Пролог. (1/2)

— Я не говорила, что не имею ресурсов. Я сказала, что цели оправдывают ресурсы. Слушать не научили? — голос едва дрогнул из-за внезапно появившейся под ногами ступеньки. Она выругалась, если бы обстоятельства позволяли, — Твоего мнения тоже не спрашивала. Это был приказ, а не вопрос. Будь добр его исполнять, а не пререкаться. Ты прекрасно знаешь, чем это закончится.

— Не нервничай, — щебечет под самым ухом старый знакомый, кулон на шее которого когда то давно являлся символом обета верности и крови. Жаль, что это ?когда то давно? растянулось на излишне долгий срок, конец которому, кажется, не найти даже сейчас, — С ними нужно быть спокойнее. Ты же не хочешь показать себя не зрелой?

Она стабильно из раза в раз вырывает свою руку из чужой цепкой хватки и старается на столкнуться взглядом с серыми пустыми глазами.

— Разговор окончен. У нас не было ни слова о сотрудничестве. Теперь не может быть тем более, — на том телефон лёг в карман серого рюкзака, а девушка, - женщиной ввиду возраста назвать язык не поворачивался - откинулась на кресло, прикрывая уставшие глаза.

Любая попытка вернуться в эту реальность заканчивалась так же печальна, как и попытки встать. Веки тянуло вниз словно блоком бетона, а на белках вырисовывались красные узоры усталости и раздражения. Увы, даже они не могли подчеркнуть то количество часов, проведённых без сна. Но теперь Морин точно знала, что все ее труды окупятся. В будущем ждало около двадцати часов приятного и, как хотелось надеяться, безболезненного сна. Без кошмаров.

— Не думала, что все так получится, — мужские руки пристегивали ремень ее безопасности, накрывая тёплым пледом, а от всей этой заботы тело ныло нескончаемой болью, волком выло о том, насколько чуждыми были такие нежные прикосновения. И все равно они отдавались жестокой болью. Такой, как будто бы хозяйка тела находилась в агонии каждую чёртову секунду своей жизни и никак не могла отойти на свет иной. Что-то ее здесь держало. Что-то, к чему совсем скоро она будет ужасно близко, — Не думала, что мы правда вернёмся.

Он поджимает губы так, словно знает истинную причину визита в знойную и солнечную Монтану.

— Мы должны забрать своё. Ты должна, — шепчет мужчина с темными волосами, неаккуратно зачёсанными назад. В распущенном и беспорядочном состоянии они спадали на острые скулы, и из раза в раз его искалеченные временем и заданиями пальцы пытались убрать пряди назад. Безрезультатно и бесполезно, — Сейчас ты имеешь намного больше, чем тогда.

— Тогда? — она резко раскрывает глаза, поворачивая голову в его сторону, и ведёт темной бровью. Насколько много он узнал? Насколько сильно Морин подпустила его близко?

— Три месяца назад, когда...

— Я уже почти и забыла, — врет, прикрывая глаза обратно, и желает стать новой стенкой самолёта, лишь бы не отвечать на чужие вопросы и не задавать собственных. Даже мысленно.

— Я рад, что все наладилось. Точнее.. мы провели прекрасные три месяца в Лондоне, я не спорю, тем более та терапия пошла тебе на пользу. Но где ты планируешь остановиться, когда мы закончим?

Цесса тяжело выдыхает. Как же это сложно — объяснять что-то человеку, перед которым старательно пытался миновать все подводные камни. Он ничего не знал. Да и сама Морин хотела бы поскорее забыть то, от чего в грудной клетке кошки скребли.

— Я не знаю, — снова ложь. Картинка перед мужчиной спешно складывалась в полотно, нити которого были враньем. Каждая, — Может быть, вернёмся домой. Может быть останемся там, ведь вариантов у нас не так много.

— Останемся там? — в его голосе появились нотки беспокойства или.. агрессии? Цесса все ещё с трудом различала эмоции людей, — Ты с ума сошла?

— А что? Послушай, Салим. У нас не так много вариантов. Я говорила тебе о том, что что-то близится, верно? Говорила, я помню.

— Ты была в бреду.

— Не всегда стоит слушать врачей, — Цесса вновь ведёт темной бровью и закусывает губы, — Может получиться так, что спасать будет некого, кроме нас самих. Я не считаю, что готова вернуться туда, но я знаю, что справлюсь с тем, какую цель себе поставлю.

— Значит, возвращаемся.

На том и порешали. Когда самолёт наконец оторвался от земли, покидая дождливый Лондон, пути назад не было. А путь вперёд хотелось оборвать собственными руками.

— Заметила, насколько сильно все повторяется? — его грубый баритон вновь приводит в чувство и заставляет едва приподняться от сидения машины.

Веки вновь устало падают вниз. Видимо, то, что в самолете Цесса позволила себе несколько часов сна, сильно вылезло в настоящем: бодрствовать не получалось от слова совсем. Да и Салиму пора было наконец оставить ее в покое, но его длинный язык играл злую шутку.

— Ты о чем? — она делает вид, что не понимает сказанного, и переводит сонный взгляд в сторону мужчины, крепко держащего руль в руках.

Округ Хоуп был совсем близко. Цесса чувствовала это по издалека ощутимым ноткам Уныния или беспокойства.

— Как ты рассказывала. Опять машина и ты на переднем сидении практически в бессознательном состоянии. Забавно, да? — он не отвлекается от наверняка скучной дороги.

— События цикличны, Салим, — парирует неудачный призыв к веселью и улыбке Цесса, шумно сглатывая, и сухое горло отзывается болезненным позывом. Сколько часов сна впереди? Пять? — Жизни тоже. Наша жизнь делится на эпизоды. Каждый повторяет предыдущий. Сначала рождение, затем школа. Потом учебное заведение выше, работа. Везде одни требования. Одни события. Исходя из этого, ты прекрасно знаешь, что будет дальше.

— У нас не было школы. Остального тоже.

— Значит повторится конкретный эпизод. Не мне тебе это объяснять. Разбудишь меня, когда мы будем въезжать в округ Хоуп.От одного названного по коже бежали мурашки. Цессе до последнего не верилось в ясность всего происходящего: может быть она все ещё в больнице, а это всего лишь галлюцинация? В любом случае, она всячески пыталась себя настроить на наверняка предстоящий разговор. И теперь самое главное было в страхе. Требовалось полностью от него избавиться.

Благо, таблетки забирали его с собой. Но к сожалению, вместе со страхом, они забирали и остальные чувства. И эмоции. Жалела ли об этом Морин? Нет. Ни капли.

За три месяца почти ничего не изменилось. Это было весьма ожидаемо, конечно, но за зелёными пейзажами за окном автомобиля Цесса не видела изменений. Даже самых банальных или мелких, на которые обычный человек не обращает никакого внимания.

Округ Хоуп как скверное пятно на теле - карте мира. Но ведь иногда даже в Скверне можно найти правду, верно?

Цесса вновь закрывает глаза и засыпает, а в голове две веры смешиваются воедино - какая из них единственно правильная? По какой жить, а какую бояться?

Когда руки Салима касаются женских плеч, она непривычно вздрагивает и чуть ли не вскрикивает, но вовремя успокаивается и вжимается в сидение авто. Брови сводятся к переносице на автоматизме, а глаза пытаются перестроиться с деспотического лица перед собой на родное мужское, на Салима, настолько доброго и гуманного. Он не бросит, да? Он рядом.

— Тише, синица, тише, — шепчет он, явно обеспокоенный ее состоянием, и тут же сбавляет скорость, указывая взглядом на знак, всплывший слишком внезапно, — Мы на месте.

Глаза цепляются за Округ Хоуп. По-прежнему зелёный и все такой же пугающий. От него по прежнему тянуло сладким унынием и манящей болью, но Цесса так сильно надеялась и верила в то, что поставленные приоритеты дадут о себе знать. Представления о чувствах не должны перемешиваться - это она повторяла подобно мантре и искренне пыталась поверить в сказанное.

— На север, — предугадывает девушка вопрос мужчины, и тяжело выдыхает. Сон исчезает совершенно - Цесса смотрит трезво и адекватно, прильнув к прохладному стеклу окна в расслаблении.

— Я пойду с тобой, — он выкручивает руль в очередном повороте и тёмные пряди волос вновь беспорядочно падают на его кожу цвета персика. Удивительно, как мужчине удалось сохранить такую здоровую и чистую кожу ввиду своей работы, — И да, я уверен в этом. Я и в тебе уверен, но вряд ли ты справишься со всеми, если у тебя будут проблемы.

— Решаешь добровольно пойти в клетку вместе со мной? Похвально, Салим, только не забывай, что расхлёбывать все это мне. Не тебе. Мне, — Цесса отвечает без особого энтузиазма, по-прежнему высматривая каждый новый поворот.

Каждое выученное и отраженное памятью место - шрам, порез, доставляющий боль. Хотела бы она все забыть, если бы не парочка человек, забрать которых с собой так и не удалось.

— Я несу за тебя ответственность, а это значит, что я обязан идти на все, если твоей жизни что-то угрожает. В данном случае угрожает он.

Цесса тихо усмехнулась.

— Иаков? — его имя сорвалось с губ без особых усилий. Так легко и безболезненно. Цесса даже знала почему: так она называла его слишком редко. Имя святое, чистое. Не то, что его носитель, — Не беспокойся. В этот раз я более подготовлена.

— В тот тоже была, — ещё один поворот, и мужчина смотрит в зеркало дальнего вида, пропуская пикап эдемщиков. Как будто бы и не уезжала никуда - тоска была скорее болезненной, чем здоровой, — Мы почти на месте. Ты готова?

Цесса тяжело выдохнула. Нащупала пару ножей, ловко спрятанных в кожаные ремни на бёдрах, затем накинула темную куртку, поправляя непослушные пряди волос. Залезла в бардачок, вынимая оттуда рабочий пистолет, и проверила магазин на наличие патронов.