Пролог. (2/2)

— Да, — мягко кивает девушка, в конце концов откидываясь обратно на сидение, и прикрыла глаза в последний раз, — Думаю, он уже знает, что мы здесь. Плохое предчувствие.

— А эдемщики? Как они отнесутся к тому, что мы просто так ворвёмся к ним?

— Не ворвёмся, Салим. Мы просто зайдём. Если Иаков знает, что мы здесь, то его марионетки не станут спускать магазины оружия в нас. А если не знает, то.. будем импровизировать.

— Прекрасный план, — он тихо усмехнулся, — Просто отличный. Мы подъехали, синица. Тут до твоего Центра Ветеранов рукой подать. Но ведь нам нельзя вплотную, да?— Да. Рада, что ты сообразительный. Пошли, — она коснулась ручки двери и спешно покинула автомобиль, захлопывая за собой его дверь, и огляделась.

Центр Ветеранов находился в десяти метров от машины, которую Салим решил ?припарковать? под деревом. Ветки как раз ложились на лобовое стекло и служили неплохим прикрытием. На случай, если конспирация все таки потребуется.

Цесса сделала пару шагов, Салим тут же увязался за ней, накидывая на голову капюшон кофты. Теперь пути назад точно не было.

Она не стала брать пистолет в руки - лучше показать эдемщиком, насколько они безоружны, чтобы не вызывать лишнее подозрение и агрессию.

Когда до Центра Ветеранов оставалась буквально парочка шагов, Цесса увидела и охраняющих вход эдемщиков. Ей показалось это плохой идеей - идти на них прямо так, - но уже было поздно, кажется.

Массивное здание непременно напугало бы любого, кто его увидел бы, но не Цессу. После всего того, что в нем происходило, оно казалось не таким уж и пугающим. Мрачным - да. Но вовсе не страшным.

Она непозволительно долго на него заглядывается, не замечая, насколько близко они с Салимом подходят, и дальше, все таки, происходит то, чего Цесса совсем не ожидала. Голова кружится, — определённо из-за недавно принятых таблеток, а тело совсем отказывается слушаться.

Эдемщики кричат что-то непонятное, и Салим хватает ее за руку, пытаясь потянуть на себя, но увы, все ещё поздно, ведь несколько пуль все таки касаются женского тела. Пара проходит сквозь, одна остаётся внутри - она отчетливо чувствует ее присутствие дикой болью, и слышит крик Салима, который значит ясное ?а я говорил, как будет лучше?, и теряет сознание, утонув в непроглядной тьме.

Запах знакомых комнат прожигает душу изнутри. Левый бок непристойно сильно ноет и заставляет морщить нос даже в полуобморочном состоянии. Цесса едва понимает, где находится.

Все это кажется кошмаром. Сейчас она откроет глаза и окажется в знакомой комнате Лондона, за окном идёт дождь, а боль - всего лишь боль от мышц, что затекли во сне. Едва ли.

Морин находит в себе силы для того, чтобы перевернуться с больного бока на другой, и чувствует устоявшийся запах крови. Нет. Это не Лондон вовсе - настоящий Ад, а концентрация демонов на метр квадратный определённо превышает норму.

Слух улавливает стоны Салима. Ему тоже больно? Что с ним вообще? Как до такого дошло?

Цесса открывает глаза. Это даётся с трудом. Она шумно сглатывает ком, вставший поперёк горла. Благо, комнат находилась в полутьме, - единственным источником света была одинокая лампа в совершенно другом углу, и яркость не била по уставшим глазам.

Она попыталась двинуться. Боль разразила все тело, заставляя так и замереть в одном положении. Но подняться было просто необходимо, так что Цесса сделала все, лишь бы принять сидячее положение.

Внимание привлекло несколько другое - невозможность освободить руку. Морин постаралась присмотреться и поняла, что ее запястье плотно обвивает металлическая змея наручников. Приковали к кровати? Мерзость.

Глаза пытаются сфокусироваться на Салиме, лежащем на соседней - мимо.

— Доброе утро, принцесса, — доносится из того угла с лампой привычным и знакомым голосом, а ее словно током бьет.

Цесса пытается освободиться от наручников более импульсивнее, не переводя взгляда, но каждое движение отдаётся болью и спустя пару секунд безрезультатных действий она пытается нащупать нож.

— Какая смелая, — Цесса даже не могла закрыть уши, лишь бы не слышать его голос.

Взгляд зацепился за рыжую макушку. Затем спустился ниже, к глазам. И к ухмылке. Победная.

Как много Цесса готова была отдать, лишь бы стереть ее с чужого лица и больше никогда не видеть. Пистолет лежал на столе рядом с ним, как и ее ножи, один из которых мужчина держал в руках, внимательно рассматривая гравировку.

— Как забавно получается, да? — риторический вопрос, не требующий ответа. Цесса прекрасно знала все его интонации и знала, что означает каждая, — Как цикличны все события. Ты опять здесь. Опять втянула в неприятности своего.. кто это?

— Мой муж, — процеживает девушка сухо, не разрывая зрительного контакта и выпрямляется. Что угодно, но только не демонстрация собственного страха.

Рыжеволосый тихо усмехается. В своей привычной хриплой манере, проводя подушечкой указательного пальца по лезвию идеально наточенного ножа.

— Втянула в неприятности своего мужа. Снова ранена и ослаблена, — мужчина делает акцент на этих словах, — Снова попытаешься всех спасти? Думала угрожать мне оружием? — Иаков кивает в сторону стола, и Цесса сводит брови к переносице, — Не забывай, что смелость свою ты у меня в долг взяла, Синица.

— Я пришла за своими людьми, — она стиснула зубы, поведя одной бровью. Салим приходил в себя и не до конца понимал, что здесь происходит, но почти сразу же поднял голову на девушку.

— С чего ты вдруг взяла, что я отдам их? Теперь это мои люди, — мужчина откинулся на спинку стула, вскидывая брови, и отложил нож обратно на стол.

— Я не говорила, что ты отдашь их. Я сказала, что заберу их. Сама. И мы больше никогда не встретимся, — Цесса не думала, что получится добиться такого холода, но это ей даже нравилось.

Иаков тихо смеётся.

— Тебе идёт чёрный, знала? Что будешь делать со своим простреленным крылом, а? — он переводит тему, а Цесса ещё раз дергает рукой, лишь бы заглушить этот тон его голоса: предательски спокойный.

— Я пришла сюда за своими людьми, а не с тобой разговаривать, — повторяет девушка вновь, чем только, кажется, сильнее злит мужчину.

— Тебе неприятно мое общество?

— Ты сломал меня, — не в укор. Вырывается слишком резко и необычно холодно, а лицо расслабляется. Цесса чувствует боль и вновь выпрямляется, чтобы не напрягать тело.

— Такова цена за цели, — он беззаботно ведёт плечами и вновь ухмыляется. Цесса готова взорваться. Разгореться, подобно праведному пламени, в котором сам Иаков желанно бы сгорел, заполнить всю комнату и испепелить каждый метр этого гребанного округа, — Ты заберёшь своих людей. Конечно. Но сначала я хочу, чтобы ты кое-что вспомнила.

Цесса отрицательно мотает головой. Нет уж.

— Я не хочу.

— Я не спрашивал, — грубо заканчивает Иаков, в конце концов поднимаясь со своего места. Размеренными шагами в военных ботинках он преодолевает путь от стола до коек, и останавливается около Цессы.

Она всячески пытается не показывать собственный страх перед рыжеволосым Вестником, но спустя несколько секунд игнорирует порыв вжаться в стену и опустить глаза.

Он смотрит сверху, замечая здоровый блеск чужих зелёных глаз, и мягко опускается на корточки, заставляя Морин заглянуть в свои глаза.

— Будь добра выполнять мои приказы если хочешь увидеть своих людей живыми, — его спокойное лицо по-настоящему пугала. Воспоминания застилали глаза пеленой, — А теперь вспомни, моя милая Синица. Вспомни, кто кого сломал.