Старшая дочь (2/2)
Она снова проводила время в семье. Да и, как теперь стало понятно повзрослевшей девушке, не слишком привечали госпожу Белову в светском обществе.Несколько месяцев прошло, прежде чем ее мать решилась показаться на люди, устроив детский бал по случаю 11х именин дочери. Верно, хотела окончательно загладить их ссору и порадовать праздником, зная как та любит общение и танцы. Двое из пятнадцати приглашенных семей, помнится, тогда ответили отказом, но праздник все равно удался веселый.
Когда девочка, разгоряченная ригодоном, подбежала ко взрослому столу отдохнуть и напиться воды, от двух родственниц своих юных гостей она издалека услышала разговор... Правда, его начало почти полностью скрылось от ее ушей под звуками клавикорда и флейты:— Матушка-то нашей именниницы, кажись, на сносях снова...
— Ох, да ведь прямо роковая дама, докрутила до смерти этого австрийского графа..как его звали-то? Лимберт, кажется?
— Все говорят, что тесна больно их дружба была, совсем мужа знать забыла... Ну, оно и понятно, вспомнила офицерская женушка, как графиней была, в свет потянуло...— Интересно, уж не он ли постарался этой семейке знатных кровей добавить... Ведь во всех салонах рядом крутился, да только ли в салонах?— Ах, душенька, да знамо ли с начала лета, ведь январь нынче... Уж должна была тяжелее быть, а тут лишь талия расплылась... И корсет не носит — дитя, значит, бережет...— Думаете, все же гвардеец наградил? Говорят, любил ее сильно... Красивы-то как вместе были, просто загляденье! Может, простил?— Но такую ветреность простить? Ах, не верю я... Уж больно там нрав горячий, вон дуель от ревности затеял... Говорят, сей герой на особом счету был наверху... Но обрюхатить-то ее и в злом запале мог... Да все лучше, нежели погубить гулящую от ярости...
— Ну, признает дите иль нет — поживем, увидим...
Увидев, что они косятся на мать, беседующую с тетушкой Софьей, любопытная хозяйка торжества пересела ближе и непринужденно склонилась, делая вид, что занята своим спущенным чулком.
Все еще не замечая девочки, женщины увлеклись спором и одна из них воскликнула:— Ах, что тут увидишь теперь! Все одно в северной ссылке со своим горячим нравом сгинул! Сонечка с Павлушенькой уж точно без родного отца остались...Несчастная девочка, и малыш тоже, оба такие милые...
— Дауж, не говорите! Вот вам и красивая пара! Бедные детки!
"Что? Я сегодня так хороша, с завитыми локонами и в кремовом муслиновом платье со взрослым корсажем! Все мною любуются, а они... Ещё и Сонечкой обозвали..."
Софи чуть не заплакала от обиды и внушенное гувернанткой правило не лезть во взрослые разговоры гостей тут же забылось. Она не выдержала и выкрикнула сплетницам:— Не смейте нас жалеть, это все неправда! И я вовсе не несчастная девочка! А мой папа никуда не сгинул - он путешествует!
— Фи, дитя мое, как вы невоспитанны! Ах, да впрочем... откуда благородным манерам-то было взяться...
— Душенька, а ведь я вам всегда говорила, от мезальянса ничего путного не жди... Одни страсти да невежество...
Вероятно, еще через полгода все забыли про разбитую семью Беловых, получив какой-то новый интерес и больше не шептались. Но негодование на эту мерзкую жалость в миг ее торжества София запомнила надолго. Раскаяния она тогда так и не почувствовала, но понимала, что с полным правомзаработала наказание.
"Правда, папенька, я стараюсь, но с умницей никак не получается, ведь тогда не выйдет в обиду не даваться..." - проводив гостей, вздохнула она, проходя мимо семейного портрета, который отцу никогда не нравился. На нем он получился каким-то суровым, словно заранее был недоволен и портретом, и заодно поведением дочери в будущем.
К большому ее удивлению, матушка не отругала совсем за ее дурные манеры, узнав про эту выходку, и была с нею вполне ласкова. Их отношения постепенно налаживались, и громких наказаний и ссор больше не было.
Но отчего-то чем грустнее выглядела ее мать, тем спокойнее и надежнее София себя чувствовала. И поначалу не могла понять, почему. Разве она радуется, когда другим плохо? Ведь, когда повариха обварилась кипятком, она так жалела ее и даже сбегала за мазью. И всегда сочувствовала братишке, если этот непоседа больно падал...Нет, вероятно, это не было злорадством. Но материнская печаль ей казалась верным знаком, что равнодушие, задевшее ее когда-то, было позади и они снова были семьей, хоть и разбитой."Я буду с нею хорошей, послужной, и когда отец вернется, мы снова будем веселы и дружны, и все будет как было." — так решила София и надолго успокоилась.
Жизнь завертела ее в обществе взрослеющего брата, подружек и приятелей из высшего света, который оказался на удивление открытым к очаровательной и находчивой девочке. А вскоре в доме появилась милая живая кукла, с которой было так забавно возиться.
"Прощальный дар", — так говорила маменька, любуясь кудрявой сероглазой малышкой, то и дело посматривая на портрет мужа. Ей самой и окружающим казалось, что не только глаза, губы и нос, но даже взгляд повторяли весёлое лицо на медальоне.
По-малолетсву Софи не могла понять, как это уехавший отец оставил ей младенца, родившегося только сейчас, но полюбила сестренку всей душой, почему-то совсем не испытывая ревности, как поначалу было с братом. "Они точно помирились, раз папа ей оставил такую прелесть!" — этот вывод и вовсе примирил ее с матерью.
Но спустя 2 года отказ в поисковой поездке снова надорвал отношения... Софии в одночасье показалось, будто ее предали и снова изгнали... как тогда, с семейного обеда...
Впрочем, она еще тешила себя надеждой, что поиски обернутся воссоединением семьи. Долгое отсутствие матери заставило по ней заскучать и даже наивно ожидать появления вместе с отцом. "Они приедут вдвоём и все будет по-прежнему, я стану хорошей и послушной дочерью." - твердила себе юная девица, к концу истекшего года неустанно молясь о здравии обоих.
А после возвращения матери с горькой вестью последнее утешение рухнуло, как и возможность ей получить прощение.
И в детском решении быть хорошей и послушной больше не было смысла, как, впрочем, и в том, чтобы каким-то образом быть умницей. Но выбранное обещание предстояло обязательно выполнять, ибо защитить её и младших от этого сложного мира теперь уж точно некому.