Часть 6 (2/2)
- Все и так знают, на кого я работаю.- Нет, малыш. Ты мне будешь принадлежать, абсолютно и бесповоротно. Потому что шрамы ты свести не сможешь. – Кладу на грудь отставного военного скальпель.– Ну что, ты готов?Кивает.- Знаешь, сначала, наверное, стоит контур прочертить?- Мне откуда знать, шеф?- Незачем так официально… Можешь звать меня по имени, когда я вот так на тебе сижу.Фыркает, укладывая мне руки на бедра – я сижу у него на животе, изогнувшись, примеряясь – где бы начать резать.- Я неплохо рисую… - откуда только растерянность в голосе.- Я знаю, - кивает. Успокаивать меня, что ли, вздумал?
Самым острием скальпеля провожу по коже, оставляя даже не надрез, а чуть краснеющую полоску. Полукруглые изгибы заглавной J даются мне нелегко, но я предельно сосредоточен, я не отвлекаюсь даже на чуть сжимающиеся в предвкушении боли пальцы на моих бедрах, и почти не подглядываю за подрагивающими опущенными ресницами. Зато прекрасно слышу дыхание – настороженное, недоверчивое.
Первая буква выходит преотлично. Вторая проще – четыре стилизованных скрещенных кинжала в виде буквы М. Немного старомодно, конечно, но в этом определенно присутствует стиль. Выводится поверх первой- заканчиваю «набросок».- Себ…- В первый раз слышу в твоем голосе такое сомнение… Мне это льстит.- Иди к черту. Надеюсь, это будет действительно больно.Судорожно вспоминаю все, что читал. Черт, надо было хоть видео какое посмотреть. Резать под острым углом, равномерно. Черт. Это почти что паника – скальпель замирает в полудюйме от кожи, и я вижу, как трясется мелкой дрожью лезвие. Просто бездумно резать – это одно, а вот эти вот художества, с человеком на них согласным – это совсем другое.
Украдкой поднимаю взгляд на полковника. Он смотрит на меня с каким-то странным выражением удовлетворенного любопытства. Судорожно пытаюсь оттянуть момент, когда скальпель взрежет податливую плоть, оставляя на тигре клеймо, отметину, от которой он никогда уже не сможет избавиться.
- Джим. Тебе что, нужно, чтобы я сопротивлялся? Извини, я тебе шею могу свернуть случайно.- Нет. Просто… это немного необычно. Лежи тихо.
Сжимаю тонкую ручку скальпеля.
И тут накатывает…Не знаю почему – с моими «отклонениями» сложно определить с какого края меня накроет. Просто в какой-то момент я начинаю видеть только подсохшую кровь на ключице; длинную, с неровными краями, подсыхающую рану на ребрах и светло-багровый контур собственной монограммы на груди снайпера – немного выше соска, небольшой узор, примерно в два с половиной дюйма.Я держу свои ножи и скальпели идеально заточенными, поэтому кожа податливо прогибается под давлением – всего на миг, и тут же будто разрывается – как мне и нужно было, под углом, лезвие впивается в плоть и рука сама делает прямой, идеально прямой росчерк, останавливаясь на изгибе линии.От священнодейства отвлекает тупая, тянущая боль – пальцы снайпера продавливают кожу на бедрах, отвлекая.- Руки убери, - собственный голос кажется чужим – хриплый, некрасивый, жесткий – я не могу даже пересыпать простую фразу битым стеклом привычных, полубезумных, как говорят многие, интонаций.
Слышу и чувствую, как снайпер резко выдавливает воздух из легких, стараясь не шевелиться, осторожно втягивает новую порцию кислорода.Кладу одну руку между ключиц, упираясь, даже не задумываясь, что фактически перекрываю доступ кислорода. Чуть вздрагивая, взрезаю кожу полукругом. Запоминаю угол и глубину проникновения – у заглавной J есть еще этот дурацкий, изогнутый хвост. Изгибаю руку под неестественным и неудобным углом, примеряясь.
- Не кусай губы, Бас! – я понимаю, какими-то задворками сознания, что не контролирую свои действия – залепить снайперу пощечину – это смелый ход. Он рычит, красивый, глубокий звук, такой первобытный и возбуждающий. – Тихо! Тихо лежи!Сильное мускулистое тело подо мной покорно замирает, хотя я вижу следы сдерживаемой ярости в редких, но четких подрагиваниях.
Чувствую себя дрессировщиком и почти вижу ручного, но взбешенного тигра, беспорядочно колотящего хвостом по близлежащим поверхностям. Тигра, которому стоит сделать одно движение и его дрессировщик захлебнется кровью. Тигра, который сдерживается изо всех сил – крепкие мышцы перекатываются под кожей, но все напряжение уходит в пальцы, лежащие уже не на моих бедрах, а на покрывале, метафорически – в хвост. Плед тихо потрескивает, разрываясь, и мне чертовски наплевать на него.Тигр подчиняется, и я чувствую себя царем и богом – не меньше. Затихает, обнажая в злом оскале клыки. Замирает, придавая дыханию размеренность. Ждет, облизывая губы, упирая в меня разъяренный взгляд синих глаз.
Я, сдерживая дрожь, дорезаю в два движения первую букву.Сжимает челюсти, чуть раздувая ноздри.
Втаскиваю в поле зрения полковника остатки вискаря:- Сейчас? Или закончить? – голос по-прежнему отказывается слушаться.- Как хочешь, - приподнимается на локтях, пытаясь, видимо, успокоить боль.- Ляг. Сначала закончу. Вторую букву резать сложнее, вопреки моим ожиданиям – перекрестные косые разрезы делать сложнее, чем я думал. Нужно, черт возьми, прорезать достаточно тонко, чтобы не превратить рисунок в черти что… Смиряюсь с тем, что вторая будет бледнее – режу почти ровно.
Закончив, несколько секунд смотрю на свою работу. Аккуратно, стараясь не раздражать еще больше, почти что бьющегося в судороге снайпера, обвожу языком буквы.
Чуть сдвигаюсь назад, чтобы улечься удобнее и упираюсь задницей в возбужденный член киллера.
Почему-то я этого не ожидал. Я вообще не знаю, чего ожидал. Но такой реакции – точно не ждал. Влажный от смазки, твердый член, по себе прекрасно знаю, что такое возбуждение в большей степени болезненно, чем приятно.- Себастьян… - произношу еле слышно – он и так знает, что за этим последует.Я думал, он зажмурится, но полковник напротив, открывает глаза, глядя, как золотистая жидкость из прозрачной бутыли выплескивается на грудь.
Не знаю, может стоило согреть бутылку в руках, может нужно было делать еще хоть что-нибудь. Не знаю. Меня выбивает из чувства реальности протяжный стон и вид затекающей под кожу, горькой на запах и на вкус, жидкости. Виски смешивается с кровью, и я впадаю в столь привычную уже эйфорию. В висках гудит набат, сердце раздирает грудную клетку, беспорядочно пытаясь проломить ребра. Губы вжимаются в ало-золотые разводы, и губы жжет, нестерпимо жжет, но я вылизываю изрезанную кожу, прикусываю сосок, чувствуя, как вздрагивает, сдерживаясь, сильное тело.Ладони жестко обхватывают бедра – я, наивный дрессировщик, думал залезть на своего тигра, отыметь его, подчинить еще больше. Как я собирался это сделать я и сам не понимаю. Тело становится не в меру податливым, я судорожно стаскиваю с себя пижамные штаны, позволяя снайперу грубовато ласкать меня.И тут он меня действительно удивляет. От его слов у меня сводит легкие, и я закрываю глаза, сдерживаясь, чтоб не касаться себя…- Ты же хочешь быть сверху, Джим…