11. ?Кругосветка. Шрамы прошлого? (1/1)

Сонни быстро зашагал вперёд, думая над тем, каково иметь дядю, считающий собственную племянницу монстром и, что ещё больше смущало, его особенные взгляды и прикосновения, больше похожие на домогательство. Нет, конечно же он понимал, что семейка у неё как минимум странная, но это только дядя. А какие же у неё тогда родители получается? И она с ними жила и воспитывалась кое-как, и, что похоже на правду, они не обращали на неё внимание. Иначе почему она такая робкая и, при всей своей красоте, ненавидит себя? Да и её глаза... иногда в них искрится страх и недоверие. Порой ненавязчивая радость. И совсем сбивает с толку некие тени. Как там говорится? В тихом омуте черти водятся? Ну, ей это явно не подходит. Чего не скажешь об её дяде.— Никогда больше к нему не пойду. Извращенец и псих! И это обещание он постарается сдержать со всей профессиональной ответственностью, потому что ещё одной встречи он не выдержит. Особенно если на таких встречах присутствуют страшные фотографии с настолько отчётливыми деталями. Он, естественное дело, не поверил тому, что она могла кого-то побить до такого состояния. Вот кто угодно может такое сделать, только не она, потому что у неё для этого робкий характер. Да и телосложение худое, даже слишком. На роль боевой девочки она не подходит, поэтому об этом нужно забыть, как страшный сон. А эту фотографии надо сжечь до пепла и выбросить в мусорное ведро. Как компромат ужасное средство, да и в целом как напоминание не очень-то приятно. Однако... слова о том, что невозможно кого-то знать полностью за неделю, прочно засели в памяти основательно. Если подумать, то он ничего о ней толком не знает, только теории и догадки, а это не способствует взаимопониманию. Также он не знает, что она конкретно думает об нём и его окружении. Может, она их боится или сильно раздражают, безразличны или же нравятся, но в интересной форме. Она ничего не говорит ему о своих чувствах, только извиняется за выдуманные поступки. Она закомплексованная девочка и всё тут! ...А что если фотография настоящая и Селина способна на драку? Из-за этих мыслей он ещё больше нахмурился, как будто сидит на важном заседании и рассказывает о умных вещах. Настроение испорчено. Ладно, когда придёт к своей семье, то обязательно повеселее станет. У них, наверное, нет плохих новостей похуже ранее озвученных, раз так, то можно расслабиться. Правда, беспрестанное повторение данного утверждение никак не привело к желанному результату. Именно поэтому придорожные камни летали в разные стороны и в удивительных ракурсах, как ракеты. Ромал плёлся позади раздражённого друга, стараясь понять все высказанные им слова насчёт Селины. Определённо, если её семья настолько ненавидит и считает её чудовищем, то хорошо, что её вовремя спасли от дурного влияния. Другой вопрос в том, каким образом её родители додумались отнести дочку к незнакомому троодону? А впрочем, не так уж важна их мотивация в этом деле. Да ну их, пусть останутся в прошлом, а он вместе с Сонни приведёт её к светлому будущему. И ничто этому не помешает и никакие сюрпризы не омрачат жизнь. На заметку, не стоит доверять Тэрстону, знающего подобные сведения о родственниках Селины. Мало ли, откуда у него эта информация вообще появилась? Уж больно мутная личность, если подумать. Наверное, не строит рассказывать Сонни об личности информатора. У него и так, что ни день, так новость, которая щекочет нервы. А что может ещё привести к удивлению, как известие об слишком всезнающем сопернике?— Не переживай ты так, вот увидишь, сейчас ты придёшь на свою любимую работу и почувствуешь, как большущее счастье приходит к тебе. Ромал приобнял друга и снисходительно улыбнулся, намекая, что не стоит портить себе нервы пустыми поводами. Всё плохое осталось позади, верно? И нет ничего странного в том, что интуиция кричит об обратном. В конце концов, он может хоть раз и ошибиться.— Да, Ромал, ты абсолютно прав. Друг точно плохого не посоветует.*** Он на секунду задумался и, с явным недоверием, переспросил:— Ты же мне не врешь? И, почему-то, ответ показался ему вполне искренним.— Мне невыгодно врать. Надо было задуматься о том, что как раз таки ей сокрытие тайны шрамов очень даже выгодно, так как за ними явно скрывается нехорошая история. Жаль только, что он об этом сразу не подумал. Гилберт упорно думал над тем, сказала ли она ему правду насчёт шрамов. С одной стороны, мало ли какие бывают падения, это верно, но как можно упасть, чтобы после этого происшествия осталась идеальная линия, словно её специально чертили. Если это правда, то ей крупно не повезло. А вот если она соврала... то, судя по всему, она столкнулась с издевательствами со стороны родителей, что более вероятно, так как они похожи на тех личностей, кому по барабану проблемы ребенка. Но это ещё в лучшем случае расклад таков. За задворками разума у него копошилась мысль насчёт попыток суицида у неё, вот только... В это упорно не хотелось верить, так как слишком похоже на правду. А что? Удручённая сложившимися жизненными обстоятельствами, она делает неудавшуюся попытку самоубийства и, скорее всего, именно из-за неудобной правды соврала. Причём так красиво, что не возникло подозрений или вопросов при ответе. И лишь когда Селина ушла завтракать, то размышления на тему шрамов пришли ох не вовремя. Собственно, а почему он только сейчас заметил? От разгадки столь простого вопроса Гилберт завыл от стыда и досады. Известное дело, он смотрел только на её красивое личико и думал о всяких плохих словах в её адрес. Потом воспитательный разговор дяди и, похоже на то, перемирие с ней. Когда он ещё мог нормально заметить шрамы? Скорей бы дядя пришёл и решил проблему, а то он сам не может справиться.

Размышляя об этом, Гилберт направился в сторону любимого всеми (понятное дело) вагона ресторана и, самую малость, выпал в осадок от представшего ему зрелища. В самом дальнем конце вагона сидела Селина и что-то медленно жевала с таким видом, будто её через несколько минут отправят на смертную казнь. И причина расстройства была проста, как воздушный шарик. Просто всеми известные и любимые (но с явным исключением с стороны Селины) детишки следили за каждым её движением, явно продумывая хорошее начало для разговора. Похоже, они ещё не поняли тщетность попыток с ней подружиться таким способом.

Вот кому могут нравится вечные вопросы, теории, гипотезы, песни и снова вопросы? Вот бывают же такие личности, которым не интересно задавать вопросы, они любят тишину, и уж тем более им не нравятся, когда кто-то громким образом претендует на личное пространство. И именно поэтому Селина их старается избегать, скорее, не из-за их характера, а... резкой навязчивости, что-ли. Просто они привыкли, что все с первого взгляда с ними дружат и рассказывают много чего личного. И это они ещё официально не пошли в школу, а что будет, когда пойдут? Учителя будут пить валерьянку с мятой. Наконец, обсудив все исключительно положительные аргументы, самая смелая из них, то есть Тайни, торжественно подошла к ней, при этом стараясь держать конкретную дистанцию. Нет, тихая девочка не может на неё напасть или что-то наподобия того, просто вдруг таким образом она почувствует к ней доверие. Близко не подходит, значит, личное пространство не нарушается, верно? Тайни глубоко вздохнула и приветливо защебетала:— Мы тогда не очень хорошо поговорили. Если мы найдём общую тему, я знаю, мы сможем подружиться. Гилберт на этот счёт сильно сомневался. Селина, честно говоря, частично доверяет только приёмному отцу, да и то, не говорит полностью о своих переживаниях. А тут посторонний ребёнок, который, скажем так, очень настойчиво ищет какие-либо связи с ней. Какая тут вообще дружба получится? Хоть реакция у Селины была вполне нормальной, то есть, она мило улыбнулась и тихо проговорила:— Всё и так хорошо. Такая хорошенькая девочка, как ты, не должна волноваться обо мне, посредственной. Она медленно поднялась с места, думая о том, как бы слинять по-быстрому и без промедлений, и успела только подойти к выходу из вагона, когда на её странный ответ откликнулись. И от невинной фразы она вздрогнула, словно на неё замахнулись чем-то тяжёлым.— Нет, это ты красивая! Словно куколка. И резонанс от этих слов пошёл по всему телу, подкрадываясь к наиболее горьким воспоминаниям. Слишком рано она поняла, что является марионеткой, не стоящей ничего. Ещё тогда, когда просто попросила маму об предстоящем дне рождения при одном из её ухажёре, являющегося мутным типом. Слишком много она не просила, просто о том, будет ли у неё хоть один спокойный день. Под нормальным днём она подразумевала день без всяких там свиданий интимного характера на самом видном месте, без попойки и бурных скандалов. Просто тишина и относительное спокойствие, даже без подарка. А какой ребёнок захочет в четыре года остаться без всякого подарка?

Троодониха с длинными рыжими перьями и медным цветом глаз, лишь изящно фыркнула и снисходительно усмехнулась. Да, дочка у неё не вовремя приходит.— Какая милая, словно куколка! И какие у неё большие претензии... Её выпроводили с кухни и, невзирая на все протесты, заперли в своей же комнате. Большое разочарование затмевало всю надежду на светлый праздник. Завтра её ждёт лишь ?теплый? приём в детском саду и презрительное безразличие со стороны матери. Тайни ничего не понимала. Она просто сделала комплимент, а вот реакция пугает. Селина медленно отошла от неё, вплотную прислонившись к стене спиной, и закрыла руками голову, пытаясь скрыться от всего мира. Но как уйти от воспоминаний? Селина дерзко смотрела на ?горячо любимую? мамочку и не могла сдержать ехидную улыбку. В кои-то веки она почувствовала, каково дочери на её месте, когда обзывают потаскухой. Теперь она знает, что скромная и милая дочурка может и нагрубить крепким словом. И Селина улыбалась так, как никогда не улыбалась, даже при том обстоятельстве, что её бесцеремонно бьют по лицу и тёплая кровь ручейками течёт с лица.

— Ты выглядишь так, словно куколка, которой сломали ручки и ножки.

Вновь сегодня, как всегда, плохое, чуждое дитя . Она смеялась громко и навзрыд, как будто сквозь слёзы. Хотя, если присмотреться, слезы и вправду текут по щекам, как ручейки. Но как же ей плевать сейчас на чужое мнение и весь мир, сейчас существует только она и вся накопившаяся боль. Ах, как приторны слова тех детишек и само стремление их подружиться. На самом деле, они не такие уж и светлые и чистые. Ей ли не знать жестокую сущность детей? При взрослых они выглядят, как ангелочки, только крыльев не хватает, а при ней выпускают все шипы. Не хочется с такими даже спорить, особенно когда родители выносят претензии, мол, почему вы сказали такую гадость о моем хорошеньком сыночке. И не знают наивные родители, что ?добрый? сыночек матерится, как сапожник, и бросается комьями грязи в тихую девочку, которая, при всём желании, не хочет с кем-то болтать. А зачем? Её никто не уважает должным образом, припоминают грязную репутацию мамаши и просто смеются. Долго и счастливо.— И почему ты родилась красивой, словно куколка? Ты же на самом деле хуже нас! И всё начинается заново. Никто не знает о том, что цветок ложью заклеймён.