В поисках исцеления (2/2)
И тогда она вновь опустилась рядом с изголовьем и продолжала просить умирающего подержаться еще немного, обещая, что его обязательно спасут... Вероятно, именно эти, едва доносившиеся до сознания уговоры не давали Александру покинуть этот мир, то и дело возвращая его к жизни, пусть и с тяжёлой горячкой...
В середине дня внизу раздались голоса, один из которых принадлежал Никите. Девушка встрепенулась, с надеждой кинулась им навстречу.Посмотрев, подавив тяжелый вздох, на состояние раненого, Гаврила отправился размещаться со своим лечебным хозяйством в небольшой комнате подле спальни.
Когда он торопливо вынимал нужные для дела склянки, от двери послышалось деликатное покашливание.Возле порога стоял, переминаясь с ноги на ногу молодой долговязый парень.
— Вы - наш новый лекарь? Гаврила Иваныч, верно?
— Ну... вроде того... — тот смущённо погладил усы.— Спросить хотел, вернее помочь. Я ведь барышне обязан по гроб. В прошлом году за одну провину меня барыня наша, матушка ее, в рекруты отдать грозила, или продать. Так Настасья Павловна вступилась, говорит-де, Иван смышленый сильно, коли что - сгодиться может...— Ну ты давай, Ваня, не тяни... Чего надо? — Гаврила хмыкнул.
— Так вот, я за больным ходить попроситься хочу, помочь барышне. Вы уж к ней нынче ближе. А то ведь она осерчала на меня, когда в аптеку посылала... Я ей вопросов много задавал, задерживал. Она, голубушка, никак отойти надолго от больного не могла, все рвалась к нему. Я ж не от злого умысла, переживал за них очень. Пусть бы у ней с их благородием все сладилось...Верзила развёл руками и нерешительно добавил, вытянув шею.
— И еще мне все интересно, вот эти баночки ваши. Как они работают? Тут письмена какие-то, а я грамоте немного обучен...— Латынь это, мой юный друг, латынь. Язык такой. На нем все рецепты писаны. — ответил Гаврила на долгую тираду и подумал про себя: "Ай да барышня, значит, заметила ум пытливый".
— А помочь-то как можно? — настойчиво спросил Иван.
— А поначалу скажи, чем барыню-то бывшую прогневал, коль такой смышленый?
Парень густо покраснел: — По бабьей части слабость питаю. Жаловались ей на меня.
— Ладно... тогда сгодишься. Если искать тебя не придётся по девкам. А ничего не рассыпешь? — Гаврила подозрительно покосился на лапищи добровольца. Помощников в обучении у него ещё не бывало. Кабы не печальный повод, сейчас бы стоило даже порадоваться...— Нет, что вы, я аккуратный!— Ладно, давай вот разотри это хорошенько, застыл на морозе.
— А это что - шкипидар, никак?
— Он самый - скипидар. Заразу бъет, ежели вовремя. Да вот что, голубь мой... слетай к кухарке, мне яиц принеси! Свежих, сырых.
— Да неужто кормить ими больного станете! Такую гадость и в здравии не проглотишь!— Чего-то, я вижу, Настасья Павловна ошиблась в разуме твоём... А ну мигом на кухню!— Скипидар, да розовое масло, яичный желток, сулема, перуанский бальзам- вот ингридиенты для заживления, а не ваши там тугие пеленания, да ещё с дегтем, небось... Ишь, итальянское отродье! — ворчал "алхимик", прикладывая примочки к ранам. —Еще б каленым железом да кипящим маслом прижигал, бездарь, совсем бы угробили нашего друга.— Ну вот это понял, а что это за Саксаба, что душегуб давать сказал? Звучит, что отрава... - спросил Иван, с опаскою поглядывая на воспаленные места.
“Как бы тут в обморок самому не упасть. Стыдно как будет перед барышней, она-то прямо смотрит и даже не морщится, а уж раньше, помнится... всякое с ней бывало...“ — думал он.
— Salix Alba, означает настой из коры ивы, призванный облегчить боль да жар, — терпеливо объяснял Гаврила любознательному ученику, расцветая от гордости за свой авторитет. — Есть у меня и такое... Да только толку нет от него, пока заразу в корне не убьешь. Оно тогда и выходит: одна отрава...После прикладывания примочек, приготовленных Гаврилой и его помощником жар спадать не спешил, но воспаление обеих ран немного уменьшилось.
Никита зашел к камердинеру.
— Спасибо тебе, Гаврила. И вот что. Извиниться хочу. Но только прошу... Не спрашивай меня никогда более ни о чем, касаемо путешествия.
— Ээ, Никитушка, все! Сие дело прошлое! Но рано меня благодарить, рано... Мне со своими снадобьями не поднять его. Я-то мазями немного порчи снял, да только в одном месте меньше удалось... Тут все одно хороший хирург нужен. Я-то в жизни ничего, кроме чирей, не вскрывал. Глубоко больно зараза проникла. Тут вскрывать по всей врачебной науке надо, а там дальше я уж авось снова пригожусь... — Гаврила виновато посмотрел на барина.
Никита опустил голову, будто слуга мог прочитать разочарование на его лице. "Неужто мой выбор был неверный? И что же теперь?"
— Я все понял, Гаврила! С неба достану...Эта решительность подстегивала князя, пока он бегом спустился по лестнице, и миновал прихожую, освещенную канделябрами. Выйдя на улицу, он осознал, что пасмурный мартовский день тем временем близился к завершению.Тоскливо смотря на окрестные дома из своих саней, Никита представлял опустевшую госпитальную слободу, что встретит его едва ли не к ночи.
Молодой человек миновал равнодушные фасады особняков, направляясь в некой безнадёжности обратно к Неве. И при виде одного из них его будто обожгло:"С неба, сказал, достану? А почему бы нет?"