Глава 3. Жизнь пажа (1/1)

…А третий сын на коленях стоял:"Прости, отец, я великим не стал.Друзей хранил, врагов прощал"И отец с теплотой отвечал:"Душа твоя и добра и чиста.И пусть богат ты и знатен не стал,Но ты хранил любовь мою.Я тебе свой престол отдаю!И звучало в ответ эхо горных вершин.Кроткий сердцем и духом смирёнВерный сын унаследовал трон. В большом зале – корчме – постоялого двора стояла тишина. В зале были и люди, и хоббиты, и гномы. И слуги, что служили на постоялом дворе, со своим хозяином тоже были здесь. И взгляды всех были обращены на тоненького, как тростинка, мальчонку лет девяти-десяти, что звонко пел, стоя на вытяжку, перед своим господином. Голос ребенка то звенел, взлетая ввысь, то опускался до шепота, то хвалил иль обвинял… и в конце преисполнился торжеством. Пел он замечательно. Все оборвали свои разговоры и дела, жадно вслушиваясь в слова удивительной песни-баллады. Подобной ей, явно сложенной гномами, никто не слышал. В этом могли поклясться и сами гномы, что были в зале. И еще более удивительным было то, то песню пел человеческий ребенок. — И звучало в ответ эхо горных вершин. Кроткий сердцем и духом смирён Верный сын унаследовал трон! – позвучали последние слова. И в воздухе эхом проиграли последние аккорды то ли гитары, то ли лютни, на которой играл господин мальчика. — Хорошо, — не особо довольно сказал мужчина. — Сфальшивил лишь раз. Сойдет. А теперь повторим ?Вересковый мед? хоббитов.

И он вновь тронул струны… ?мальчик? рвано-быстро вздохнул, переводя дыхание, и чуть помедлив, вслушиваясь в музыку, запел: — Из вереска напиток Забыт давным-давно, А был он слаще меда, Пьянее, чем вино. В котлах его варили И пили всей семьей Малютки-медовары В пещерах под землей… И постояльцы со слугами, и просто случайные слушатели, не успев переварить первую песню, проглотили языки вновь. Некоторые хоббиты, по прозванию людей полурослики, аж жадно поддались вперед. Их песни были неказисты и сами они не были особо примечательным или храбрым народом, и уж точно про них песен не слагали. Первые слова не сулили ничего замечательного, но уже третий куплет их покорил и многих удивил. Про ?шотландского? короля никто не слыхал. А мальчик пел. — Правду сказал я, шотландцы, От сына я ждал беды, Не верил я в стойкость юных, Не проживших свой век. А мне костер не страшен, Пусть со мною умрет Моя святая тайна,

Мой вересковый мед… В конце песни один хоббит, уже преклонных лет, аж расплакался. Другие хоббиты подавлено молчали. И все вокруг удивленно заговорили, за переглядывались, выдыхая и качая головами. Ничего подобного никто не слыхал, а гномы и хоббиты не знали, что и думать. — Ну и мразь, этот король! – заявил кто-то, стукнув кулаком по столу. — Кукиш ему, а не мед! – заявил другой голос из зала. – Натянул ему нос полурослик! — А хоббиты что, в пещерах жили? – ошарашенно спросил молодой гном. — Мы, юноша, — шмыгнул носом старик-полурослик, — в предгорьях Мглистых Гор жили, но… и в горах наши поселения были. А потом ушли. Как гномы ушли, так и мы ушли… мало кто сейчас о том помнит. Эхе-хе… Человек же, господин певшего мальчика — ?пажа?, как он его называл, — рассеяно перебирал струны странной лютни, наигрывая какую-то мелодию. — Довольно на сегодня песен. Другим тебя новый господин научит, если пожелает, — небрежно сказал он. — Отнеси гитару в комнату, и ложись спать. Завтра я тебя в последний раз погоняю. ?Мальчик? послушно принял лютню, обозванную ?гитарой?, и, чуть поклонившись, ушел из зала. Многим хотелось еще послушать пение пажа, но мужчина, что называл себя его господином, внушал всем подспудное опасение. Было в его глазах нечто такое, что просто кричало – он легко убьет. И хотя он явно был не из тех, кто бросался в драку при косом взгляде, никому не хотелось пересекаться с этим человеком.

Но вечер был хорошим.*** *** *** *** ***

… Сначала шла ?растяжка?, а затем нужно было выполнить ?сотню?. Сто приседаний, сто раз отжаться – на пальцах, чтобы стали сильными, – сто раз из положения лежа сесть и дотянуться кончиками пальцев до ступней. Это выполнимо и вполне терпимо. За два года пажом Кэрри втянулась. ?Набивка? была страшнее. Господин только этим летом стал ее натаскивать в этом. И это было по настоящему больно. Это казалось так просто – отрабатывать удары по доске или стволу дерева… вот только бить надо было голым кулаком и не слабенько. Схитришь – по головке не погладят, а ударишь, как велят… сбитые до крови костяшки, хоть плачь. А чуть заживет, все по новой. Но господин Лекс считал это отдыхом от ?сотни? и безжалостно, как только ладони Кэрри были стянуты бинтом, устраивал ей упражнения на выносливость. Одно было очень простое. — Встань прямо, согни одну ногу. Руки подыми и вытяни в стороны. Ладони раскрыть, — холодно отдавал распоряжения господин Лекс. — А теперь встань на носок. Как только Кэрри это сделала, мужчина поставил на каждую ее ладонь небольшую железную кружку, наполненную водой. — Стой, пока я не разрешу прекратить. Кружки не должны упасть. Это было ужасно. Кэрри хотелось плакать. Все тело болело, а руки наливались такой тяжестью, что сами собой стремились вниз. И заставить себя, пересилить и удержать их ровно над землей, не уронив проклятые кружки было мучительно. Кэрри стояла долго, целую вечность… а господин неспешно разминался рядом. — Довольно, — мужчина снял с ладоней кружки, и девочка ломано села на землю, со слезами на глазах прижав руки к груди. — Встать! Судорожно вздохнув, Кэрри встала. Коленки подрагивали. — Разомни руки и плечи. Разотри ноги. Ты знаешь, что делать, — сухо и безжалостно велел господин. Конечно, она знала. Это было просто – растереть руки, помахать руками, разминая плечи и затекшие плечи… вот только после долгого, мучительного упражнения на выносливость мышцы были так напряжены, будто их натянули… тронь – взорвутся ослепительной болью.

У девочки не было сил смотреть по сторонам. Толку-то с того? Да и ее господину до этого не было дела. Они не замечали спокойно курящего трубку на крыльце постоялого двора гнома. Довольно высокий для своего народа, с татуировками на лысой макушке и костяшках пальцев, с мрачным взглядом из-под кустистых бровей – он не сводил глаз с девочки, подмечая недостатки упражнений и ?натаски? пажа. Они были. Кое-что было рано… — Отдохнула? Перекаты и стойки, — вновь приказал мужчина. — Двадцать раз. Опять же, с виду – просто. На деле – ?правильно? упасть, сделать ?перекат? и плавно встать на ноги, в позицию готового мечника. Для отработки упражнения, в правой руке Кэрри сжимала толстую палку-?меч?. … На крыльцо постоялого двора вышел молодой черноволосый гном и, глянув на ?перекат-стойку? девочки, вытаращил на Кэрри глаза.

— Ого, — сказал он. — Вот тебе и ого, — буркнул старший гном, отмечая насколько ловко это упражнение выполняет Кэрри. — Хорошая ?натаска?. Лет десять – неплохой воин. С тобой вровень. — Чего? – обиделся-оскорбился Кили. — Того, — отрубил Двалин. – Ты лучник, а меч к тебе придаток. Кили обижено глянул на Двалина, но спорить и доказывать обратное не стал. Он был неплохим мечником, но если сравнить с его братом, уродившимся обоеруким… он не мастер, мягко говоря. И дело не в том, что он плохо учился или тренировался… просто не дано прыгнуть выше отведенного потолка. Это не значит, что он плохой воин. Но и не лучший. Просто каждому свое.

— Никогда не видел, чтобы люди так обучали детей… — задумчиво уронил Двалин. Кэрри закончила перекаты-упражнения. — Хорошо, а теперь отработка связки – этой недели и предыдущей вместе, — сказал господин и, отметив замученный вид девочки, снизошел к легкому подбадриванию. — И на утро достаточно. Это и в самом деле обнадеживало. Связка выполнялась медленно – главное четкость и правильное положение рук, ног, тела и, конечно, палки-?меча?. Связка движений со стороны напоминала странный танец, но позволяло ?втравить? в сами мышцы бездумную память как надо бить и как развернуть меч.

Кто сказал, что учиться воинскому ремеслу легко и просто? Это пот, слезы и боль.*** *** *** *** *** … Господин спал. Первые лучи солнца упали на дощатый, выщербленный пол и медленно поползли к узкой кровати, подкрадываясь к пальцам руки мужчины, что свесилась с кровати. Кэрри лежала на плаще в углу комнаты и, свернувшись в клубочек, тоскливо смотрела на сильные пальцы господина. Сегодня наступал последний ее день в услужении господина Лекса. И было по настоящему страшно. Господина Лекса она знала, а каким будет новый неизвестно. Вдруг он будет любить бить? Или еще что похуже… Думать об этом не хотелось. Кэрри неслышно встала. Вчера она ужасно устала. Настолько, что забыла о своих обязанностях, а господин Лекс был очень задумчив и не заметил ее оплошности. Так что, пока он спит, ей лучше быстро исправить последствия своей лени. Или быть ей битой за дело. И уж понятное дело, что господин Лекс не минует сказать, что порка пойдет ей на пользу – новому господину может не понравиться ленивый и нерасторопный паж.

Она забыла почистить его сапоги. А обувь здесь была настоящей ценностью.

Кэрри взяла сапоги, жестяную банку с воском и шерстяную тряпку – и на цыпочках вышла. Заниматься чисткой сапогов в коридоре не хотелось. На постоялом дворе все спали, и вокруг было так тихо, что воздух звенел. Помедлив, девочка спустилась со второго этажа и вышла на крыльцо. На улице было свежо и пахло только прошедшим дождем, что лишь слегка прибил пыль к земле. В последние дни стояла такая жара, что небольшого дождя было мало для высохшей земли и пожухшей травы. Но дышалось… Кэрри с удовольствием втянула носом воздух и сев на крыльцо взялась за работу, негромко мурлыкая под нос навязчивую песенку про мертвеца. Было тихо, спокойно и никого не было рядом – можно было ни о чем не думать и никого не опасаться. Не бояться сделать что-то не так…

— Не жди, не жди, Путь тебя ведет К дубу, где в петле Убийца мертвый ждет, — негромко напевала она, начищая до блеска последний сапог.

Работа была закончена, но надо было еще проверить Максимуса. Этот вредина ни одного конюшего к себе не подпускает. Накормить надо, воды дать, щеткой по спине и бокам пройтись. Рассиживаться нет времени. Хватит, посидела.

Завтра Максимуса уже не будет. Кэрри быстро отнесла сапоги в комнату и пошла на конюшню к коню.

— КЭРРИ!!! Неожиданно раздавшийся вопль прозвучал как гром среди ясного неба. Подпрыгнув, и уронив ведро с водой, Кэрри бросилась на зов господина.

Что случилось?! Ой, только бы не быть виноватой! Кэрри влетела в снимаемую комнату и с разбегу чуть не впечаталась в широкую спину незнамо кого.

— А вот и она, — сказал господин Лекс. Мужчина, невысокого роста, — гораздо ниже господина Кэрри, — развернулся, враз обернувшись из незнакомца во вполне знакомого гнома. — Кэрри, это твой новый господин, — рухнули слова господина Лекса. И сердце девочки провалилось в пятки.