Глава 12 (1/2)
Переговоры закончились, не успев толком начаться.
– Я же сказал вам, что вас видеть здесь не хотят.Мужик в балахоне бесил от и до. От обтрепанных золотистых манжет до ухоженной, как по трафарету выбритой, бородки. От неприязненного тона до превосходства во взгляде – так смотрят, когда уверены: ты не сделаешь ни хрена.
– Все, что нам нужно, это свободный доступ к реке. Не здесь. К югу, за мысом, где заброшенный пляжный курорт.– Там обитают озерники. Мои люди собирают мясо из их кладок. Вам там нечего делать.– Но это же не ваша река!Попытка отчаянная, и, можно сказать, смелая. Не было ни малейших оснований думать, что лагерь ?Коттонвуд-Коув? все забыл и простил. Не было даже уверенности, что они не начнут стрелять, едва увидят одинокого путника на подходе. Но стрелять не начали. Должно быть, за это надо Устина благодарить.– У нас много людей и мало продовольствия. А в Колорадо рыбы хватит на всех. В чем, на хрен, проблема? – Эндрю злился и щурился: серебристая водная рябь слепила и жгла даже сквозь солнечные очки. – Тут же расстояние в пару миль! Мы не полезем на вашу сраную территорию. Главное, чтобы ваши не прикончили наших, если вдруг встретят их на берегу.
– Не прикончат. Если не встретят.В клетке возле двухэтажного здания по-прежнему сидел какой-то мужик. Лысый, полураздетый, с грязными разводами по тощему телу. Эндрю не мог сказать, тот ли это самый, которого они с Сильвией и Октавием видели здесь раньше, но на него смотреть было приятнее, чем на гаденькую бородку и тупой балахон.
– А договориться никак? Мы же можем договориться?– Конечно. Вы держитесь подальше от нас. И от реки. Тогда все будет в порядке.– А если Устин распорядится нас пустить?– Когда распорядится, тогда приходи. А сейчас проваливай. Разговор окончен.Хорошо хоть в лицо не плюнул и не пальнул.
Эндрю видел целые лодки возле причалов и конструкции из досок и палок, на которых вялилась рыба: ее запахом был пропитан слабый октябрьский ветерок. Видел толсторогов в загоне, сытых браминов в стойлах и пару крупных собак. И закрытые деревянные ящики заметил под навесом по правую руку: полустертая маркировка казалась смутно знакомой, но ничего конкретного на ум не шло. Тренировочную площадку он разглядел, когда поднялся по дороге, ведущей к Серчлайту. Площадка добротная: манекены для отработки ударов, боксерские груши, мишени, препятствия, турники.
Опять резануло завистливым сожалением: тут можно было бы целый лагерь отгрохать! Крупный, эффективный лагерь снабжения с регулярными поставками рыбы, мяса озерников и, быть может, чего-то еще. Очищенной пресной воды, например, – вон тут ее сколько! Все лучше, чем источник в Гудспрингсе под надзором Легиона доить.
От надзора никак не удавалось избавиться: Келси с обещанным визитом пока не явился, но декана с двумя солдатами присылал. Нагрянули утром, осмотрелись, спросили про оборонительные сооружения – мол, от угроз сами, что ли, будете защищаться? На ?кто нас еще защитит?? ответили каменными лицами, пошатались бесцельно по улицам – и ушли.
В тот же день, после полудня, в Ниптон приперлись четверо – свернули лагерь на пустыре. Собрали палатки, затушили костры, буквально с порога решительно заявили: торчать возле города они больше не намерены, им нужно поле для тренировок, нормальная еда и барак. И чтобы форму кто-нибудь постирал, а то она уже начинает срастаться с кожей. Попытки спровадить их на ?Гелиос? или аванпост к юго-западу потерпели фиаско: приказ приглядывать за миссионерами консул лично не отменял. А значит – нравится это всем или нет – придется заново уживаться с легионерами в городе.
Дантон буркнул под нос: ?Охуенно? – и отправился готовить обед.
Эндрю отправился разыскивать Уэсли: тот накануне вернулся со своими помощниками и полной тачкой какого-то мусора. Рассказал, что видел жутких, плюющихся кислотой мутантов при подъеме на гору Блэк. И у Эндрю как раз нашлась увлекательная история про кентавров – вроде не самый надуманный повод завязать разговор.
Он рассказывал про кентавров и силовую броню, наблюдая, как Уэс, довольно уверенно орудуя одной рукой, раскладывает какие-то загадочные штуковины по накрытому серой тряпкой столу. Как он листает старую книжку, распахнутую посередине, всматривается в бесцветные чертежи и инструкции. Ничего не спрашивает, не уточняет, только молча кивает во время намеренных пауз.
– В общем, кое-как улеглось, – подводил Эндрю итог. – Но в ?Коттонвуд-Коув? нам все равно не рады. А где главный сейчас – я не в курсе, но у нас с ним особо не ладится. У меня лично, – сознался, когда Уэсли посмотрел на него. – Я его знаю давно. Когда-то он всей душой желал моей смерти. Да и я был бы не против, если бы этот придурок сдох.– Он тоже из Легиона?– Он был разведчиком. Работал с фрументариями на западном берегу. А я… Я был дерьмовым легионером, – потрогал какой-то железный ящик с расколотым стеклянным табло, усмехнулся. – И я даже понимаю, за что он меня презирал. Я думаю, если спросить у него про рыбную ловлю, он не откажет. Но я не хочу к нему обращаться. Мы с продовольствием сами как-нибудь разберемся. И со всем прочим. Но мне нужен кто-то… Тот, кто все это может в одну кучу собрать. Кто может управлять, у кого в голове будет вся эта… Вся картина. Кто-то вроде коменданта целого лагеря. Или двух.
Уэс оторвался от своих железяк, вскинул брови:– А ты тогда кто?– Тот, кому нужен помощник. С мозгами. Сильные у меня уже есть.
– Помощник, который смирится с рабами здесь? С раненым ребенком в ошейнике? С легионерами в городе? Как ты себе представляешь это, ЭйДжей?У Эндрю ответа на этот вопрос не нашлось, но он видел, как Уэсли управился с поставкой воды. Оценил его рвение в попытках наладить радиосвязь. И смелость, настойчивость, увлеченность.– Хочешь себе в замы однорукого инвалида? Прости, брат, но мне кажется, я не гожусь. У меня дело есть, – Уэсли кивнул на стол, погребенный под загадочными деталями. – Я им занят. Поэтому…– С решением не тороплю. Но я ж тебя знаю, – Эндрю позволил себе улыбку. – Ты способен сразу кучей вещей заниматься. Тебя и Винс поэтому очень ценил. И я бы не стал настаивать, но у нас тут полсотни живых людей. И на севере теперь пятеро. И будет больше, как только…– А что там делает твой новый друг? Октавий.– Уж точно не решает организационный вопрос.Смешно, но Октавий накануне прислал записку. Ее, вчетверо сложенную и кое-как заклеенную по краям, доставил незнакомый парень, сказал, что ответа ему ждать не велели. Перекусил за счет заведения, уверил, что ему никакие подробности не известны, распрощался со всеми по-быстрому – и исчез.
Записка, которую Эндрю читал в кабинете бывшего мэра в ратуше, была сдержанно-лаконичной. Первая строчка, выведенная разборчивым, чуть угловатым почерком, гласила: ?Значимых новостей пока нет?. Вторая – ?Не беспокойся?. Последняя – ?Со мной все в порядке?.
С бессильным ?ты, блядь, серьезно?? Эндрю швырнул лист на стол.
Уже несколько дней в Ниптоне, не считая внезапных легионеров, царило подозрительное, обманчивое спокойствие. Завершили строительство третьей вышки у северо-западной черты города, усилили патрули. Приходил Рубен и сообщил, что Нейтан собирает последние урожаи. Как с ними закончит – можно организовывать переезд.
Чейз вернулся из разрушенных северных районов и тоже порадовал: пятерых ?украденных? у Легиона рабов он благополучно сопроводил. Октавия не встречал, но с Васко на контакт вышел, с рук на руки ценный ?груз? передал.
В двух сумках, прилагавшихся к этому к грузу, – препараты, инструменты и прочее медицинское барахло. На первое время хватит, а что дальше будет – это уже не только от Эндрю зависит. Еще от Ады, от Васко и от той кучки народа, которую он там инициативно собрал. Помещение для чего-нибудь вроде клиники подыщут, тряпки на перевязку и прочий нехитрый хлам найдут, отчистят, простерилизуют. Вот только с лекарствами есть проблема – их не из чего производить. Да и некому, хотя поговаривают, что живет в глубинах коллекторов какой-то чокнутый химик…
Эндрю услышанному не верил. Не верил, что удача наконец-то повернулась к нему лицом.
В тот день, когда в Ниптоне по-праздничному открывали салун и объявляли – негромко, чтобы не взбудоражить четверку легионеров, – о запуске самогонного аппарата, очередной незнакомый парнишка принес новый смятый листок.
?Новости есть, – сообщала первая строчка, – мы проверяем?. ?Действую осторожно?, – вторая, чуть сползшая вниз. ?Со мной все в порядке?, – третья.
?Да ты надо мной издеваешься?, – Эндрю скрипнул зубами и сунул записку в карман.
– Что там происходит? – спросил у измученного дорогой парня, похожего на гигантскую крысу – такого же взъерошенного, с выступающими зубами и мелким, неприятным лицом. – Ты видел Октавия? У него нормально идут дела?– Еще бы! Конечно видел! Все у него нормально. Ну, вроде. Он же такой… Он крутой! Он там всех построил, на отряды разбил, всем какие-то задания дал. Один там залупнулся – типа ?ты чего здесь командуешь??, так Октавий его за секунду мордой в пол уложил! Его даже Васко слушает. И остальные тоже. Ты ответ писать будешь? Я могу подождать.?Ты какого хрена там делаешь?? – выцарапал Эндрю карандашом на листке, вырванном из пожелтевшей тетради с рабочими записями.
Вечерело. За домами хором горланили старую песню на знакомый мотив. Нетрезвые голоса беззаботно разносились над городом, проникали сквозь стены и заколоченные оконные проемы. Эндрю даже у себя в гостиной мог разобрать слова.?Мы договаривались, что ты…?Остановился. Перечитал. Смял листок и выдрал из тетради еще один.?Спасибо, что держишь в курсе. Жду других новостей. Рад, что с тобой все в порядке?.
Хорошо – или жаль, – что рукописные строки не в силах выразить усталый сарказм.
– Мистер Нолан! Очаровательный вечер!Когда, проводив ?курьера?, Эндрю возвращался к себе, его возле лачуг перехватил Сандерс. Бескомпромиссно, нагло – и уже, черт возьми, привычно – заступил дорогу, не давая пройти.
– Вы случайно не видели моего сына? Патрика.Кольнуло слабым, ненавязчивым дежавю. Противное чувство: будто собственный мозг делает из тебя идиота.
– Не видел, – Эндрю вдохнул, моргнул. – Может, он там, где и все? Мы салун вообще-то открыли. К празднику присоединиться не желаете?– Знаете… Пожалуй, желаю, – прозвучало после короткого размышления. – Только вначале сына найду.Песни стихли, но шум голосов и смех по-прежнему вливались в проходы между домами. Поддразнивали, интриговали, приманивали к себе. Там, наверное, и стол накрыт, и компания подобралась душевная. И ничего страшного не случится, если хотя бы на вечер отвлечься от дел и забот. Отвлечься – а заодно убедиться, что не нажрется Дантон, что Уэс не перегнет с крепким пойлом и не начнет болтать обо всем подряд.
Эндрю явился к салуну в момент, когда включали гирлянду над входом. Подсвеченная разноцветными лампочками вывеска утверждала: ?Все для друзей?. За столами, составленными в длинный ряд, собралось человек тридцать, и Эндрю искал среди них знакомых, но ни Уэсли, ни Дантона не смог разглядеть.
– Смотри, кто пришел! – из сумерек выплыл бывший торгаш Ракета. Уже подвыпивший, радостный, в расстегнутой до груди рубахе, с бутылкой газировки в волосатых руках. – Неужто сам босс явился отметить? Ну, чего ты стоишь? Садись. Отдыхай. Уэсли сейчас притащит еще бухла. Сказал, одной левой все организует!
Ракета расхохотался, а Эндрю поискал взглядом свободное место, но, кроме узкого кусочка скамьи рядом с Томми, ничего приличного не нашел.
– А куда здесь садиться? Все занято.– Ты что, шутишь? – дыхнуло спиртом в лицо. – Куда здесь садиться… Эй, слышали? Он не знает, куда ему здесь садиться! Ты же босс! – ощутимый толчок в плечо. – Вот и садись как босс. Я сейчас тебе все тут организую. Вы, там! – рявкнул пьяно. – Место с краю освободите. Да, вон там, во главе стола.Эндрю казалось, над ним насмехаются. Как-то по-особому, тонко, изощренно шутят – так, что не зацепиться, не доказать. Но ему действительно принесли стул – низкий, мягкий, не особо удобный, приходилось поднимать руки, чтобы дотянуться до чего-нибудь на столе. Улыбались открыто и искренне, интересовались, прозвучит ли речь. Набросали в тарелку еды – один вечер можно не экономить, – откуда-то выкопали настоящую ядер-колу. Спросили, будет ли он вместе со всеми петь.
Воздух казался густым из-за стойкого неприятного запаха – будто скисшие фрукты кто-то спалил в костре. На другом конце опять распевались – что-то новое, незнакомое: про девчонку, которая ждет своего ковбоя, а он все никак не идет.
Звякнул колокольчик, скрипнула дверь, глухо хлопнула. Неуверенно моргнула гирлянда над ней.– Держи, – возле тарелки Эндрю возник стакан из толстого пластика, наполовину заполненный мутной жижей. Такую можно было бы из любой грязной лужи зачерпнуть. – Только поаккуратнее, тут оборотов семьдесят. Двое уже вон там, – Ракета куда-то махнул, – лежат. Ну, давай, – поднял свою кружку. – За нас. За друзей. За этот ебаный город! За вашу миссию и… А, – фыркнул. – Короче, бери и пей. Главное, нюхать не вздумай!– А что? – чей-то голос. – Торжественной речи не будет?Эндрю взял стакан, задержал дыхание и, надеясь, что это похоже на виски, под кучей ожидающих взглядов сделал глоток.***Он обнимался с доком. Да, совершенно точно – он обнимался с доком и благодарил его абсолютно за все. Он обсуждал с Джоном Ракетой мертвую экономику НКР, с Уэсли – какого-то Дюкара… Или нет – Декарта. Типа, который первым во всем мире вывел, что человек способен функционировать бездумно и безотчетно, как механизм. И это касалось души и тела в одинаковой степени, но Эндрю не помнил, чем закончился разговор.
Зато он помнил, как отобрал у Дантона обычную воду, приняв ее за что-то другое. Как, не дожевав какой-то кусок, отпил. Как подавился и долго кашлял – и кто-то бил его по спине, пока док не подлетел и не рявкнул, что так делать нельзя, а надо совсем по-другому, он сейчас всем покажет – смотрите, запоминайте, это может спасти чью-то жизнь…
Кажется, именно с этого и начались благодарности Эндрю. Вперемешку со сбивчивыми извинениями – тоже за все подряд.
Наутро – ближе к полудню – настоящих, долгих провалов в памяти не было. Была вязкая каша из перемешанных, непоследовательных воспоминаний, воняющих кислым перегаром с гнильцой.
От пойла Уэсли лучше держаться подальше – решил Эндрю, умывшись, прополоскав рот, пытаясь деликатным массажем выдавить засевшую в виске иглу. Игла не выдавливалась. В комплекте с ней шли тошнота, сухость в горле и тянущая, противная слабость, дополненная щемящей неловкостью.
Он махнул рукой. Да и черт с ними. По сравнению с ломкой, это полная ерунда.
Пожалуй, могло быть хуже, если бы его кто-то не тормознул, если бы кто-то не сказал, что всему, в том числе возлияниям, нужна своя строгая мера. И, если память не врет, этим ?кем-то? был Сандерс – на праздник он все же явился. Собрав вокруг себя небольшую толпу, с увлечением рассказывал, что в Древнем Риме врачу за ошибку при лечении пациента отрубали обе руки. К счастью, лишь в случае, если пациент из-за этой ошибки скончался. А еще он говорил о застольях, на которых не считалось зазорным блевать, чтобы, опустошив живот, снова набивать его яствами. Так поступали даже аристократы, приближенные к императорскому двору, – и эти рассказы так тесно сплетались с настроениями пьяного торжества, что не возникало желания выгнать рассказчика к чертовой матери. Эндрю слушал его, иногда задирая голову к небу и наблюдая недвижимое, убаюкивающее мерцание бесконечно далеких звезд.
В полдень следующего дня он вышел из дома и охнул, когда ослепительными лучами хлестко врезало по глазам. Дернулся назад, за солнечными очками, но дверь не успел открыть, как на тропе показался Уэсли. Глядя на него, трудно было сказать, страдает ли он от похмелья или просто все так же дерьмово выглядит, хотя – и даже док признавал это – с него начинала сходить болезненная, мучительная худоба.
– Здорово, ЭйДжей! – Уэсли махнул рукой. Как всегда. Как обычно – но только левой. Знакомым, привычным жестом, от которого сжалось в груди. – Ну? Ты как? Башка не гудит? Самогон оказался крепче, чем я рассчитывал, в другой раз получше брагу очищу. Ну или закину побольше дрожжей. У нас тут полгорода сегодня вповалку.Наверное, Эндрю все же чего-то не помнит. Что-то случилось вечером – и вернуло Уэса. Хотя бы какую-то его часть.