Обнаженная правда. (2/2)
- Измена? А с чего Вы взяли, что она будет?
Кикучи ухмыльнулся. Мальчишка. Глупый. Не понимает еще… - А с чего ты решил, что нет? - Знаете, Кикучи-сан… - Иваки решительно встал из-за стола. - Я разочарован. Столько времени являться Вашим поклонником. Искренне считать, что по отношению к Вам поступили крайне несправедливо. Верить в то, что Вы – именно такой, каким кажетесь на экране – порядочный, мужественный, открытый. А в итоге? Вы оказались мелочным и злобным человеком, живущим давними обидами и не умеющим оставить прошлое там, где ему самое место. Кикучи побледнел, но сумел взять себя в руки. Какая знакомая фраза… Два праведника на мою голову, черт возьми!
- Брось, Иваки. Ну, разочаровался ты во мне – и что дальше? Жаль, конечно, терять последнего поклонника из Японии, но я думаю, что как-нибудь это переживу.
- Кикучи… Като не тот человек, который расстанется со мной всего лишь из-за одного фото в газете! – Вырвалось у Иваки. - Конечно же, нет! – Кикучи развеселился, словно услышал что-то очень смешное. – Это только ты можешь изображать оскорбленное достоинство, даже не потрудившись разобраться, где истина, а где – ложь. Поэтому мы добавим правдоподобности в общую картину! Одним броском преодолев расстояние, отделяющее его от Иваки, он схватил его за руки и опрокинул на толстую циновку. Ну, что, Генри? Оставим прошлое там, где ему самое место? Клянусь, я отомщу – и успокоюсь.
Ммм… Как он извивается подо мной… Мое тело изнывает в сладком предчувствии… Ооо, малыш умеет драться? Не болезненно, но ощутимо. Ну, хватит этих игр. Пора заняться тобой вплотную, пока ты не оставил на мне отметин, совершенно не нужных при съемках.
Тяжелое дыхание. Руки рвут пуговицы рубашки, губы всасываются в кожу груди, оставляя багровые точки – так, чтобы не оставалось возможности хоть как-то оправдаться в глазах Като.
Сопротивляешься? Отлично, продолжай, мне нравится это. Давай снимем с тебя лишнее, красавчик? Тихо, тихо... Не нужно так замахиваться - я могу сломать тебе руку. Чувствуешь? Вижу- понял. Вот так... Не шевелись - иначе будет еще больнее. - Отлично! Хороший мальчик! – Жаркий шепот, жадные руки шарят по обнаженному телу, касаясь, щипая, поглаживая, захватывая каждый сантиметр кожи. – Расслабься. Не могу обещать, что тебе понравится, но, если будешь вести себя хорошо… - Кикучи… - Иваки выдохнул, понимая, что это его последний шанс. – Могу я задать тебе один вопрос? - Да вы оба сговорились, что ли?!!!
- Неужели… За все эти десять лет… Не нашелся ни один человек, который сказал бы, что любит тебя?
Скрючившись в раскидистых ветвях старой яблони, Урушизаки без остановки щелкал фотоаппаратом, снимая то, что происходило сейчас у него на глазах. Распахнутые двери и яркое внутреннее освещение позволяли фиксировать все – разодранную рубашку, хищный оскал Кикучи, склонившегося над Иваки, беспомощно распростертое тело с заломленными руками… Да, однозначно, весовые категории у них разные. Преимущество явно на стороне Кикучи. На парочке кадров видно, что Иваки пытался врезать насильнику, но все его попытки успехом не увенчались.
Фотографируй, Урушизаки! Дома разберешься, как с умом распорядиться этими снимками, а сейчас… Где-то в кармане пиджака звонил телефон. Наверное, сотый раз за эти минуты.
Кикучи устало взглянул на распростертого под ним Иваки. Разжал пальцы, судорожно вцепившиеся в белоснежную кожу. Склонил голову, вглядываясь в черты лица.Образ молодого мужчины с холодным взглядом черных глаз промелькнул в памяти, впервые не оставив жгучего желания причинить боль.
Да, ты был прав, Генри. Он - не Тэтсу. Именно это ты и пытался объяснить мне в последний наш разговор. "Который сказал бы, что любит тебя". Генри!!!! За последние несколько дней ты вынул из меня душу!!! Развесил ее на острых пиках ограды, которой я окружил свое сердце, и теперь она болтается там, продуваемая всеми ветрами.
Я... не хочу. Я не верю тебе. Ты не можешь, не имеешь права привязаться к такому, как я. Жестокому, хладнокровному, расчетливому. Генри... Ты хочешь сказать... Что у меня есть шанс обрести свое собственное счастье?
- Достаточно, Иваки-сан. У меня уже есть личный психоаналитик. Даже два, я бы сказал. Третий мне точно не нужен. Убирайся, пока я не передумал. В конце концов, ты выглядишь и так достаточно потрепанным для того, чтобы Като-сан догадался, что все это время ты со мной не в шашки играл.Жалкое зрелище! Стоянка такси - за углом, в двадцати метрах отсюда. Протянув руку, выудил телефон из кармана. - Слушаю. - Кикучи, плохие новости. Генри и блондинистый тип исчезли. - Куда исчезли? Мик, что ты несешь? Ты позвонил мне несколько часов назад, сказал, что Генри уехалс блондином на Феррари, уверил меня в том, что организуешь все, как надо – и что?
- Успокойся и выслушай меня. Мои люди отследили их путь сперва до супермаркета, где эта парочка купила бутылку текилы и упаковку лимонов, затем – до дешевого мотеля на Оушен-парк. Да, я помню!!! Поэтому предупредил ребят! Они дождались, пока блондин припаркует авто, затем пошли в мотель и выяснили, какую комнату сняли эти двое. Кикучи… Их там нет. Машина есть – а они будто сквозь землю провалились!
- Значит, Генри знает, что я за ним слежу. – Кикучи вздохнул, обернулся, обвел взглядом давно опустевшую комнату.О том, что здесь произошло,напоминала лишь смятая циновка на полу, да сдвинутый в пылу борьбы татами. – Он не хочет, чтобы мы его обнаружили. Хорошо, Мик. Отзывай своих людей.
- Ээээ… А может… - Делай, как я сказал.
Отключив телефон, Кикучи сел на пол, обхватил колени руками и уставился в стену.
А ведь мне внезапно так захотелось поверить в то, что любовь есть...Я отпустил этого трепыхающегося, словно цыпленок в когтях у коршуна, актера потому, что он задал мне вопрос, ответ на который, как мне показалось, я найду в твоей душе, Генри.
Кацуя, ты – глупец. Като лежал в темноте и рассматривал потолок, уже не обращая внимания на то, как стрелки на циферблате наручных часов описывают круг за кругом. На душе было горько и тошно.
Иваки… Ты ведь знаешь о том, как мне больно сейчас. Знаешь, что я не сплю и схожу с ума от ревности и беспокойства. Уехать с этим типом… Ты решил наказать меня за мое долгое отсутствие? У тебя отлично получилось. Нет, я не думаю, что ты позволишь незнакомому мужчине прикоснуться к тебе, но… Ты так восхищался этим своим Кикучи!
Скрежет ключа в замочной скважине буквально сорвал Като с дивана в гостиной. Щелкнул выключатель, залив комнату резким светом.
- О, Боже! – Като поднес руку ко рту, заглушая вырвавшийся вскрик. Иваки со стоном наклонился, расшнуровал ботинки и отшвырнул их ногой в угол. Медленными скованными движениями снял с себя пиджак, бросил на пол, переступил через него и шаркающими шагами направился в ванную. Казалось, он ничего не видит перед собой.
Пятна грязи на рубашке… Болтающийся на шее полуразвязанный галстук. Отсутствующие пуговицы.
Дернув за полы, Иваки оторвал оставшиеся, снял рубашку, с ожесточением смял грязную ткань в комок, швырнув себе под ноги, и, наконец, повернулся к Като. Кожа на груди и шее, усеянная россыпью багровых засосов и ссадин, вспухшие губы – все говорило о том, что самые худшие предположения Като оправдались.
- Иваки! – голос Като звенел от боли и гнева. – Скажи мне… Скажи, что это – неправда!
Огромные черные глаза скользнули по его лицу, на мгновение в них мелькнуло страдание, а затем дверь в ванную захлопнулась перед его носом. Свернувшись клубком в горячей воде, Иваки услышал, как за стеной раздался глухой удар. Като ушел из дома… Что ж, так даже лучше. Можно дать волю чувствам.
Завтра… Нет, уже сегодня. Вот он и настал, ад, обещанный Кикучи. Ну что, Иваки-сан? Ты вроде никогда не был трусом. Пришла пора расплачиваться по счетам.
Как же больно! Как больно слышать неприкрытую, обнаженную правду о себе! Глупец. Тебе казалось, что в твоей жизни слишком много Като? Расслабься. Теперь его не станет вообще. Кикучи прав… Ты привык подставлять щеку для поцелуя. Это Като на каждом углу кричал о своих чувствах, а ты любезно принимал их, да еще и возмущался тем, что их слишком много. Так боялся привязаться? Врал самому себе, что когда настанет день и этот легкомысленный мальчишка уйдет, ты не станешь испытывать сожалений. А что теперь? Каково это – осознавать, что происшедшее сегодня, не что иное, как результат твоей собственной беспечности? Да, плачь, Иваки. Плачь. Ты позволил всему миру считать тебя холодным, бесчувственным эгоистом… Ты нанес удар в спину единственному человеку, который по-настоящему дорог тебе. Завтра утром газеты опубликуют кадры, где ты садишься в машину Кикучи. И можно будет вздохнуть с облегчением – не ты ли хотел одиночества и свободы?
Вода в ванной давно остыла, а Иваки все лежал, не ощущая холода, и думал о том, есть ли у него хотя бы один шанс… Урушизаки задумчиво рассматривал две стопки фотографий, лежащие перед ним на столе.
Одна из них могла уничтожить Кикучи Кацую. Вторая – Иваки Кёске. В любом случае, публикация как первой серии снимков, так и второй – сенсация. Бомба. Скандал.
Ты так давно мечтал о том, как разрушишь отношения Като с этим актеришкой… Вот он, твой шанс. На этот раз осечки не будет. Ты так давно устал быть серой мышкой, прозябающей в тени более удачливых коллег. Вот он, твой шанс. И на этот раз осечки не будет. Урушизаки, истина в том, что ты устал быть подделкой и фальшивкой. Тебе пора выйти из тени. Решительно запечатав стопку фотографий в плотный пластиковый конверт, молодой парень судорожно вздохнул, погасил свет и рухнул на узенький диванчик в квартире с голыми стенами.
Я сделал свой выбор.