Раскрывая карты (2/2)
- Геральт, успокойся, - менестрель скрестил руки на груди, крайне недовольный внезапным штормом. – Я бы не сунулся к Риенсу один. У меня, всё-таки, есть голова на плечах, хотя ты так настойчиво отказываешься в это верить. - Ага, привёл с собой невесть какую чародейку, так ещё и через портал! – не унимался ведьмак. – Наверное, захотел, чтобы я твои ошмётки собирал по всему Оксенфурту! Тут уже менестрель не выдержал и, полный негодования, вскочил на ноги. У него просто не укладывалось в голове, почему Геральт временами мог быть таким неотесанным болваном. - Я, я, я!.. – всплеснул руками Лютик. – А ты представь, каково было мне, Геральт! Неужели ты, будучи на моем месте, бросил бы друга в беде, оставил бы на растерзание этому грязному подонку?.. Неужели я должен был как ни в чем ни бывало плясать на пирах и распевать баллады? Ты этого от меня хотел? Ну, уж извини, что я обманул твои ожидания, Геральт. Снова!
- Лютик!.. - О, нет, дорогой друг, лучше помолчи, я ещё не закончил! – бард потряс указательным пальцем перед носом оторопевшего ведьмака. – Скажи-ка мне, пожалуйста, чем думал ты, направляясь в бордель, в то время как тебя искали прихвостни Риенса и шпионы Дийкстры, м?.. То-то и оно, Геральт, что совсем не тем, прямо вот вообще! Я хотя бы вышел из этой передряги целым и невредимым, а на тебе буквально вчера живого места не было, без боли не вспомнишь! Да ты даже сейчас выглядишь помятым. И что с тобой таким прикажешь делать? - Чем я думал, чем я думал, - сжал челюсти ведьмак, а его взгляд метнулся в дальний угол. – Я влюбленный идиот, я ничем не думал.
Бард насмешливо прыснул и отошёл к окну, поворачиваясь к Белому Волку спиной. Сердце Лютика взволнованно стучало в груди, дыхание только начало выправляться после бурного представления.
?Сколько ещё осталось Лютику? - подумал ведьмак, впиваясь глазами в затылок друга. – Тридцать лет, сорок? По меркам ведьмака это ничто. А вдруг бард не протянет и этот срок? Вдруг на него нападут бандиты или подкосит неизвестная зараза? А с учетом того, что он и сам постоянно лезет на рожон…? Лютик. Он казался Геральту таким полным жизни, таким сильным и в то же время чрезвычайно хрупким. Что-то внутри ведьмака надломилось, когда он в полной мере осознал, что время менестреля неизбежно утекает.
Лютик же, под задумчивым взглядом друга, вернулся на прежнее место, присаживаясь рядом - насколько быстро бард воспламенялся, настолько же легко прощал обиды. В его глазах больше не плясал бунтарский дух, но поселилась тоскливая забота: - Послушай, Геральт. Тебе нужно помириться с Йеннифэр. - И при чём здесь она? - При том, что ты без неё начинаешь сходить сума, - спокойно как ребенку объяснил бард. – То на меня срываешься, а то чуть ли не в руки к чародеям-извращенцам прыгаешь. Ты же сам и признался, что из-за неё перестал думать.
Геральт подался вперёд и сжал плечи барда:
- Лютик, я говорил не о Йенне, - ведьмак шумно вздохнул. ?Сейчас или никогда?, - решил он. – Для ведьмака привязанность – это слабость. Это ненужный груз, тянущий за собой вниз, требующий свернуть с пути, помочь, защитить, вмешаться. Не ввязывайся в дела людские, ведьмаку суждено по жизни идти одному, не оборачиваясь назад и не заглядывая вперед – этому нас учили в Каэр Морхене. Я в это верил и следовал этому завету. Следовал, пока не встретил тебя, Лютик. Ты стал дорог мне, и когда я осознал, насколько, то испугался – казалось, я теряю себя. Я не понимал, что делать с этими чувствами, морочащими мне голову – я отталкивал тебя и был груб, пытался убедить самого себя, что твоё общество меня раздражает. А потом… Потом были джинн и Йен. Могущественная и прекрасная чародейка. В порыве исступления я решил, что она стала бы лучшей спутницей для ведьмака на пути, чем просто человек, и я связал с ней судьбу, - ведьмак горько усмехнулся, отводя взгляд. — Это была ошибка глупца. Мои чувства к тебе никуда не делись, я только запутался ещё сильнее. Но теперь, после нашей разлуки, всё стало на свои места. Ты дорог мне больше, чем друг, Лютик. Я принял эти чувства и больше не хочу убегать, - он выпустил барда из хватки. - А теперь, если хочешь, можешь накричать на меня и выставить за дверь, я пойму твоё презрение. - Во имя Мелитэле, - смущенно прошептал Лютик, кончики его ушей слегка покраснели. – Это, несомненно, неожиданно, Геральт, но скажи, пожалуйста, почему ты решил, что я должен тебя презирать?..
- Потому что ты известный любитель дамских прелестей, Лютик, - ведьмак безучастно откинулся на кровать, отдавая себя на волю судьбе, и упёрся взглядом в потолок, - и тут ты вдруг узнаешь, что тебя хочет вонючий волосатый мужик. - Геральт, иногда я поражаюсь твоей внимательности, - мягко улыбнулся менестрель. - Мы с тобой знакомы больше двадцати лет, а ты так и не понял, что бард-сердцеед – это лишь образ, удобный для меня в обществе.
Ведьмак хмуро взглянул на барда, не понимая, к чему тот клонит. Радовало одно – хотя мужчина и выглядел озадаченным, его не расстроило и не разозлило внезапное признание. - Лютик, да от тебя постоянно несёт женскими духами, пудрой и ещё чёрт знает чем, - проворчал Белый Волк. - Да, временами я бываю в борделях и засиживаюсь в покоях у светских львиц, но при этом всё, чем я занимаюсь с дамами, в отличие от тебя – пою им баллады и выслушиваю сплетни. Совсем другое дело мужчины, с ними можно куда интереснее провести время, - Лютик развел руками. - Теперь даже смешно подумать, что первое время я всё ждал, что ты, с твоим волчьим обонянием, догадаешься и выкинешь меня за шиворот как кутёнка. Менестрель был прав. Ни раз и ни два Геральт примечал, что сквозь привычный шлейф вербены, тянущийся за Лютиком, пробивается чужой мужской запах, да и кокетничать бард не чурался не только с дамами, но и с мужами. Ведьмак же, как обычно, решил проявить заядлое упрямство и избирательное дуболомство в отрицании очевидного и всё это время чистосердечно полагал, что Лютик делает то, что необходимо ему в профессии барда – т. е. иногда проводит ночи с влиятельными мужчинами. Посему Геральт заметно удивился, узнав, что спал Лютик с мужчинами не ?иногда?, а ?только?, и к тому же ради собственного удовольствия, а не положения в обществе. После удивления настал черед и гордости отвесить ведьмаку оплеуху:
- Хм, - Белый Волк перевернулся к менестрелю спиной и подтянул одеяло на себя. – Видимо, я с такой рожей тебе не интересен, раз за всё это время…
- О-хо-хо, Геральт! - Лютик запрокинул голову, звонко смеясь. - Как раз-таки в первый день нашего знакомства я подумывал о том, чтобы тебя… искусить. Только вот коварный удар под дых отбил всю мою решительность! Знаешь ли, те, кто заинтересован в моей персоне, ведут себя совсем по-другому. Так что не удивительно, что я бросил эту глупую затею, решив, что ты по девочкам. Ан оказалось, что был не прав! Оказывается, бьет – значит, любит, - заключил Лютик, на что ведьмак мученически заворчал. – Ох, прости, Геральт. Ты ждёшь от меня серьезного ответа, а я даже и не знаю, что сказать. Понимаешь, всё это время я считал тебя другом и даже не задумывался о чём-то ином, и сейчас для меня вся эта ситуация выглядит немного нелепо. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе, и чтобы привыкнуть к мысли, что я тебе интересен. В любом случае, я буду рад остаться твоим другом, что скажешь?
Как бы двояко Геральт ни чувствовал себя, услышав ответ барда, он не мог отказаться от него. Даже если в итоге Лютик захочет остаться просто друзьями, что скорее всего и произойдет, решил ведьмак, то это тоже будет хорошим исходом по сравнению с тем, что Геральт изначально обрисовал в своём воображении. В конце концов, Белый Волк был рад, что менестрель не поднял его на смех за выражения чувств, а отнесся вполне серьезно (по его бардовским меркам, конечно). Геральт перевернулся обратно на спину и кивнул в ответ. Бард задумчиво потирал пальцы на руке. - Лютик. Спой мне что-нибудь, - попросил ведьмак, и менестрель встрепенулся, смотря на мужчину по-детски удивленными глазами. – Я так давно не слышал твоего бренчания, что даже соскучился, что ли. Пока Геральт не передумал, Лютик проворно схватил футляр, прислоненный к стене, извлек оттуда эльфийскую лютню и уже вместе с ней на показ элегантно опустился на кровать, кладя ногу на ногу. Длинные пальцы в перстнях пробежались по струнам, извлекая минорный мотив, который Геральт слышал впервые, и менестрель затянул тихим тревожным голосом:
Снова веет дыханием осенним, Ветер северный просит забыться. Так должно быть, мы то не изменим, Лишь слеза как брильянт на ресницах. Там, где ты, замело всё снегами, Льдом покрылись пруды и озёра. Так должно быть, судьбу не обманем, Боль в груди ещё стихнет нескоро. Но вернется весна, дождь размоет пути,
Отогреется сердце как прежде. Так должно быть, то пламя, что вечно внутри,
То огонь, что зовется надежда*. Надрывный голос Лютика стих, и венчающий перебор мелодии плавно перетек в безмолвие, оставляя Геральта со щемящим чувством у сердца – выбранное другом произведение странным образом резонировало с душой ведьмака. Он тоже ждал весны, тоже хотел верить в лучшее будущее, но предчувствие подсказывало, что самое страшное уготовано им с Цири впереди. Но они обязательно с этим справятся. Вместе с Йен. И вместе с Лютиком. - Ну, Геральт, - менестрель отложил лютню, выводя беловолосого мужчину из ступора, - как тебе моё пение? Вопрос застал ведьмака врасплох. Он ограничился неуклюжим, но чистосердечным ?У тебя, хм… прекрасный голос?. На лице менестреля расцвела широкая улыбка и глаза возбужденно взблеснули, как будто он наконец заполучил желанный подарок: - Я так и знал, что ты в восторге от моего пения, Геральт! - триумфально заявил он, а Белый Волк лишь покачал головой, в мыслях ругая себя за раздувание самолюбия Лютика, которое ему ещё может аукнуться. – Так что теперь, когда ты наконец-то признался в очевидном, я не поскуплюсь на частные концерты для моего дорогого ведьмака!