Декабрь 1743 г. (1/1)

2 декабря 1743 г. Вот уж чего никак не ожидал от себя, так это обрадоваться Нарышкиной! Как увидел её, чуть не одурел от счастья... Совсем, видать, одичал взаперти. Она с перепугу аж побелела, веер выронила и пустилась наутёк. Вот дурында! Как будто я ей мыша в суп подбросить хотел... Затея с пиром удалась! А ещё - с конюшней. Устинов вытащил нас на верховую прогулку. Носились перед дворцом как угорелые, у лошадей все шеи в мыле, а нам хоть бы что! А потом Устинов взял да и уселся в седле задом наперёд... Едет и ни за что не держится! Как, вот как ему эти штуки удаются? 4 декабря 1743 г. Ночью дождался, пока все уснут, и тайком выполз на конюшню. Гектор, скотина этакая, следом увязался. Насилу откупился тремя кусками печенья, временно усыпил бдительность. А на конюшне - никого! Отвязал я своего белогривого и вышел в чисто поле. Точнее, на плац. Красота! Темно, тихо, снег блестит, под копытами хрустит... Чуть поэтом не заделался на радостях, да вовремя вспомнил, зачем пришёл.

Сначала было страшновато. Потом пара волшебных глотков шнапса из фляги сделала своё дело. Как я летел! Как я парил! Какие кренделя я выписывал верхом! Устинов локти себе на мундире прогрызёт от зависти. Нарышкина обомлеет и не встанет. Брюммер дуба даст, если увидит! 6 декабря 1743 г. Тётушка говорит, что на мне после болезни лица нет. Решила сделать мне приятное и устроить охоту. Вообще-то я не очень большой охотник до всей этой беготни за зайцами, но чёрт побери, приятно! А если это охота, значит, весь двор возьмут с собой, и можно будет от души повеселиться... Ай да тётушка! Случайно подслушал от Нарышкиной, что вся эта зимняя охота - обычное дело, каждый декабрь такое бывает. И что нечего некоторым нос задирать, что якобы в честь них трубят охоту. Ох и змея! Завидует, что в честь её длинного носа никаких празднеств не устраивают. Пускай бы хоть немного подобрела - глядишь, и ей какую-нибудь ерунду подарят! 7 декабря 1743 г. Вот те раз! А у Нарышкиной сегодня, оказывается, именины! Фрейлины порхают вокруг неё, песни поют, хороводы водят. А сама вся счастливая, нарядилась, сияет, как тётушкина парадная брошь. И я там был, да разве знал, чем всё закончится? Слышу, что пахнет вкусно - дай-ка, думаю, и я загляну. Тётушка ещё спит, завтрака ещё не было. А фрейлинам только того и надо: подхватили меня за руки, завертели, закружили и давай хороводы водить. Я и противиться не стал, соскучился по ним взаперти. А фрейлины вдруг как затянут песенку про каравай! Это такая странная русская забава, когда у людей с геометрией всё плохо. Ну как может быть каравай "вот такой ширины" и "вот такой ужины"? Этак, получается, что и каравая-то никакого нет! А он есть, он как сумасшедший пахнет - так бы и откусить кусочек... А вот тебе, Петер! Пляши и пой про несусветную ширину и ужину. И тут Катьке дали волю. Эта дурацкая песенка всегда заканчивается словами "кого любишь, выбирай". Что за вопрос? Я бы каравай и выбрал, тем более, что тётушка ещё не вставала, а я не завтракал. А Катька Нарышкина вся засияла пуще прежнего: всех, говорит, люблю, а Петра Фёдоровича - больше всех! А потом как подойдёт ко мне, да как поцелует прямо в лоб!

Не буду описывать весь позор, что мне пришлось пережить. Меня, наследника российского престола, фрейлины на смех подняли! И как мне теперь с этим дальше жить? 10 декабря 1743 г. Провались оно всё вместе с этой охотой! Этот день можно вычеркнуть из календаря. Три дня у меня ушло на то, чтобы прийти в себя и описать всё, что было! Сначала мне всё понравилось. Охота началась не с охоты, а с самого веселья. Песни, пляски, салочки, вино, тётушкина любимая наливка... Вот когда я решил утереть нос всем лихим наездникам! Это ночью мои трюки видел только профессор, а тут весь честной народ замер - рты у всех нараспашку! Уж чего я только не делал: и задом наперед катался, и рожи корчил, и стоял в седле... А под конец вожжи бросил. Рухнул в снег, лежу, жду, что дальше будет. Эти дураки тут же кинулись меня спасать - думали, я шею свернул. То-то же, испугались! А я вот он, живой-здоровый! У Васьки Устинова было такое лицо, как будто он меня убить готов. На Фуксе лица вообще не было. Сабуров - парень бывалый, его такими штуками не проймёшь. Он сразу примчался, подхватил меня, на ноги поставил и от снега отряхнул. За что честно получил леща: что я, маленький, что ли? Всё впечатление испортил, гад! Потом сбежались фрейлины и давай причитать, как они испугались. Как же я ненавижу эти вопли! Вернее, думал, что ненавижу. Потом слышу - это они здравицу в мою честь кричат. Мелочь, а приятно! Всем налили вина, все подняли бокалы, и тут Брюммер явился. Хорошо ещё, гвардейцы - ребята простые. Схватили они его и давай качать! А пока качали, я сбежать успел. Не родился ещё тот старый пень, который испортит нам веселье! И тут гляжу - стоит себе в стороне девица, головой поникла и не глядит в мою сторону. Я аж обомлел от такой наглости! Подбегаю к ней, спрашиваю: али жизни моей не жалко? А она смотрит на меня большими своими глазищами и отвечает: грешно так шутить, ваше высочество! Совсем шуток не понимает, бестолковщина... Тут она платок достала и давай мне лицо вытирать. Сговорились все, что ли? Хотел дёру дать, чтоб не позориться. Только вдруг разглядел, что это за девица была. Это ж Анастасия Ягужинская! Та самая, про которую тётушка говорит, что в ней спеси целый пуд. Не знаю, я не заметил. Грусти да печали в ней целый пуд, вот что. Дай-ка, думаю, развеселю её. Подоспели Фукс с Сабуровым, принесли тётушкиной наливки. Я ей чарочку и налил: угощайся, красна девица! Рябинки мороженой сорвал закусить. А она и чарочкой побрезговала, и рябиной, и поцелуем царским. Вот когда я понял, что тётушка была права.

Фрейлины зовут в салочки играть, снежками бросаются. Плюнул я на это гиблое дело и пустился за ними. Нарышкина скачет козочкой - не угонишься! Набегались так, что жарко стало. Сабуров, как всегда, приволок флягу с какой-то огненной дрянью. Хорошо пробрало, аж изнутри жарко стало! Этак, думаю, любую ледышку растопить можно. Бросил всё и побежал обратно к Ягужинской. Вдруг отхлебнёт и подобреет?

Гляжу, а она с каким-то гвардейцем милуется. Только меня завидела - тут же в седло прыгнула. Хотел стащить её за ногу, а она как брыкнёт ногой да как уколет меня шпорой! А тут гвардеец подоспел, схватил меня и давай кружить. Аж дурно сделалось! Кричу Фуксу и Сабурову, чтобы догоняли. Гектору кричу, чтоб спуску не давал. А ему хоть что, скачет и резвится в снегу! Насилу вырвался и на коня вскочил. Всё плывёт перед глазами, голова кружится... А уж как я был зол! Что за цаца эта Ягужинская, чтобы так копытами брыкаться? Еле догнал Фукса и Сабурова. Едва напали на след этих двоих. Оказывается, гвардеец за Ягужинской следом поехал. Когда успел только? Пока плутали по лесу, поняли, что потеряли Устинова. Потом решили наплевать на следы, стали искать коня по ржанию. Так и вышли на ту избушку.

Вообще я человек добрый, но злить меня не советую. Попадись мне избушка - разнесу в щепки! Так и сказал Сабурову. Ну, избушку я не разнес, но дверь с петель вышиб. А внутри оказалась Ягужинская. Сидит себе и в ус не дует! Фукс говорит, это всё оттого, что ей дуть не во что. Отвесил ему подзатыльника, чтобы не умничал. И давай искать полюбовничка, с которым она сбежала. Я хоть и зол, но с дамой не буду драться. А этому кренделю с превеликой радостью всыпал бы!

А она так и зыркает, недотрога... Наследнику, значит, слюни платочком обтереть в самый раз, а с гвардейцами по углам прятаться - самое оно. Рожей я, что ли, не вышел, или ростом невелик? Так невелика беда! Венец кому хочешь каблуки приделает. Целуй, говорю, меня! А она сморщилась, как яблоко мочёное, и в грудь мне как даст! Не поймай меня какой-то олух бородатый - точно пробил бы стену головой. А она ещё на смех подняла меня, бесстыжая! Тут и полюбовничек из норы вылез. Здоровый, высокий, рожу платком закутал. Что было дальше, знаю только от Фукса с Сабуровым: этот бородатый меня наружу вытолкал, на коня посадил и строго-настрого велел возвращаться, пока цел. А Фуксу с Сабуровым обоим здорово досталось. Один гвардеец обоих всмятку отделал! Не хотел я возвращаться, солдат с поля боя не дезертирует. Это конь меня с перепугу понёс и вынес прямо к тётушке. А тётушка как узнала, рассердилась просто зверски! И мне досталось, и Брюммеру его же тростью перепало. И Фуксу с Сабуровым всыпала, когда вернулись. Фуксу и так досталось больше всех, он весь в молоке и в черепках приехал. А меня велела забрать от сраму подальше. Ещё чего! Моя царская честь сегодня трижды задета! А тут ещё Брюммер заберёт меня за шкирку, как щенка беспородного? Двинул я его коленом почём зря, а сам не сдаюсь: опознания требую! Пусть все поглядят, кого на самом деле лучше убрать от сраму подальше! Всем гвардейцам велел строиться немедля. А тётушка подошла, взяла меня за ухо и говорит: воля твоя, опознавай. Опознаешь - будет тебе счастье, накажем твоего разбойника. А не опознаешь - поделом тебе, нечего... в общем, много чего обидного сказала. Выстроились все в ряд. Гляжу я на них и ни одной подозрительной рожи не узнаю. Какие-то все постные, правильные... Не гвардия, а сонм праведников. Дошли до Белова. А у него глазищи горят, как у зверя! Повесь ему на рожу платок - вот тебе и полюбовничек. Уж сколько его допрашивал - не сознался! В глаза смотрит и врёт! Так и врезал бы ему... Ещё вымахал такой здоровый, как лось. На что простому гвардейцу такой царский рост? Так и не сознался, гад. Бородатого этого спрашиваю: он в избушке был? А он как заголосит, что не видел ничего, и что девица меня по роже отхлестала за поцелуи... Дурак! Как говорит тётушка: молчи, за умного сойдёшь... И ведь что самое обидное? Тётушка этому Белову поверила. Даже слова дурного ему не сказала. Как мне, так "дурак ты, Петрушка, чучело набитое", а как Белову этому, так "в картишки давай перекинемся"... Я теперь ни с кем говорить не хочу. На тётушку обиделся. На Фукса с Сабуровым зол. Что они, вдвоём не могли одного гвардейца одолеть? На Устинова до сих пор злюсь. Кой чёрт его понёс Брюммеру зубы заговаривать, пока тут такие дела творились? Растерзают наследника великой империи, а он и за ухом не почешет! А пуще всех на Ягужинскую зол. Тоже мне, принцесса... На царскую кровь руку поднимать вздумала! А сама целуется с каким-то гвардейцем... Он это был, Белов! Я потом вспомнил, что он с ней за деревом обнимался. И кружил меня до одури тоже он. Хотел тётушке сказать, а она и слушать не хочет. Ну и ладно, я с ней тоже теперь говорить не хочу. 12 декабря 1743 г. Нарышкина со мной не разговаривает. Надулась, как мышь на крупу, в упор не замечает. Всё норовит мимо проскочить. Что я ей, в чашку плюнул? Хотел всё-таки сходить к Белову. А Устинов говорит, нет его. Уехал на другой день после той оказии. И Ягужинская тоже как провалилась. Говорил же я, полюбовнички они! А как до дела, так Петрушка ещё и дурак! 13 декабря 1743 г. Фукс чертовски суеверный. От всякого тринадцатого числа шарахается. Всё ждёт, что какая-нибудь дрянь с ним стрясётся. Не знаю, как у Фукса, а со мной такая дрянь стряслась, что и врагу не всякому такое пожелаешь. Тётушка соизволила заговорить со мной. Даже отобедали вместе. Я ещё удивился, откуда столько деликатесов всяких на столе? Вроде не праздник ещё никакой... И Алёшенька сидит спокойно, пироги с капустой лопает. Он вообще всегда спокоен, как дверь в покои Бестужева. Я не выдержал и спросил, по какому поводу такая роскошь. А тётушка меня без ножа зарезала. Это, говорит, по поводу твоей новой жизни. Взрослеть тебе пора, Петруша. А чтоб оно надёжнее было, решили мы тебя женить. Я с такой радости аж подавился! Как это - женить? На ком? Кто это - мы? Смотрю на Алёшеньку, а он плечами пожимает: мол, не знаю ничего, я тут вообще случайный гость, залётный голубь. А я сам догадался, кто это - мы. Это Алексей Петрович тётушку надоумил! Без него она бы до такой дури никогда не додумалась. Это ему всё кажется, что я дня без винища не проживу, и что без тётушкиного крылышка меня куры загребут. Это я сам слышал, когда за занавеской от Нарышкиной как-то раз спрятался. Ещё чего выдумал! Живым не дамся! Так и сказал им всем. И тётушке, и Алёшеньке. И Алексею Петровичу под дверью выкрикнул на всякий случай. А потом оказалось, что Алексей Петрович ещё третьего дня куда-то по делам уехал на целую неделю.

16 декабря 1743 г. Тётушка вроде как позабыла уже про свою женитьбу. Бестужев ещё не вернулся. Белов с Ягужинской тоже не возвращались. А я на каждом построении всё жажду узреть его наглую рожу. Устинов сказал, что если ещё хоть раз услышит про Белова или Ягужинскую, то повесится на собственном поясе. Фукс, как услышит про них, сразу крестится. Сабуров и слушать не желает. Пошёл выговориться Гектору - он меня всегда понимает. Мне разве много надо? Только выслушать и согласиться. А Гектор - он такой, он и выслушает, и согласится, и всё лицо оближет. Честное офицерское, мне полегчало! 18 декабря 1743 г. Рассказал про свой стратегический план тётушке. Давно уже не слышал, чтобы она так хохотала! Не знаю даже, обижаться или радоваться, что разогнал её дурное настроение.

Пошёл к профессору, а у него Иван Иванович Бецкой сидит. Мы так не договаривались! Я с ним собираюсь военной тайной поделиться, а у него тут лишние уши сидят... Сначала вообще не хотел ничего говорить, но от профессора ничего не скроешь. Сказал ему честно, что моя мысль не для посторонних ушей. Иван Иванович честно пообещал не слушать и закрыл уши. Я свой план профессору изложил как можно точнее, чтобы не вышло, как с тётушкой. Профессор почему-то долго прокашливался, а потом сказал, что если борзые однажды спасут Россию так же, как гуси спасли Рим, это будет одним из величайших событий в истории государства.

А Иван Иванович всё-таки плохо уши закрыл. Какой-то у него прищур очень хитрый... 22 декабря 1743 г. Скоро Рождество! А значит, тётушка позаботится о празднике. У дворца уже заливают каток. Повара заняты праздничными блюдами. Фрейлины снуют по дворцу и шуршат мишурой, как мыши. Гвардейцы чистят пушки, и мне это не нравится. Надо что-то придумать... 23 декабря 1743 г.

Святки - великое дело! Скоро конец поста, за ним наступят Святки, и все будут сытые и довольные. Меньше ругаться будут и срываться друг на друге. А то тётушка совсем одичала с голоду, всё на меня да на своего Алёшеньку ворчит почём зря. А пока все бегают, суетятся, всем весело. Даже Нарышкина уже почти забыла, что на меня обижается. Завтра позову её на санях кататься, пускай прекращает нос воротить. Хочу исполнить на скрипке что-то торжественное к празднику, а тётушка возражает. Почему? Я даже пожертвовал хором борзых, чтобы ей угодить! А она всё капризничает... Никак на вас не угодишь, тётушка! По-вашему, так лучше бы я и на свет не родился. 24 декабря 1743 г.

Придумал! Осталось подговорить Устинова и Сабурова. Фукс уже знает, он согласен. Как говорится, с миру по капле... 27 декабря 1743 г. Ой, что было... Всего в двух словах не расскажешь! Рождественские гуляния удались на славу! Было так весело, что даже тётушка перестала ругаться. И Нарышкина со мной кататься пошла, и про обиды забыла. Даже профессор веселился вместе со всеми! Хвала тому, кто придумал шествие ряженых! Фукс с Сабуровым в тулупах наизнанку были баранами. Устинов был медведем. Душенька Мари фон Менгден несла звезду и чуть её не уронила, когда запуталась в собственных кружевах. Герр Лесток по такому случаю всем разливал шампанского! Его было столько, что хоть купайся. Сабуров пил с караульным: бокал себе - два ему, бокал себе - три ему... Потом кто-то достал трещотки, дудки, бубны и бубенцы. Все пустились в пляс! Фукс так и норовил боднуть рогами душеньку Мари, а она от него бегала с поросячьим визгом. А потом было угощение! Почему Рождество бывает только раз в году? Почаще бы такие пиры закатывали! Я думал, не выберусь из-за стола... Наверное, и на тётушкины именины на столе не было столько всякой всячины! А ещё пели славословия и ещё какие-то песни, которые мил друг Алёшенька называет колядками. И ещё он распорядился сварить какую-то кашу с сухим вареньем, которой обязательно надо потчевать родичей. Чудак человек, далась ему эта каша, когда на столе столько вкусного! А вечером мы катались на катке. Катались цепочкой, потому что по одному нас уже ноги не держали. Фрейлины над нами потешались и нарочно дразнились. Проезжают мимо нас одна за другой и смеются! Ух, догнал бы я их... А в полночь должны были грянуть пушки, а вместо них грянул скандал. Это мы накануне постарались! У караульных стояли бочки с водой для катка. Если бы ночью пошёл снег, пришлось бы каток заново заливать. Нам повезло как никогда: и снег не пошёл, и вода сохранилась. И Сабуров с Фуксом караульных отвлекали на совесть. А мы с Устиновым залили из тех бочек весь порох!

Уж как тётушка догадалась, что это я - ума не приложу... Ещё и Брюммеру полную волю дала: делай, говорит, что хочешь! До сих пор ни сесть, ни встать не могу... Дураки, надо было ещё и розги накануне переломать! Хорошо ещё, никто не вычислил, кто со мной был. Не хочу, чтобы Ваську разжаловали. 29 декабря 1743 г.

Спросил. Услышал много любопытного. Например, про жену римского императора с каким-то грибным именем. Она своего муженька на тот свет грибами же и отправила. Или вот ещё, например, про всяких египетских фараонов и английских лордов, от которых жёны тоже благополучно избавились. Это чем же я так прогневил тётушку, если она мне такую участь готовит? 30 декабря 1743 г. Профессор после Рождества заболел. Занятия пока отменились. Трудно сказать, рад я или нет. Сначала я радовался, что теперь свободен, а потом сообразил, что профессор лежит и болеет, и мне стало совсем невесело. Пошёл его навестить.

К профессору меня не пустили. От него вышел Иван Иванович и сказал, что мне туда лучше не ходить, чтобы перед праздником не подхватить от него никакую хворь. Я уже почти рассердился, но Иван Иванович пообещал обязательно передать профессору, что я к нему приходил. А пока предложил своё общество. Я обрадовался и предложил сыграть в карты. Иван Иванович согласился, но с одним условием. На деньги, говорит, с наследником престола играть совестно, а на щелчки - вообще с кем-либо несолидно. Давайте, говорит, на загадки играть? Я сдуру и согласился... Кто ж знал, что этот Иван Иванович так здорово играет?

Нет, сначала я у него выиграл - правда, в последний момент, и сам не понял, как так получилось. Задал ему вопрос: как можно прыгнуть с Петропавловской крепости и не свернуть себе шею? А он засмеялся и говорит: с порога соскочишь - весь цел останешься, и шея тоже. Гениально! Я-то думал, что вообще никак!

А потом мы сыграли ещё раз. И тут выиграл Иван Иванович. Я даже не сомневался, что отвечу на любой вопрос. А он мне и говорит: есть слово из семи букв, и все разные. Если убрать из него букву, останется только две. Что это за слово такое?

Я подумал, что Иван Иванович шутит, и такого слова нет. А он уверяет, что есть. Если оно и вправду есть, я впишу его сюда красными чернилами. А потом, если когда-нибудь женюсь, буду затыкать рот жене этой загадкой. 31 декабря 1743 г. Уже час ночи, а я до сих пор ищу это чёртово слово! Всё, хватит, сил моих больше нет. Ложусь спать, а то завтра очередной праздник предстоит... А с порохом так до сих пор ничего и не придумали.