Глава 3 (1/2)
Накрапывал дождь – барабанил ритмично по фанерной крыше. Карандаш выводил чужие имена на грязно-желтом, истрепанном по краям листке. Анита целовала в висок и рассказывала, как сплести прочный узел, используя собственную смекалку и живых дождевых червей.Хотелось пить. Во рту было сухо и жарко, как в безводных аризонских каньонах. Язык отказывался шевелиться, не получалось сказать, что узлы из дождевых червей – это глупости, в них нет никакого смысла. Вот если вместо червей использовать гибкие провода или больших эластичных змей, вроде тех, которым когда-то поклонялись ?Гадюки?…– Ты слышал? Вроде бы где-то стреляют… Нолан? Нолан, ты вообще живой?На стыке настоящего и воображаемого прострекотала очередь, раскатисто и негромко, будто бы в отдалении. Перемешалась, слилась со звуками барабанящего дождя. Анита исчезла, в висок упирался мелкий выступ какого-то здоровенного валуна, и очаровательный уют обрывистых сновидений растворился в реальности.
Реальность предстала в лице Дантона, который, стоило открыть глаза, отполз, поднялся, отряхнул колени. Сунул руки в карманы и устремил остекленевший взгляд сквозь толщу песка и камня.– Я живой, – просипел Эндрю и пальцами потер гудящий лоб. – Долго я спал?– Минуты три. Может, пять. Я не сразу заметил, что ты отключился. Испугался, что помрешь.Минуты три или пять. А по ощущениям часов восемь прошло.
– Испугался. Ну конечно, – Эндрю помолчал и, не дождавшись реакции, заверил: – Мне лучше. Еще не совсем хорошо, но лучше. Рука двигается, – осторожно поводил плечом вверх и вниз. – Жар прошел. Открытых ран больше нет, ногти… никуда не денутся, отрастут. Только башка все болит. А где… Куда делся Вось… Октавий?Бывший легионер – совсем не такой, как Эндрю, – попросил больше не называть его Восьмеркой. Сказал, что это глупое прозвище ему дала толпа отбросов, которым он зачем-то слишком много рассказал о себе. Толпа отбросов, около недели назад спасшая ему жизнь, превратила ?легионерское? имя в дурацкую кличку и сочла это отличной идеей.
Они, как оказалось, ошиблись и в этом, и в целой куче других вещей. Например, явно переоценили преданность и чувство долга спасенного. Октавий небрежно бросил, что какому-то сброду с пустошей он не был должен, в общем-то, ничего. Оставался с ними, не видя альтернатив, не хотел бесцельно шататься по разоренным ранчо и разбитым дорогам и вновь нарываться на неприятности.О неприятностях он, впрочем, подробнее говорить отказался.– Ушел. Вот только что. Мы типа можем подождать его здесь. А можем и не ждать. Ему все равно, – сухо отозвался Дантон и, задрав голову, принялся на востоке высматривать просыпающееся солнце.– А что там за пальба?
– Я не знаю. Ничего я не знаю об этой пальбе. Доносится с юга-запада. Может, кто-то из наших. А может, и нет. Твой новый приятель проверит. Наверное.
Не без труда, путаясь в липнущих к телу брюках и морщась от болезненной стянутости в свежих лилово-розоватых рубцах, Эндрю поднялся. Скользнул взглядом по лежащей на земле винтовке с полупустым магазином. Стряхнул налипший на кожу песок – заодно смахнул хлопья подсохшей крови вперемешку с блевотиной. Выплюнул угодившие в рот крупинки, вздохнул и поморщился – несло от него, как от выгребной ямы, на дне которой подох озерник. Некогда светлая ткань штанов почернела и ссохлась от всего того дерьма, что впитала за минувшие дни.Руки и ноги были в порядке – Эндрю неторопливо прошелся, убедился наверняка. Заодно удостоверился, что шея и спина не пострадали, а голова болит, но не кружится. И больше не тошнит – если только чуть-чуть, как бывает, когда на нервах выкуришь пару сигарет подряд. На смену выворачивающей тошноте пришел голод – желудок вспомнил, что два или три дня в него поступала только вода. Адски хотелось курить – стоило лишь подумать о сигарете, как от желания затянуться едва не затрясло.В паре шагов от замершего Дантона Эндрю остановился. Вздохнул, облизнул шершавые губы высохшим языком:– Слушай… Нам надо решить, что делать дальше. У нас ни еды, ни воды, ни…– Нам надо? – Дантон глянул мельком и снова отвернулся, передернул плечами, будто мерз.В душной каменистой низине даже ветер не дул.– Если тебе не надо, я могу сам решить.Вдалеке раздалось два одиночных хлопка.
– Решай. Но только за себя.В присутствии Октавия он таким разговорчивым не был. Он вообще не разговаривал – и Эндрю по-тихому удивлялся. Ждал потоков грязной ругани, оскорблений, которыми Дантон начнет по дурости швыряться и нарвется в итоге на перелом челюсти – а то и черепа.Никак не думал, что вместо всего этого Дантон уменьшится в размерах, опустит плечи и замолчит. Все те два или три часа, пока они в темноте брели по пустошам, Дантон молчал. Перебрасываясь короткими, скупыми фразами с Октавием, приходилось все время оглядываться: убеждаться, что никто не потерялся, не отстал… не сбежал, в конце концов.Место, куда они притащились на рассвете, выглядело отличным природным укрытием от ветра, солнца и посторонних глаз. Небольшая, затемненная, усыпанная камнями и устланная ковром из желтоватой травы площадка в обрамлении солидных рельефных скал. В четверти мили от злополучного шоссе, ведущего через два штата к Нью-Вегасу. На приличном отдалении от того места, где Эндрю, Дантон и Намир в последний раз видели миссионеров.Отличное укрытие и столь же замечательная ловушка. Выход из этой каменной ниши был только один, и если оставшиеся в живых ублюдки вздумают их искать…
?Они могут, – говорил Октавий, под покровом ночи уводя беглецов подальше от завода. – Но не обязательно станут. Возможно, решат, что вы не стоите их усилий. Или побоятся последствий. Не захотят ничего предпринимать без лидера. Оставят завод и уйдут подальше?.
?А кто вы… Кто они вообще такие? Я ни черта не понял?, – бормотал Эндрю, щурясь от боли в затылке и стараясь не заваливаться вбок на поворотах.?Бывшие наемники. Бывшие рейдеры. Бывшие военные. Просто гражданские, – Октавий небрежно пожимал плечами. – Сбиваются в группы. Организовывают отряды. Кто-то уходит. Кто-то остается. Некоторые пытаются помогать рабам. Другие – все делают для себя. Думают, Легион ослаб?.
Сейчас, после короткого забытья, Эндрю уже не мог вспомнить подробностей разговора. Мелькали невнятные обрывки про нередкие случаи дезертирства, зашевелившиеся банды, о которых сто лет не слышали, и дурацкий религиозный раскол…Были вещи и поважнее проблем издыхающего Легиона.– Намир. Надо узнать, что случилось с Намиром. Не будешь же ты с этим спорить?– Не буду, – неотрывно пялясь в скалу, ответил Дантон. – На кой хер мне с тобой спорить? На кой хер мне вообще…– Хватит уже. Ты ведь знал, – швырнул Эндрю в иссеченную шрамами спину, будто гвоздь вколотил в позвонки. – Или догадывался. На заводе ты сам об этом заговорил. И Терезе в Лимане что-то успел сболтнуть. Может, еще кому?– Терезе… Блядь, Нолан, – Дантон все-таки обернулся, скользнул взглядом быстро и наискось. – Одно дело, что я там в своей башке себе напридумывал. А другое… Другое, когда ты открыл рот и сам…Он не договорил – скривил лицо, махнул рукой. Неловко и скованно. Поправил пистолетную рукоять, поблескивающую над поясом. Несколько минут назад, пока подсознание Эндрю складывало истории про Аниту и червей, Дантон мог пустить в ход оружие и вышибить кое-кому мозги…Но не пустил и не вышиб.
– Как твои ребра? – поинтересовался Эндрю, прекрасно осознавая, что это самая нелепая в мире попытка сменить тему сложного разговора. – Извини, я все лекарства на себя извел.Внутренне содрогнулся. Отголоском сумбурного сновидения в голове всплыло, как, обшаривая свежие трупы, срывая с них подсумки и роясь в карманах, он ухватился пальцами за тонкий инъектор, сковырнул одним из целых ногтей наконечник, продавил шток и бескомпромиссно естественным, как сама жизнь, движением вонзил иглу в ноющие мышцы плеча.
Без размышлений и колебаний – просто действия, машинальные, отработанные, будто совершаемые по сто раз на дню. Что он сделал, дошло до него лишь несколько мгновений спустя – и Октавий все видел, но не сказал ни слова. Им обоим законы Легиона уже не писаны, а у кого-то основательно сбоит и здравый смысл.– Нормально все с моими ребрами. Закурить бы. У меня сигареты есть, – Дантон хлопнул себя по карману. – У одного там вытащил. Огня нет.– Дай мне.Взяв мятую сигарету из грязных пальцев, Эндрю поднес ее к лицу. Вдохнул острый, терпкий табачный запах. Сглотнул выступившую слюну.
– Может, сожрать ее? – протянул задумчиво.В ответ на ?сожрать? желудок сжался и в предвкушении заурчал.
Все системы организма работали нормально. Действие морфина еще не закончилось, но Эндрю не ощущал его так ярко, как несколько лет назад. Мысли не растекались вязкой лужицей, сознание не норовило улететь на волнах эйфории, мышцы не напоминали размоченный хлебный мякиш. Короткая отключка и та случилась, скорее всего, не из-за морфина, а из-за чудовищной общей усталости. Он забыл, когда в последний раз спал, а не терял сознание.Наверное, боль вобрала в себя весь эффект от химии. Хотелось верить, что это так и последствий не будет. На всякий случай – Эндрю мысленно записал это в воображаемый блокнот – при первой же возможности нужно затолкать в себя ведро детоксина. Нужно на завтрак, обед и ужин жрать ложками детоксин. Чтобы внутренности выжгло к чертям и чтобы впредь неповадно было колоть себе всякую дрянь.?Не сработает?.Эндрю скрипнул зубами. Не сработает – никогда не срабатывало, давало лишь временный, крайне нестабильный эффект.
– Надо выбираться отсюда, – снова таращась в никуда, бросил Дантон. – Пожрать раздобыть. Тут же что-то растет, наверное. Может, удастся кого-нибудь подстрелить. У тебя сколько патронов? У меня пять всего.– Полмагазина или чуть меньше. А толку, если подстрелим? Огня нет, – напомнил Эндрю.Дантон хмыкнул:– Ты мясо сырое не ел, что ли, никогда? Я ел. Нас однажды с полмесяца на сырятине продержали. Кто-то один облажался, а наказаны были все. Охуенная справедливость.– У нас тоже такое бывало. Уверен, слово ?децимация? ты слышишь не в первый раз.Пауза. Недвижимая утренняя тишина.– То есть ты, выходит, везунчик? – с какой-то странной, нечитаемой интонацией. – Любимец Фортуны?– А ты… Ты совсем идиот? Там не бывает везунчиков, – Эндрю сплюнул, утерся. – Децимация означает, что Фортуна всех поимела в зад. Кто-то при этом выжил.Отошел, нагнулся за винтовкой. Взвесил ее в руке. Проверил ремень, предохранитель, отзывчивость крючка, магазин. Перевел в режим стрельбы одиночными. Бросил вдогонку:
– А кто-то нет.
Сам он в таком никогда не участвовал, но говорить об этом не стал. Пусть Дантон думает, что да. Пусть не знает, что какие бы боги ни благоволили Легиону Эдварда Сэллоу, они были по-своему милостивы. Изредка, не со всеми и не во всем.– Пошли, – Эндрю перекинул винтовочный ремень через голое плечо. Не привык к такому оружию, предпочитал полегче и покомпактнее, но, спешно подхватывая стволы со свежих трупов, выбирать не приходилось. – Октавия дожидаться не станем. Проверим, кто там стреляет. Если вдруг наши… Если наши, – уставился Дантону в угрюмое, разукрашенное кровоподтеками лицо, – ни слова обо мне им не говори. Иначе… – замешкался, подбирая слова.– Ты меня убьешь? Ну ладно, я понял.Эндрю качнул головой:
– Я другое хотел сказать. Хотел сказать… Это же просто разрушит мою жизнь, врубаешься? Все, что у меня есть, к чему я стремился… Все изменилось. Ты ведь больше не раб, верно? Точно так же и я – не легионер. Мы теперь живем совершенно иначе, пытаемся помогать другим… Но мне опять придется куда-то бежать, искать себе новое место и все начинать с начала. С Анитой или без. Она в курсе и говорит, что ей все равно, но мне кажется, это не совсем правда…Он осекся, помолчал недолго. Затем вздохнул:– Если ты проболтаешься, я потеряю все. Возможно, и надежду тоже. Но перед этим я тебя, разумеется, убью.В полном молчании Эндрю сделал несколько шагов и оглянулся. Убедился, что Дантон понуро плетется следом.
***На то, чтобы избавиться от трех вооруженных ублюдков, включая нервную бабу со штурмовой винтовкой и здоровяка с помповым дробовиком, у Октавия ушло семь секунд. Хрустели, ломаясь, кости, рвались из глоток влажные хрипы, Эндрю считал. Воображаемые часы тикали, глаза следили за движениями. Мозг не успевал переваривать – был словно обложен горячей ватой, которая изнутри давила на виски.
Вмешиваться – путаться под ногами – не пришлось. Дезертир со своей задачей отлично справился, после чего кивнул: ?Обыщите?. Руки Эндрю хватались за лекарства, оружие и наркоту. О том, чтобы снять с кого-нибудь легкую куртку или содрать рубаху, он тогда не подумал. Мысли Дантона, очевидно, тоже были заняты чем-то другим. Теперь они оба плелись по иссохшей земле полуголыми, отчаянно потели и надеялись, что злое июльское солнце, уверенно набирающее силы, их не испепелит. Миновали огромный пустырь без какого-либо намека на тень. Мрачно осмотрели несколько кустов со зрелыми, блестящими перцами халапеньо. На пару минут задержались возле груды сгоревших бревен у подножья немаленького холма. Вперемешку с почерневшими досками там же валялись обугленные человеческие кости, а сохранившиеся металлические детали выдавали во всем этом мусоре предназначавшиеся для казни кресты.
Эндрю поджал губы. Вспомнил, каково это, висеть под палящим солнцем Невады и чувствовать, как мышцы сжимает судорогой, а в венах густеет кровь.Гребаное. Палящее. Солнце. Когда-то кто-то – возможно, Анита – рассказывал, что солнечные ожоги поверх свежей рубцовой ткани могут запустить в организме фатальные разрушительные процессы. Вызвать мутации, опухоли и смерть.
Все, абсолютно все вело к долбаной смерти. Любого, кто строил планы на долгую мирную жизнь, был обязан напрягать этот факт.
Эндрю напрягался. Куда сильней, чем хотел бы себе позволить. Безвольно прикидывал, сколько времени у него займет возвращение в мирный Вайоминг. Сможет ли он добраться хотя бы до Юты – полуголым, с ободранным стволом за плечом. И ладно Анита… Простит ли он сам себя, если прямо сейчас, наплевав на миссию, Дантона и Намира, повернет назад?Разумно ли будет плевать на Дантона?
Эндрю взобрался на лысый, усыпанный мелкими камешками пригорок. Усилием воли выдавил из сознания мысль, что если Дантон вдруг упадет и сломает шею, этот трагический несчастный случай все здорово упростит.
– Смотри, – прозвучало позади. – Там вроде дым.По левую руку насколько хватало глаз тянулась высокая стена из гладкого сероватого камня. Справа высокие холмы то и дело сменялись неприступными скальными нагромождениями. Изредка открывались проходы, круто уводящие вниз. Через них можно было увидеть, как по пустошам растекается обжигающий летний день.В той стороне, куда указывал Дантон, вроде и правда что-то вилось и клубилось в стоячем воздухе, преломляло его, нагревало и заставляло мелко дрожать. Дым – не черный и ядовитый, как от горящих автомобильных покрышек, а голубоватый и легкий. Такой бывает, когда сухая древесина только-только занимается пламенем.Стояла тишина – никаких выстрелов за последний час-полтора не звучало. И Дантон за все это время от силы пару слов произнес. Еще недавно Эндрю искренне радовался бы его молчанию, но теперь ничего, кроме гнетущей неловкости, не ощущал.
– Пойдем глянем? – спросил он и ждал ответ. Не дождавшись, кивнул: – Пойдем. Только вначале…Указал в очередной просвет между холмами и скалами. Там, на утоптанном пустыре с потрескавшейся землей, валялась вверх колесами деревянная телега. Вокруг нее в живописном хаосе были разбросаны какие-то тряпки, свертки и смятые картонные коробки. Позади – что-то крупное и громоздкое, подозрительно смахивающее на рыжую браминью тушу.