Надежды князя Оленева (1/2)
Еще несколько дней назад в доме младшего Оленева царила непривычная атмосфера.
Возвращение молодого барина было оживленным, он смеялся, шутил и был в том приподнятом, воздушном настроении, какое выдавало в нем счастливого влюбленного, уверенного во взаимности. Князь лучился радостью, что было вовсе не свойственно его темпераменту. Верный камердинер, зная причину этому, загадочно ухмылялся на расспросы любопытной челяди, качая головой.
"Неужели и его Никитушке улыбнулась удача, а то ведь один, как перст. Друзья-то уже нашли себе суженых, на счастье, ли на горе, один поди все в облаках да сочинительстве... Ну что ж, очаровательная девушка, немка правда, ну дык их в Петербурге порой на каждом шагу."
Накануне собираясь во дворец, Никита потребовал свой новый, расшитый камзол, да истребовал от Гаврилы какую-нибудь чудо-мазь, дабы скрыть свежий порез на щеке, заработанный в драке на мельнице от кого-то из шайки. Порез было не скрыть, конечно. Пришлось увещевать, упирая на проявленную мужественность, какую непременно должна заметить царица, и, возможно, еще некая юная особа...Вернулся молодой князь сам не свой. Машинально попрощавшись с друзьями, он медленно отправился в сторону дома. Сейчас - домой? Что делать ему там, под носом у вьющейся вокруг бестолковой прислуги? Еще и Гаврила жалеть начнет. От этой перспективы стало совсем тошно. Молчаливая поддержка друзей как-то позволила ему выдержать разговор с государыней, но сейчас самобладание его, кажется, впервые оставило. И жалость была совсем некстати.
Мысли его лихорадочно вертелись, сердце кричало, а голова пыталась справиться с постигшей его новостью. Никита сам не знал, что тревожило его душу больше —разочарование от обмана, или осознание того, что его избранница, его Фике, которую он, как хрустальную вазу, оберегал всю дорогу, будет принадлежать кому-то другому.Ноги сами привели его в трактир, в котором они два раза до его отъезда в Европу сидели с друзьями. Помнится, Лешка тогда был принят в мичманы, а Сашка получил место в гвардии. К обильным возлияниям в одиночку князь не был приучен, а от верного камердинера и вовсе приходилось буквально выпрашивать лишнюю порцию горячительного. Но сейчас другого пути для себя он не видел.
Молодой человек выбрал самый укромный угол и жестом подозвал трактирщика. И после пары рюмок его мысли, хоть и оставаясь горестными, приобрели некую логичность.
Он прокрутил в памяти снова каждую их встречу, пытаясь разобраться, что двигало этой девочкой...
"Заснеженные просторы Пруссии, поломка кареты, энергичная всадница в сопровождении двух слуг. Что это было тогда? Какие душевные струны она зацепила во мне этим знакомством? Мог ли я избежать ее плена?
... В Цербсте вам следует остановиться в гостинице Три короны, это лучшая гостиница в нашем городе!...Похоже, не мог. Ведь она специально советовала эту гостиницу, чтобы знать, где искать меня, принесла перчатки. Чертовы перчатки! Ведь тогда я ей диктовал... О боже! Наивный глупец! Я диктовал ей любовное письмо, изливал ей свою душу, еще не зная, что это письмо адресовано императрице, а может, и вовсе — будущему супругу?"— Сударь, ваш рябчик с овощами. Что-то желаете еще?
Его внимание вдруг отвлекла дочка трактирщика, очаровательная голубоглазая девушка, которая принесла закуску.
Она была мила, грациозна, подала поднос и мило улыбнулась посетителю, отметив про себя, что юноша красив, но очень грустен и задумчив.
А мог бы я увлечься этим милым созданием? Ведь она в чем-то миловиднее... Огромные голубые глаза, распахнутые ресницы, волнующие декольте... Почему я не увлекся именно ею? Папенька бы не одобрил? Она не смогла бы меня понимать? А смогла бы так обманывать?
А впрочем... нет, я должен успокоится. Негоже кидаться в объятия первой прелестницы. Тем более, что мысли по-прежнему занимает лишь одна...
Воспоминания услужливо предлагали другие встречи.
Вот эта самая ночь на постоялом дворе, решившая его судьбу.
Долг велит мне жить в гордынеНо смогу ль забыть отнынеЧто так поет смычокКогда влюблён сверчокЗачем скрипач, меня любить, зачем любить меняТвердит ему звезда...
"Да, Я — всего лишь жалкий сверчок. Она все знала... Она знала, что напрасно дает мне надежду, напрасно обрекает меня на вечное поклонение...После этой песни, спетой этим чистым ангелом, я дал ту самую клятву. Хранить любовь и верность принцессе Фике.
Могу ли я нарушить ее, если она взята шутя? Но нет, клятва моя, что бы там не было. И забрать это обязательство может лишь ОНА"
И тут ожил счастливейший день в его жизни. Всего несколько часов задержки на этом постоялом дворе. Примкнув к веселой ватаге детворы, они катались на санях... Его милая графиня Рейнбек, она была рядом, обнимала его, чтобы не выпасть на полном ходу из саней и заливалась веселым смехом. Ах, как он представлял такие же увеселения на Невском льду в Петербурге, когда этот милый ангел мог стать его невестой, женой...
После веселого катания ее мать, высокомерная Иоганна Ангальт Цербская, подозвала дочь и что-то сказала ей отрывисто. Теперь понятно — негоже было невесте наследника кататься с простыми детьми на санях, да что там с детьми - с ним, едва признанным байстрюком Оленевым. Но тогда сей выговор был истолкован, как строгость соблюдения приличий, не более... Он предпочел не присутствовать при разборках любимой с ее матерью, которую недолюбливал. Не только за шпионаж, как выяснилось. А за спесь и стремление ругать страну, в которую она едет, как гостья самой императрицы.
О, если б ему тогда знать, что стоит за тем приглашением, от которого его несостоявшаяся теща надувалась от важности, как гусыня!Навстречу ему из гостиницы вышли Сашка и Анастасия, румяные от жарких поцелуев. Стоило обитателям гостиницы разбежаться на заснеженный двор, они тут же кинулись друг к дружке...Но сам Оленев в тот момент еще даже не думал о страсти. Единственное его желание было оберегать эту хрупкую девушку от всех невзгод. Он обещал, что она ни в чем не будет нуждаться, что же! Её обеспечение теперь в надежных руках, даже без его услуг...
И что я должен делать, как мужчина, у которого отнимают любовь? Заставить скромную немецкую принцессу не вступать в царственный союз с недостойным ее Чертушкой? Ты, смешон, просто смешон,— осекся Никита. — Или стать навеки ее тенью, верным слугой? Нет, не о такой любви я мечтал, слагая стихи.Что же, пора возвращаться в свое холостяцкое жилье. Кажется, оно не скоро обретет хозяйку и озариться детским смехом.
С этими тоскливыми мыслями Никита уже после полуночи явился в дом. "Конечно,Гаврила, тут как тут." -с досадой подумал князь, встретив на пороге верного слугу.
— Никита Григорьевич, и где ж это носит вас, а? А с лицом-то что! Неужто в трактирах всю ночь, а! Остепениться уже пора нечего по ночам ходить. А ну как жена молодая будет? Тоже будете по трактирам пропадать да здоровье свое пропивать?
Фразу о молодой жене он услышал особенно отчетливо.
— Пошел вон! И не смей меня больше спрашивать, где я был. — так же отчётливо процедил он камердинеру.
— Да что это с вами... барин... — Гаврила, расстроенный, ушел к себе в лабораторию, в которой уже несколько дней наводил порядок, да расставлял заграничные ингредиенты.
Уставший, опустошенный, Оленев улегся в кровать. Обилие выпитого, мысли сжигающие его изнутри, сыграли злую шутку. Сон приходил отрывочный, перед глазами мелькали какие-то видения.
Фике вместе с наследником, смотрели на него откуда-то свысока надменным, злым взглядом, и вдруг она же превращалась в себя прежнюю, стеснительную и милую.
Зачем скрипач, меня любить, зачем любить меня... Твердит ему звезда... Да что же это!!!Утром он с неохотой разлепил сонные глаза, красные после ночных бдений и возлияний, провел рукой по щеке.