Счастье есть. Его не может не быть. (2/2)

- Поехали со мной! – Жаркий шепот шекочет ухо. Перед глазами все плывет и кружится.

Ты меня бросил.

Трогательно обрабатывал ссадины, оставленные твоими шлепками, раствором перекиси водорода. Перецеловывал каждый сантиметр кожи в синяках. Баюкал на коленях, когда я из принципа вредничал и ?выпрашивал? больше положенного. Я привык просыпаться и видеть взгляд твоих серьезных серых глаз.

Боль от твоих шлепков – ничто в сравнении с болью от того, что ты бросил мне деньги и отбыл покорять этого своего… Кёске. - Поехали!

- Я покажу тебе вход в царство мертвых… Происходящее показалось мне до того веселым и интересным приключением, что я согласился заехать в супермаркет за текилой и лимонами. Согласился сбежать через черный ход мотеля на Оушен-парк, зная, что по пятам за мной с самого выхода из клуба следуют овчарки Мика. Согласился пересесть в пыльный ?корвет? серого цвета, на пассажирской двери которого отсутствовала ручка.

И лишь тогда, когда грубые руки коснулись моих ягодиц, я очнулся.

*** - Он садист, однозначно. Бил до кровоподтеков, но так, чтобы пацан не окочурился раньше времени. Сломаные ребра – это мелочи… Он об него сигареты тушил… Генри все бормочет про Эвридику какую-то… И про то, что нельзя оборачиваться… В общем, сейчас у него на животе вертикальная полоса ожогов. Хрен его знает, что этот козел пытался выжечь на теле, но боль, должно быть, адская.Плюс сотрясение мозга, вывих лодыжки – похоже, парня за ногу дернули резко, когда он уползти пытался… - Хватит!!!!

Крик Кикучи был слышен далеко за пределами гостиничного номера.

Швырнув, не глядя, таксисту деньги, Иваки выскочил из машины и помчался к своему дому. Нажал на кнопку лифта, не обращая внимания на привставшего в удивлении консьержа.

Бросился к лестнице черного хода, и, перескакивая через три ступеньки, понесся вверх так, будто от этого зависела его жизнь. Дрожащими руками вставил ключ в замочную скважину, повернул, надавил и ввалился в прихожую, тяжело дыша. Вот он. Сидит на диване в гостиной. Облегчение навалилось так резко, что Иваки опустился на пол у входной двери. Като повернул голову на раздавшийся шум.- Рано ты сегодня… - Безразлично. И насмешливо.- Вчера гораздо позже пришел. Как он поднялся с пола и подлетел к дивану, Иваки помнил плохо. Зато хорошо ощутил, как его ладонь с размаха впечатывается в щеку все еще сидящего Като. Звук пощечины был громким.

Голова Като безвольно мотнулась в сторону. - Быстро же ты узнал! – Все та же насмешка, все тот же отстраненный взгляд. - Ты что творишь?! – Иваки сгреб любовника за ворот футболки, вытряхивая из мягких диванных подушек и вжимая в стену. – Я тебя спрашиваю – ЧТО. ТЫ. ТВОРИШЬ? - Ничего особенного. Я отказываюсь работать с Кикучи Кацуей – вот и все. - Работать отказываешься??? Иваки отпустил Като и устало сел на пол у его ног. - Ты… Ты!!!! Ты помнишь, с чего мы начинали? Забыл? А я – нет. Кто дал тебе право быть настолько неблагодарным по отношению ко всем тем, кто разглядел в тебе актера, а не просто кусок мяса, способный долго и качественно заниматься сексом на камеру?! Ты не имеешь права! - Я не понял, а ты-то с чего бесишься? – В голосе Като по-прежнему сквозил холод. - Да с того, что не могу понять – зачем ты все это делаешь? Ты что, идиот? Ты вообще хоть немного понимаешь, что отказываясь сейчас от съемок, ты ставишь крест на своей будущей карьере? Никто!!! Никто больше не даст ни единого шанса актеру, разбрасывающемуся ролями! Ради чего мы с тобой выбирались из этого болота? Чтобы ты одним махом перечеркнул все, к чему мы стремились? Ответь мне – ради чего?! - А если не ради чего, а ради кого? – Като опустился рядом.

- Ради меня? – Иваки горько улыбнулся. – Я этого не стою, поверь.От меня одни проблемы. Я больше не хочу причинять тебе боль. - Боль? Да что ты знаешь о боли?!!! – Голос Като был тихим и полным гнева. – Я лучше пойду обратно сниматься в порно, туда, где на теле не остается ни одного места, не показанного камерой, чем еще раз испытаю боль при виде тебя с другим мужчиной! Так что, дорогой мой, плевал я на карьеру. Думаю, у меня и дворником неплохо получится. От бессилия у Иваки закружилась голова. - Все бесполезно, да?Что бы я ни сказал тебе сейчас – о том, что я глупец, о своих чувствах, о том, что ты не должен совершать эту ошибку – все бесполезно? Като протянул руку и взял Иваки за подбородок.

- Посмотри на меня.

Черные глаза встретились с карими. - Иваки… - Голос Като был серьезным и слегка дрожащим. – Так что ты сейчас хотел сказать? - О том, что ты совершаешь ошибку! - Нет. До этого. - О том, что я глупец… - Кёске! – Като встал перед Иваки на колени. – Ответь мне. Только честно. Что ты хотел мне сказать? - Я люблю тебя. - Еще. - Я люблю тебя… - Пожалуйста… Скажи это еще раз! - Я люблю тебя!!! Теплые пальцы коснулись губ Иваки. - Тшш.. Больше ничего не говори. Мне кажется, я сейчас умру от счастья… Иваки замер, чувствуя, как пальцы скользнули ниже, в ворот рубашки, расстегивая пуговицы. Внезапно возникло ощущение свободы. Больше нечего бояться. Я люблю Като. И если завтра весь мир ополчится против нашей любви так, как ополчился против Кикучи и Тэтсу, я не сдамся. Я буду бороться за него, потому что он – мое счастье, мое сердцебиение, мой кислород, жизнь, текущая по моим венам. Я никому его не отдам. Он мой. Внезапно с души Като свалился тяжелый камень, и все стало на свои места.

Больше нечего бояться. Мальчик с печальными глазами и заледеневшим сердцем сдался и полюбил своего Като, позволил себе жить и чувствовать… Я никому его не отдам. Он мой. - Я люблю тебя… Шорох скользящей вниз ткани. - Люблю тебя… Нежный поцелуй перерос в требовательный, затягивая в водоворот безумия. Казалось бы – это уже было. Те же самые губы, те же самые пальцы, тот же привкус меди во рту. Иваки притянул к себе золотистый затылок, вдавливаясь в губы Като сильнее, жестче, целуя его до нехватки воздуха в легких. - Като… Я хочу тебя… - Стон, вырвавшийся на полу-вздохе. Подхватив на руки ослабшее от нервного напряжения тело, Като поднялся и направился в свою комнату. - Обещаю… – Бережно опустил на кровать. – Ты не уснешь сегодня, сладкий… Звяканье пряжки ремня на чьих-то джинсах. В переплетении чувств, звуков, тел, сложно разобрать – на чьих именно. Проскальзывая языком в горячий рот Иваки, Като ощутил, как подаются навстречу его бедра. - Я хочу тебя!!! - Тише… Тшш…

- Я не хочу тише… Возьми меня!!!! Ощутимо прикусил язык, показывая серьезность своих намерений. Вырвавшись из сладкого плена губ, Като почувствовал, как истекает смазкой. Член подергивался, давая понять, что не выдержит долгого марафона – слишком велико было желание. Прохладные пальцы обхватили его за основание и нежным движением вверх-вниз подвели к точке, за которой оставалось только одно. Гибкое тело скользнуло вниз, по простыне, опускаясь между ног, набухшей головки коснулись губы, приоткрылись, вобрали в себя, Като издал хриплый крик. Двинулся бедрами вперед – раз, другой, третий, и излился прямо в эту горячую влажность, ощущая, как охватывает член жаркий, будто бархатный, рот, Втягивающий, всасывающий, глотающий…

Дернулся назад. Взглянул в темные глаза, полыхающие желанием… - Хочешь? - Хочу. - Кёске, ты сводишь меня с ума. Член, только что выплеснувший первую порцию спермы, стоял, даже не думая опадать, покачиваясь, налитый кровью и увитый вздувшимися венами. Встав на четвереньки, широко разведя ноги и выгнув спину, Иваки притянул Като к себе, ощущая, как с головой накрывает приблизившийся вплотную шторм.

Опустил руку, нащупал горячее, набухшее, подтекающее, изогнулся, подтягиваясь ближе, смазал нежное отверстие полураскрытых мышц зачерпнутой в горсть смазкой,буквально стекающей по своему собственному стволу, резко подался бедрами назад, насаживаясь сразу до самого основания. - Ооох… - Больно? – Като замер, притянув к себе упругие ягодицы. Вместо ответа Иваки взял его за руку, положил на свой член. - Разве это похоже на то, что мне больно? Невозможно было сдержаться. Невозможно было оставаться нежным.

Като ворвался в тугую сердцевину, чувствуя, как раздвигает головкой тоненькие стенки. Ммм…

Еще. Еще! Еще!!! Да, вот так. Двигайся, сладкий! Стони, комкай простыню, выкрикивай мое имя, не сдерживаясь, не останавливаясь, требуя глубже и глубже! Твои мышцы сжимают меня, и ячувствую, что ты вот-вот кончишь.

Не выдержав напряжения, ноги подломились в коленях, Иваки прогнулся еще сильнее. Не прекращая мощных толчков, Като скользнул рукой вниз, под живот, обхватил подрагивающий член, ласкающим движением провел по головке, пощекотал уздечку, испытал очередной прилив животного желания, почувствовав, как новая порция смазки выплескивается наружу. Вошел так глубоко, как только было можно, шлепнув бархатистой кожей яичек по промежности, надавив на чувствительную точку внутри, ощущая, как содрогнулось от удовольствия тело под ним. - Еще!

- Да, сладкий. Попроси меня… - Пожалуйста, еще!!! Оргазм накрыл одновременно.

Не выходя из восхитительно-упругой попки, Като притянул к себе Иваки и лег на спину, укладывая тяжело дышащее и такое желанное тело на себя. Мазнул сложенными лодочкой пальцами по впалому животу, собрал остатки теплого семени, облизал. - Какой ты вкусный, любимый мой…Продолжим?

Спустя несколько часов, усталый, но счастливый Като, опершись на локоть, разглядывал засыпающего у него под боком Иваки. - Сладкий... - Ммм? - Насчет вчерашнего... - Расслабься. Ничего не было. Он не тронул меня. Хотел, но... В его жизни был очень тяжелый период, когда его собственную любовь к мужчине уничтожили сплетни и общественные предрассудки. Он всего лишь ненавидит нас за то, что нам все досталось на блюдечке. - Ха! На блюдечке... Знал бы он... - Думаю, он уже это понял. Может, он и мерзавец, но что-то человеческое в нем осталось. - Иваки!!! Может, хватит уже говорить о нем?! - Вообще-то ты первый начал. - Иваки улыбнулся, обнял насупленного Като, притянул к себе, устроился поудобнее на загорелом плече и уснул. Телефонный звонок раздался глубокой ночью, когда Кикучи спал, свернувшись клубком посреди огромной кровати. - Я звоню, чтобы сказать тебе спасибо! - И тебе доброго вечера, Генри. – Мягко ответил Кикучи, кутаясь в одеяло. - Извини за кучу проблем, которые я тут успел тебе создать. - Тогда ты не по адресу, это Мика нужно благодарить. - Да? – Казалось, Генри растерялся. – Ну, тогда… Извини, что разбудил. - Генри… - Что? - Ты больше ничего не хочешь мне сказать? - Я?... Мммм… Нет. - Тогда спокойной ночи. Поправляйся там. Ну, и будь в клубах аккуратнее. Кикучи положил трубку с чувством спокойствия. Все справедливо. Я вернул то, что забрал. Генри – не моя собственность. Он должен сам решить. Когда через пять минут телефон зазвонил вновь, Кикучи не сдержал вздох облегчения. - Кацуя, ты редкостная дрянь! - Нууу… Надо бы узнать у Мика, что там за озверин тебе вкололи. - Хватит тут на него стрелки переводить ! Это ты меня спас! - И поэтому я – дрянь? – В голосе Кикучи раздались так знакомые Генри ленивые интонации. - Именно! Когда ты приедешь – я надеру тебе задницу! - Точно, озверин. В больших дозах. - Ты ничего не хочешь мне сказать?! - Я?... Ммм… Нет. - Кацуя! - Генри, спал бы ты… Тебе сейчас как раз нужен сон оздоровительный. - Ну, пожалуйста… Интонации в голосе Генри заставили сердце Кикучи биться быстрее. - Что – пожалуйста? – Не стоит расслабляться, это может быть… - Хорошо. Я первый. Кацуя, я… люблю тебя. Ты мне нужен. Ты ведь вернешься ко мне? - С учетом того, что ты сейчас будешь проходить курс реабилитации на моей вилле, я просто вынужден буду вернуться к тебе. - Ты действительно редкостная дрянь, Кацуя. Но, знаешь… Я научился с тобой бороться. Если ты сейчас не скажешь мне, что ты думаешь по поводу нас с тобой, я соберу свои бинты и капельницы и уйду отсюда! - Не получится! – Кикучи злорадно ухмыльнулся. – Помимо молодчиков Мика, виллу охраняет Мануэла. И без моего согласия ты вряд ли сможешь пройти через полтора центнера живого веса со сковородкой в руках. - Узурпатор. – Буркнул Генри, вспомнив габариты Мануэлы. - Я тебя тоже люблю. – Кикучи задумчиво почесал трехдневную щетину на лице. – И не спрашивай, почему. Может, потому что ты – болван? - А может, потому что болван – ты? - Может, и так. Обещай, что дождешься моего возвращения.

- Ну, если ты пообещаешь не жениться на этой кукле Кёске! - Генри… Мне нужен ты. Хватит кукол. Марш в постель.

- Я могу… позвонить тебе завтра? - Ты можешь позвонить мне даже через пять секунд после того, как положишь трубку… Но помни о том, что я вернусь, ты поправишься… А порку еще никто не отменял! - Да… Мой господин! - Немедленно спать, несносный мальчишка! В трубке раздался легкий звук воздушного поцелуя, затем раздались короткие гудки. Если бы кто-нибудь, спустя пять минут, заглянул в номер знаменитого Кикучи Кацуя, то изрядно удивился бы, застав его сидящим на кровати и завернувшимся в одеяло со счастливой улыбкой на лице.

- Като-сан, я пригласил Вас сюда для того,чтобы поговорить о сложившейся ситуации со съемками. - Хм. Я слушаю. - Мне очень жаль… У Вас действительно есть основания для отказа сниматься с Кикучи-сан. Но… - Главный режиссер смущенно отвел в сторону взгляд. – Прошу, выслушайте меня!

- Мы именно для этого здесь и присутствуем. – Като, сидящий на диване, сжал руку напрягшегося Иваки.

- Я… Некоторым образом осведомлен о происшедшем. Накануне какой-то парень подбросил под дверь пакет с фотографиями. Кикучи- сан подтвердил правдивость снимков. Я прошу Вас… Нет, умоляю – подумайте как следует! У Вас впереди – успешная карьера, Кикучи-сан раскаивается и готов принести Вам и Иваки-сан свои извинения… Пожалуйста, продолжите съемку в фильме! - Раскаивается, говорите? – Лицо Като побледнело от злости. - Да.Бесшумно вошедший в кабинет,Кикучи приблизился к дивану, на котором сидели актеры.

Склонился перед Иваки, пристально глядя ему в глаза. - Я прошу прощения у Вас . Мне очень жаль, что моя собственная глупость привела к таким печальным последствиям. Иваки-сан, понимаю, что прошу невозможного… Но не держите на меня зла. Вы открыли мне глаза на то, что я должен был сам понять и осознать. Я готов к Вашему презрению, но дайте мне хоть немного оправдаться в Ваших глазах. - В его глазах?! А в моих?!!! – Не сдерживая себя, Като рванулся с дивана, схватил склонившегося Кикучи за грудки и буквально впечатал его в стену.

- Като-сан… Я виноват и перед Вами. Но в меньшей степени, чем перед Вашим партнером. Никогда – слышите - никогда не расставайтесь с любимым. Будьте рядом с ним, когда ему грустно, улыбайтесь, видя свет любви в его глазах, держите за руку так же, как несколько минут назад – и тогда ни один негодяй, вроде меня, не сможет причинить боль ни ему, ни Вам. Вчера я чуть было не потерял человека, который мне дорог. Мне казалось, что я обречен блуждать в темноте многие годы, но он показал мне, что даже такой, как я, имеет право на любовь. Поэтому у Вас я тоже прошу прощения.

Тяжело дыша, Като отпустил актера и отошел в сторону. - Не будем и дальше затягивать эту процедуру. Я продолжу съемки – ради Иваки. Но простить Вас… Ни за что. Не поворачивайтесь ко мне спиной…мистер Кикучи! Надеюсь, этим фильмом Вы завершите свою карьеру в Японии.

- Вы правы. Мне совершенно нечего здесь делать. Давайте сыграем, как два профессионала,и обещаю - наши пути никогда больше не пересекутся.

Кикучи вежливо кивнул обомлевшему от происходящего режиссеру, направился к выходу, обернулся в дверях: - Не забудьте поблагодарить этого вашего… репортера. Честно сказать, я до сих пор в легком шоке – где это видано, чтобы папарацци, самые заклятые враги актеров, проявляли такое благородство? Он мог бы заработать кучу денег на публикации снимков, но почему-то не сделал этого… Может, парень попросту влюблен в Вас, а, Като-сан? - Кикучи, хватит намеков! Вы уже и так достаточно наговорили и натворили! К Вашему сведению, меня совершенно не интересуют причины, по которым этот парень решил сдать Вас! Я люблю Иваки, а он – меня, никому и никогда не удастся вбить клин между нами, зарубите себе на носу! - Мальчишка. – Кикучи улыбнулся широко и искренне, развернулся и вышел из кабинета. Урушизаки сидел за барной стойкой в Womb, потягивая мелкими глотками виски.

Ну, вот и все. Карьера Като спасена, его отношения с Иваки налажены и, кажется, стали прочнее, чем раньше. Во всяком случае, теперь они оба светятся счастьем, выходя по утрам из дома. Интересно, куда делось привычное чувство раздражения при мысли о том, что сердце Като принадлежит другому мужчине?Э то так странно… Не испытывать ничего, кроме удовлетворения.

Эй, Урушизаки! Оказывается, творить добро гораздо приятнее и интереснее, чем строить планы разрушения и возмездия. Сидишь, пьешь свой виски и радуешься тому, что не такая уж ты и скотина, какой казался себе в последнее время. Как будто зашел в прачечную для человеческих душ, вытряхнул свою, черную от налипшей за долгое время грязи, выстирал и высушил ее, заново надел – и сейчас тебе хорошо и комфортно с ней, чистой, пахнущей стиральным порошком и кондиционером с ароматом весны. - Вы не возражаете? Кто-то опустился на хокер рядом, задев бедром витающего в облаках Урушизаки. - Эээ… Нет, Вы мне не мешаете. - Я впервые в этом клубе, не могли бы Вы посоветовать мне, что можно заказать из выпивки, без риска быть отравленным? Урушизаки взглянул на сидящего в пол-оборота к нему мужчину. Коротко стриженный ежик медно-рыжих волос, светлые брови, белесые ресницы, большие голубые глаза, крупное тело с выступающими из-под обычной футболки мышцами. - Вы из Европы? - Из Германии.

- Тогда советую попробовать знаменитые японские сорта пива – Вам, как гостю из страны, считающейся родиной этого напитка, должно понравиться. - Благодарю!

Незнакомцу явно не сиделось на месте – Урушизаки спиной ощущал его любопытство.

Нужно быть вежливым с иностранцами… Поговори с ним. В конце концов, он должен увезти с собой только хорошие впечатления о твоей стране. Вздохнув, Урушизаки повернулся, оценил стоящий перед немцем ряд пивных бокалов на стойке, улыбнулся – ну что с него взять? Радуется, как ребенок, осушая один бокал за другим. - Как Вас зовут, мой прекрасный советчик? - Урушизаки. А Вас? - Дирк.

- Вы очень хорошо разговариваете по-японски, Дирк! - Мой нянька был родом отсюда. Мне кажется, на вашем языке я стал разговаривать раньше, чем на родном. Прошло много лет с момента, как я достиг совершеннолетия и мы расстались с мистером Кента, но я до сих пор с теплотой вспоминаю напевность его фраз.Может, именно поэтому я обзавелся деловыми партнерами в вашей стране. - Должно быть, у Вас было очень интересное детство! – Теперь уже Урушизаки сгорал от любопытства. - Нууу… Вы даже представить себе не можете, насколько. Позвольте задать Вам вопрос? Вечер субботы, один из самых популярных клубов в Токио, а Вы сидите в гордом одиночестве и пьете… Что Вы там пьете? – Дирк бесцеремонно ухватил руку Урушизаки, держащую стакан, притянул к себе, понюхал напиток. – Виски. Односолодовый. Выдержка не менее 17 лет, Пахнет дубовой корой и зелеными яблоками. Гленгойн, так? - Так. – Урушизаки заворожено смотрел в веснушчатое лицо. - Ну, так почему ты пьешь прекрасный виски в субботний вечер один-одинешенек? -Дирк так и не отпустил руку, перейдя на ?ты? и пристально глядя на смутившегося парня. - Ну… Наверное, потому, что я вообще всегда один. – Внезапно в голове Урушизаки появилась глупая мысль – взять и рассказать о себе все этому странному мужчине, разбирающемуся в виски по запаху и имевшему няньку-японца. – У меня сейчас не самый легкий период жизни. Мне недавно исполнилось двадцать пять, и я понял, что все еще ничего из себя не представляю. - Какие глупости! – Рассмеялся немец, разжал пальцы, залпом выпил очередной бокал с пивом. – Ты – мой главный советчик по напиткам в этом клубе на сегодняшний вечер, а это уже многого стоит!

Рука, покрытая веснушками так же, как и лицо, потянулась и погладила растрепанные черные волосы. От этой дружеской ласки в носу у Урушизаки что-то защипало, а в горле появился ком. Что-что, а сочувствие он переносил с трудом, точнее сказать – терпеть не мог. - Дирк, я прошу прощения, но вынужден оставить Вас на какого-нибудь другого советчика. Мне уже пора. – Положив на стойку несколько купюр, парень встал с хокера, вежливо кивнул и сделал несколько шагов вперед. - Я провожу тебя. Ни удивления в голосе, ни намека на то, что он собирался спрашивать разрешения Урушизаки. Простая констатация факта. От стены у входа отделились две тени и пристроились у Дирка за спиной на расстоянии нескольких метров. - Не обращай внимания. Телохранители. Урушизаки в ужасе распахнул глаза. Кто этот немец вообще? Угораздило же его именно сегодня прийти в клуб!!! Одна из теней что-то едва слышно прошептала в телефонную трубку. Вторая открыла входную дверь, заслонив собой Дирка и заняв угол обзора, позволяющий видеть все, что происходило на парковке.

- Дирк… Я пойду, наверное? Вам не обязательно провожать меня до самой стоянки такси. - Урушизаки… - Мечтательный голос, взгляд устремлен в черное небо, покрытое россыпью звезд. – Такая чудесная ночь! Неужели ты не хочешь прогуляться пешком хотя бы пару кварталов?

- Я не уверен, удобно ли.. - Мне? Конечно же, удобно!

До первого перекрестка шли молча. О чем думал Дирк, было неизвестно, а Урушизаки нервно размышлял, что понадобилось от него эксцентричному немцу. Параллельно тротуару медленно двигался спортивный автомобиль с обтекающими формами. - Ваш? – Нарушил молчание Урушизаки, кивнув в сторону авто. - Что? А, это.. Мой.

- Красивая машина. - Бугатти Вейрон. Любишь скорость? - Дирк.– Урушизаки остановился посреди улицы. – Прежде, чем мы с Вами пойдем…гулять дальше, я хочу, чтобы Вы кое-что узнали. Во-первых, мне нравятся мужчины. - Аналогично. Не веря своим ушам, Урушизаки взглянул в невозмутимое лицо. Черт! Так вот почему…

- Во-вторых, Вы не в моем вкусе! - Поправимо. - В-третьих, Вы улетите через пару дней в эту свою Германию! Зачем Вам я? Мальчики на одну ночь остались в клубе! Я больше никому не позволю влезть в мое сердце! - Так я и думал. – Дирк обнял возмущенно трепыхнувшегося парня, провел кончиками пальцев по скуле. – Одинокий рейнджер, воюющий с целым миром.– Все-таки неспроста ты пил Гленгойн – напиток, залечивающий раны в сердце. Я улечу через неделю. И ты - со мной. - Господин незнакомец, Вы в своем уме?! Мало ли, чего Вы там себе придумали - я никуда не полечу! – Голос Урушизаки задрожал от гнева. - Успокойся… Ты сам этого захочешь. Разбитое сердце быстрее всего заживает в новых местах, а старая любовь уходит, если заменить ее новыми чувствами. Ты понравился мне с самой первой минуты. Клянусь - в твоих глазах больше никогда не появится печаль, я сделаю тебя счастливым. Ну, что ты стоишь, как вкопанный? Пошли!Обещаю – ты тоже полюбишь меня.

Взяв за руку опешившего парня, Дирк мягко коснулся губами его щеки. В груди разлилось абсолютно неизвестное раньше тепло. Хватит. Ты был сильным. Самостоятельным. Ничейным псом. Позволь себе впервые в жизни быть ведомым и ни о чем не думать.

Немного помявшись, Урушизаки доверчиво сжал сильную руку, покрытую рыжими волосками, и сделал первый шаг навстречу новой жизни.

Говорят, что в Токио вчера была непогода,

Дождь с утра. Врут ведь все. Солнце светило – знаю.От заката – в одной постели с тобой – и до восхода. Может, дело в том, что у нас жизнь – другая?Может, дождь – в их сердце, на самом деле?Не умеют за краем туч рассматривать звезды.А, ну их всех, Иваки. Глупые. Надоели.Если хочется солнца, то и ночь – не поздно.Я не знаю, как там у них – а у нас все просто.Чай горячий. И ты горячий. Жарче, чем пламя.

Догорает к утру на тебе поцелуев россыпь.А, ну их всех. Вон… К Гудвину. За мозгами.Говорят, что в Токио населению слишком душно.

-Разберись, поди, с этими горожанами.То одеяло им жаркое, то подушка.

То без пижам спать отказываются, то с пижамами.Я вот сплю, укрываясь твоею кожей.

Тела бархатом, касанием нежных пальцев…Като, ну их всех! Поверь – невозможно

Под общественность подстраиваясь, распластаться.Ты – мой свет по утрам. Дождь метеоров – ночью.

Горечь кофе дневного. Сладость ночного чая.У синоптиков – дождь сегодня. Но, если хочешь,Будет радуга тебе круглосуточно.Просто так.

Обещаю.