандро, понимая, что Харуто не все ему сказал, но если у обоих нет охоты откровенничать, то и не надо. Он хлопнул в ладоши. — Эй! Бонита! Жозефа! Клемент! Илия! Быстрее! У нас гости!В следующее мгновение двор наполнился слугами, которые принялись охать и ахать вокруг Харуто. Бонита и Жозефа увели его с собой, а за ними неохотно поплелся сгоравший от ревности Олли. Клемент и Илия приглядели за тем, чтобы быстро разгрузили лошадей и отнесли в комнаты, приготовленные для сеньора Камиджо, багаж.