Морошкино болото (2/2)
Был он сгорбленный в три погибели и лохматый, с заросшей бородой, в изодранной крестьянской одежке. А взгляд решительный, бойкий - видимо, был по молодости крепким детиной, спорым, а к летам зачах от тяжкой доли. - Эх, вестимо ж дело. Сам коли кого в лесу увижу, поучаю на болота-то не ходить. - Староста сказал, что у вас завелись утопцы, - Лютик юркнул на лавку рядом, чувствуя, что дед больше не злится и поговорить ему охота. – Мы с Геральтом как об этом узнали, решили разобраться.
- Это ты-то с чудищами разбираться решил, молодчик? – по-доброму усмехнулся старик. - Нет-нет. Я только так, за компанию пошёл, - бард неловко потёр руки. – А по чудовищам – мой друг. Он ведьмак.
- А, слыхали про таких, да и видали, - дед покачал головой. – А не боишься ты его-то, песельник? Помнится, захаживал к нам такой, когда я совсем дитятко был. Высоченный, морда суровая, вот-вот набросится, а глазенки-то жёлтые эк у кошки дикой и хитрючие. Струхнул я не на шутку, да что с ребенка-то взять.
- Не боюсь, деда, - улыбнулся бард. – На вид ведьмаки, может, и страшные, а сердце у них храброе и благородное. Бывают, наверное, и среди них мерзавцы, но это порок всего человечества. А с Геральтом я знаком не меньше двадцати лет, и лучшего друга чем он у меня не было. Так они и заболтались о разном. Старик рассказал, что звали его Велес, был он сиротой, и с самого детства приходилось ему зарабатывать на хлеб, помогая по мелочи то тем, то этим. Ребёнка, конечно, жалели, сильно не загоняли, но как достиг он отроческого возраста, так и пришлось надрываться в полях. А потом открыли рудники у Вызимы и согнали туда людей из разных деревень и сёл. Велеса эта беда тоже не обошла. Вот и работал на рудниках, пока на смену молодые не подоспели, а дальше обратно в Бобрувку подался. Только в полях он работать уже не мог, всё здоровье загубил, вот и назначили его лесничим за порядком следить, а старик и не был против. Не хотел он без дела сидеть, только глаза людям мозолить. Отдали ему в распоряжение ничейную хату в лесу, так и зажил один, без родни, без жены, только иногда посылали к нему девчушку из села припасов принести. Послушал бард рассказы старика, и стало у него на душе как-то грустно. Жалко стало человека – и ноги у него еле ходят, и спину ломит; платят ему – дай бог, если две крынки молока да буханку хлеба в неделю, какие уж тут силы, да и в хате грязь такая, что молодому дышать тяжело, не то что старому. А хуже того – одиноко деду. Девчонка та, что к нему забегала, вряд ли о старике заботилась, решил бард, раз даже убраться не помогла. - Дедушка, а может, тебе помочь чем? – мягко предложил Лютик. – Воды, может, набрать? Или… дров наколоть? Я, конечно, топор в руках ни разу не держал, но зато упрямый, как-нибудь справлюсь. Могу прибраться помочь. Или, может, тебе из припасов что нужно? Есть провизия и лекарства… - Да бог с тобой! – отмахнулся старик. – Будешь ты ещё тут горбатиться, когда меня ужо могила ждёт. Еды, воды хватает, не жалуюсь – старику поди немного надо. Лучше-ка, спой мне чего-нибудь, потешь душеньку. Да только гляди, чтобы свою песню, собственно сочиненную. - Это можно, - засиял Лютик, подхватив лютню, и перекинул ремешок через плечо.
Балладу менестрель выбирал недолго, затянул клеймом выжженую в памяти ?Чеканную монету?. Давно он её не исполнял – как расстался с ведьмаком на горе, так и выкинул из репертуара, слишком уж много с ней было связано. Даже на ярмарке по привычке забыл исполнить, а здесь в самый раз пришлось – песня и веселая, и про мужество ведьмака рассказывает. Закончил менестрель под аплодисменты Велеса. Встал, шутливо поклонился направо-налево и сел обратно на лавку. - Лихо, лихо, - довольный выступлением похвалил старик. – Погудка так в пляс и зовёт, да слова задорные. Уважил ты старика, сыздавна таких толковых музыкантов-то не встречал. Только ты не сердись, но всё же чего-то не хватает. Живинки какой, что ли. Давай-ка сюда свой инструмент, покажу тебе как надо-то.
Лютик спорить не стал, потакая старику. Только улыбнулся и протянул тому свою лютню. ?Сейчас сыграет мне народный мотивчик на три аккорда?, - решил менестрель и сделал лицо попроще. Всё-таки, в преклонном возрасте держишься за привычное, поэтому сложно оценить новое.
Старик скрестил ноги и аккуратно устроил инструмент на коленях, провел рукой по всем струнам, прислушиваясь к их звону. Покрутил туда-сюда колки на удивление барда и прошёлся по ряду ещё раз. Довольный извлеченным звуком он хитро поглядел на Лютика, и пальцы его умело заплясали по струнам, не уступая мастерству Лучшего Менестреля Континента. Казалось, старик даже помолодел от задора, от разжигающей его страсти к музыке.
К струящейся мелодии присоединился хриплый голос Велеса, поющего на Старшей Речи, а Лютик сидел будто околдованный, чуть ли не с открытым ртом смотря на музыканта, впитывая в себя каждую нотку, каждое слово. И чем дольше старик играл и пел, тем живее становилась мелодия, тем звонче звучал его голос. Исчезали морщинки с его лица, глаза заблестели изумрудами, а борода тонкой соломкой осыпалась на пол. Старик выпрямился, разводя широкие плечи, и вот уже перед бардом сидел златокудрый мужчина с завитыми усами, насмешливо зыркая на Лютика. А песня всё лилась и лилась резвым ручейком из тонких уст, лаская слух. Вокруг всё заблестело словно река под жарким солнцем, лохмотья обернулись в золотые одежды, и деревянная горница мигом пропала, а вместо неё поднялись расписные стены из драгоценного камня и причудливые колонны. - Ну, как, Юлиан, - спросил мужчина, посмеиваясь, - понравилось тебе моё исполнение? - В жизни ничего прекраснее не слышал, - пролепетал Лютик, всё гадая, кто же сидел перед ним. – Людям подобное творить талант не дан. - А вот тут ты ошибаешься, - мужчина протянул менестрелю лютню. – Все дело в умении становиться с миром единым, пропускать музыку через самое себя. И ты, Юлиан, один из немногих, кто смог бы этого достичь, - его изумрудный глаз вспыхнул задорной искрой. – Оставайся у меня, Юлиан – всеми тайнами поделюсь, станешь музыкантом хоть мне под стать. Будешь жить в отдельных хоромах, всё что нужно – лишь руку протяни, ни в чем не откажу, - предложил мужчина. Сильно ему, видимо, Лютик приглянулся. От внезапного предложения менестрель так растерялся, что даже не сразу нашёлся как ответить. Для него музыка была святая святых, утешеньем в печальные дни, занятием всей жизни; тем, что навсегда останется с ним, никогда не предаст и не бросит. А кроме того, признался себе Лютик, след в искусстве оставить тоже хотелось, да так чтобы в учебниках о нём писали.
Но, с другой стороны, как мог бард просто взять и всё бросить? Разве мог он наплевать на то, что только-только помирился с лучшим другом, о чём так заветно мечтал? Неужели он мог просто взять и пропасть, отмахнувшись от того, что было старательно собрано и склеено воедино? А как же чувства Геральта, его признание?.. - Не обижайся, пожалуйста, - менестрель потирал манишку пальцами, - но как бы мне ни хотелось – не могу. Есть у меня ещё незаконченные дела. И оставить своего друга вот так тоже не по чести. - Молодец, что правду сказать не побоялся, - улыбнулся мужчина. – Я ведь совсем позабыл, что люди к мирской суете прикованы. Но за твою доброту и честность, Юлиан, оставлю я тебе подарочек, - Велес ловко выдернул из своей шапки зелёное перо, украшенное золотой дорожкой, и воткнул в берет менестреля, как влитое пришлось. – Когда время настанет, вспомни ты об этом пёрышке и кинь его через правое плечо, тут я и появлюсь. Чем-нибудь да помогу. И лишь златовласый мужчина замолчал, вся комната пошла ходуном, заплясало перед глазами, и Лютик полетел вниз. *** Геральт размахнулся, рубанул чудовище по надплечью, проходя клинком насквозь, и отскочил назад. Букавац замотал головой, замерцали загоревшиеся багрянцем рога. Отрубленная конечность, извиваясь как дождевой червь, повалилась в воду. Из раны твари не пролилось ни капли крови, рука в миг иссохла, а на её месте выросли две другие, ещё длиннее и когтистее. С угрожающим рёвом чудище припало к земле и оттолкнулось от неё всеми тремя руками, чёрным сгустком налетая на противника. Геральта сшибло с ног и отбросило в самый конец болота, в ряд молодых берёз, с треском проломившихся под ведьмачьим весом.
Белый Волк осклабился, рывком подхватил выпавший на берег меч и вновь бросился навстречу чудовищу, сбегу вонзил ему клинок в грудину, а букавац в ответ лишь громче клокочет, смеётся – кровь у него всё идёт, и рана в тот же миг затянулась, как будто не было у твари слабого места. Геральт рванул рукоять на себя, но меч не поддался, намертво застряв в смоляной плоти. ?Зараза! Плохо дело?, - мелькнуло в голове ведьмака, и чудовище ухватило его за голову широченной ладонью, прижало вниз, в болотную жижу, пытаясь не то утопить, не то расплющить. Каждая секунда была на счету, Геральт выхватил серебряный нож, висящий на поясе, и одним сильным движением обрубил чудовищу кисть, тут же всплывая наверх за кислородом и шарахая в гадину аардом.
Букаваца ведьмачий знак не оглушил, лишь отбросил на пару метров назад, но зато Геральт не попал под очередную атаку и успел оценить обстановку – на месте отсечённой кисти у твари отросло ещё две, а ветвистые рога только ярче светились кроваво красным. И тут ведьмака озарило – он бросился вихрем к поваленному дереву, диагональю тянувшемуся от земли к веткам берёз, и взбежал по стволу повыше, чтобы обрушиться сверху на голову чудовищу. Зажал шею ногами, хватаясь за рога, и ловким движение руки обрубил правый рог. Тут же забила фонтаном алая кровь из лунки, а чудище заметалось, ревя, отчаянно пытаясь стряхнуть ведьмака; тот тут же рубанул второй раз, теряя равновесие и кубарем летя вниз. Смоляная гадина издала последний утробный крик и с плеском повалилась в воду.
Поднявшись на ноги, ведьмак подошёл к букавацу и отрубил ему голову. Затолкал её и тот рог, что всё ещё держал в руке, в прихваченный холщовый мешок; на всякий случай и пару голов утопцев решил добавить, чтобы пронырливый староста не смог отвертеться от оплаты. И когда Геральт наклонился, чтобы выловить последний трофей у берега, то заметил что-то синенькое, мелькавшее среди редкой травки и прошлогодних листьев. Подошёл к тому месту, пошарил руками и, перекинув мешок через плечо, направился обратно, к избе, где оставил барда. Ведьмак возвращался тем же путём, каким и дошёл на Морошкино болото от поляны – вот голые кусты малины, что он проходил раньше, вот кем-то заброшенная норка. Уже должна была показаться и изба сквозь просветы между деревьями, но её всё не было.
?Не может быть такого, чтобы я заблудился?, - подумал ведьмак, а в груди его поднималась тревога. Геральт, сам того не замечая, ускорил шаг и на поляну он буквально выбежал из чащи леса.
Вместо дома на прогалине, поцелованной лучами заходящего солнца, во всю красу расцвела белая ветреница с желтыми серединками. Кровавый мешок упал на землю, и ведьмак метнулся к Лютику, утопающему в цветах. - Лютик, зараза! – мужчина подхватил бард, поддерживая одной рукой под голову, а другой - за плечо, и порывисто приподнял над землей. – А, ну, вставай, Дева Полей недоделанная!.. - А?.. Что?.. – бард распахнул глаза и испуганно уставился на друга, не сознавая, где он и что происходит. Но как только осмысление пришло, и Лютик понял, что Геральт склонился над ним неожиданно близко, сердце менестреля пропустило удар. – Фуф, Геральт! Ну, что ты так меня пугаешь?..
- Это кто ещё кого пугает, - выдохнул ведьмак, отодвигаясь от Лютика. - Что здесь вообще происходит? Только сейчас менестрель огляделся вокруг и, продолжая полулежать на земле, опираясь на локти, неуклюже улыбнулся: – Я… я почему-то не могу вспомнить, как я здесь оказался. Помню, что оставался в избе, а потом… - менестрель нахмурился, пытаясь поймать воспоминания, но в голове была лишь звенящая пустота. – Уф, без понятия. ?Возможно, тайное убежище чародея. Или какой-то местный божок проказничал?, - предположил ведьмак, с опаской осматривая менестреля, но ничего необычного он не увидел, и медальон тоже не подавал знаков.
- Ты как себя чувствуешь? - Вроде, всё в порядке. Готов отправиться в путь и надоедать тебе своей болтовней и балладами, - Лютик дружески хлопнул ведьмака по груди, тут же отдёргивая её, запачканную в крови. По бодрому состоянию Геральта было очевидно, что она была вражеской, поэтому бард только попросил, когда ведьмак помог ему подняться:
– Ну, что, Белый Волк, рассказывай. Это, действительно, были утопцы? - М, не совсем. Восемь утопцев и букавац, - ведьмак отошёл на край поляны, чтобы подобрать мешок. Лютню менестрель достал из зарослей ветреницы сам, а сумка с зельями обнаружилась висящей на нижней ветке липы.
- Я думал, это вымышленное чудище… - Я тоже. Хочешь посмотреть?