21. цена молчания (1/1)

На следующий день известие о ночном происшествии разлетелось по всему Львиному зеву. Младшие ученики, которые были достаточно чуткими, чтобы проснуться ночью, в ярчайших красках описывали происшествие своим друзьям, предполагая, как и все остальные, самые разные догадки. Волнение старших учеников было вполне обоснованным: однажды, четыре года ранее, в дверь их Дома уже пытались войти, чтобы похитить и убить Милу Рудик из-за проступка её предка. Также этому предшествовали покушения на четырех учеников, что оказывались не в то время не в том месте, отчего сейчас все казались немного испуганными. После урока левитации, Рудик, схватив лямку рюкзака покрепче, пошла вслед за Ромкой к дверному проходу, на ходу вытягивая учебник с антропософии. Она почти переступила порог, когда вдруг профессор Воробей, грузно вскинувшись над столом и хлопнув себя по лбу, громко отозвал всех обратно, с досадой замечая, что некоторые ученики уже успели уйти. —?Забыл! Владыка просил всех собраться в главном холле! Сейчас собраться… вот просто сейчас! И он, смешно перебирая коротенькими ножками, выскочил из класса впереди всех, громко пыхтя и жалуясь на свою забывчивость. Мила задумалась, не связано ли ночное происшествие с желанием Велимира сообщить им какую-то информацию, и дошла до неутешительного ?наверняка так оно и есть?. С Белкой они расстались перед уроком, когда она отправилась на незапланированную встречу кураторов, а потом ей предстояла история магии, так что ничего интересного она им ещё не успела рассказать. Разминувшись с неспешно идущими златоделами, меченосцы, взволнованно переговариваясь, с трудом пробирались сквозь толпы учащихся, заполнивших каждый сантиметр огромного пространства, к своему факультету, вскоре растворившись среди сине-красных мантий. Выглядывая знакомые лица, Мила c Ромкой сразу отыскали Глеба и Вадима, торопливо занимая позицию возле них. —?Вы знаете, что происходит? —?спросил Лапшин, перекрикивая гул. —?Что-то из ряда вон выходящее, малыш,?— хмыкнул Поперечный. А студенты всё прибывали и прибывали; самых младших учеников приводили их кураторы, выстраивая в шеренгу. Выглядывая знакомую пепельноволосую голову, Мила, поднявшись на корточки, случайно наткнулась взглядом на Лютова, двумя руками обнимающего Агнию со спины. Словно ужаленная, Мила отвела взгляд, продолжая поиски среди бело-зеленых мантий, где, наконец, нашла Белку среди белорогов-третьекурсников, мысленно успокоившись. Как она не пыталась остановиться, но взгляд, подобно магниту, так и тянуло в сторону златоделов, что она начала рассматривать свои руки, едва не упустив момент, когда все резко замолчали, а головы одностайно поднялись вверх. На вершине широкой мраморной лестницы стоял Владыка Велимир, глядя на успокоившихся учеников своими пронзительными зелеными глазами. На нем была темно-синяя мантия с широкими длинными рукавами с серебристой вышивкой, которая в тусклом освещении холла казалась светящейся. Нахмуренные брови сказали Миле больше, чем любые другие слова, ведь это непременно означало что-то тревожное. —?Все в сборе,?— сказал он негромко, но в тот же миг даже звук шуршания мантий пропал. —?Я не хочу говорить вам то, что мне предстоит сообщить, но важно понимать, что все делается исключительно ради вашей безопасности. Я считаю, что лучше предотвратить беду у корня, пока она не поразила весь ствол. Вы знаете, что ранее был введен Час запрета, когда после наступления темноты вам советовали не появляться на улицах. К сожалению, это не помогло в той мере, чтобы прекратить убийства, кражи и другие преступления, которые значительно обострились в последние месяцы. В Троллинбурге больше не безопасно. В связи с этим мы решили закрыть школу изнутри: будет лучше, если никто не будет покидать Думгрот и не сможет проникнуть сюда, как это было этой ночью в Львином зеве. Головы учащихся с других факультетов тут же повернулись к сине-красным мантиям, словно ожидая тут же услышать подробности. Мила заметила, что и Лютов сейчас смотрел на неё, но нашла взглядом другого златодела, стоящего подальше ото всех. Бледо вглядывался в её лицо с заметной тревогой, наверняка мысленно возвращаясь к тем же событиям, которые, не без волнения, вспоминала и сама Рудик. Он вскинул брови, словно бы спрашивая её, что бы это могло значить. Мила лишь вздернула плечами, качая головой, сама не предполагая, к чему всё идет. —?Для тех, кто живет во Внешнем мире, выбор не так уж и велик: вы не можете сейчас покинуть Таврику в силу всем нам известных обстоятельств,?— в этот миг Ромка с Милой многозначительно переглянулись. —?Но местные ученики имеют право сегодня, до шести часов вечера покинуть Думгрот, если не хотят проводить изоляцию в школе. Мы делаем это исключительно с целью обезопасить вас в столь непростое время. Думгрот?— одно из самых охраняемых мест в Таврике, но вплоть до вечера оно остается легкодоступным. Поэтому, мы делаем всё возможное, чтобы пережить эти тяжелые дни. Я надеюсь на ваше благоразумие и понимание. Студенты Старшего Дума получат более подробную информацию от деканов своих факультетов,?— объявил Владыка. —?Для студентов Младшего Дума в самое ближайшее время будут проведены мероприятия с кураторами. Все до единого должны иметь полное представление о том, с чем нам пришлось столкнуться. Я прошу студентов Думгрота не паниковать прежде времени. И в первую очередь?— не принимать поспешных решений и, разумеется, не совершать необдуманных действий. Ваши родители помогут вам определить, безопасно ли сейчас в Думгроте, или же переждать опасность лучше дома, но я в любом случае настоятельно советую вам оставаться начеку. Спасибо за внимание, идите на уроки. И он исчез также внезапно, как и появился, оставляя Думгротцев в тяжелой тишине раздумий. Словно по щелчку, спустя несколько секунд гул голосов и шуршание мантий возобновился, студенты медленно побрели на следующие уроки, переговариваясь о своих опасениях, догадках или планах. Белка и другие кураторы отправились на мероприятие с младшими учениками, легко махнув Миле с Ромкой рукой. Поднимаясь на антропософию, меченосцы-семикурсники пришли к выводу, что они все остаются в Думгроте на период изоляции, а Рудик, пусть и жила в восьми верстах от Троллинбурга, и думать не думала о том, чтобы покинуть школу сейчас. Направляясь в Львиный зев после уроков, Мила, Белка и Ромка несколько раз останавливались, чтобы переговорить со знакомыми Думгротцами, направляющимися к выходу. Их родители приняли решение забрать детей домой, чтобы переждать беду вместе, ведь так им казалось безопаснее. Хоть как Рудик и удивлялась такому выбору, но слушала Яну Ясколку и нескольких меченосцев молча, не забывая попрощаться. Даже из стороны Золотого глаза уходили ученики, сняв свои черно-золотые мантии, но все также презрительно глядя на ребят. Вадим Грызов, держа в руках небольшую сумку, прошел мимо них с угрюмым лицом, заставляя друзей Рудик напрячься. Лишь добравшись до особняка и закрыв за собой дверь, меченосцы расслабились, заняв лучшие места в гостиной у камина. Было не многолюдно, а в окне то и дело они видели исчезающие фигурки, переговариваясь о той или иной особе. —?Владыка сказал, что закрывает Думгрот полностью, да? —?задумался Ромка. —?Но разве до этого Час запрета не распространялся на школу тоже? Я же помню, что нас выпускали, но чужих ведь не впускали. —?Я слышала, как Фреди упоминал в разговоре с Платиной, что периметры школы будут охранять против тех, кто хочет пробраться внутрь с плохими намерениями,?— Белка сморщила лоб. —?Если бы сюда попытался пробраться кто-то изнутри, наверняка что-то бы заметили, разве не так? —?Так,?— кивнула Мила. —?А кто охраняет периметр? И они все задумчиво переглянулись. Единогласно было принято решение проведать Векшу-старшего, пока он ещё не отправился домой. В кабинете монстроведения, в широком пространстве с партами, расставленными в круг, с малахитовыми стенами и бесконечно высоким потолком с летающими там птицами, возле своего черного стола, с перфекционистски ровными стопками бумаг на нем, стоял Фреди, выискивая что-то в шкафчике. Оторвавшись, наконец, от созерцания красивейшего потолка в её жизни, Рудик последовала за друзьями к профессору, восхищенно глядя на него. —?Привет,?— сказал он, замечая их. —?Нравится? —?Шутишь? —?присвистнул Ромка. —?Это же невероятно… Фреди лишь ухмыльнулся, глядя на них, как на маленьких детей. —?Чем я могу вам помочь? —?и опять усмехнулся, наблюдая их удивление. —?Ну не пришли же вы просто проведать меня. —?Справедливо,?— кивнул Лапшин. —?Кто охраняет периметр школы от врагов? И как собираются усилить защиту? Мила с Белкой, переглянувшись, лишь закатили глаза, не слишком удивляясь бесцеремонности их друга. Фреди же, вопросительно вздернув бровь, с упреком взглянул на Белку, при этом не слишком удивляясь их вопросам. —?Это тайна,?— отрезал он. —?Даже о самом факте наличии не обыкновенной, а атакующей охраны вы знать не должны. —?Атакующей? —?отозвалась Мила. —?Какой это? Векша нахмурился, поняв, что взболтнул лишнего. —?Так, уходите, я ничего вам не расскажу! —?Фреди! —?Мила подошла ближе. —?Возможно ли обмануть эту защиту? Молодой профессор ещё больше нахмурился. —?Нет. —?А что стало бы с тем, кто попытался бы пробраться внутрь ночью, даже без плохих намерений, но просто… —?Он бы умер,?— прервал Рудик Фреди. —?Ничто и никто не сможет пройти мимо нашей охраны. Будьте уверены, вам ничего не грозит. Выходя из класса, Мила чувствовала, как волосы на её руках зашевелились от тревоги, появившейся от слов профессора. Если он говорит правду, а в этом сомнений не было, то опасность на самом деле даже ближе, чем они могли ожидать: кем бы ни был ночной посетитель Львиного зева, он был в Думгроте до наступления ночи, а может и днем, и в предыдущие тоже. Почему-то Рудик не сомневалась, что он наверняка до сих пор среди них.*** Время тянулось медленно. К концу недели ребята были выжаты как лимоны, благодаря объемным домашним заданиям, самостоятельным и даже контрольным работам и очень бурно радовались наступлению выходных. Среди утомительных издевок Лютова, с которыми Мила никак не боролась, и тяжелых будней учебы, которые давили на мозг Рудик подобно цементному блоку, не находилось ни минуты подумать о том, что действительно волновало. Сидя в теплой гостиной и радуясь холодной, дождливой субботе, Мила и Ромка, практикуясь в метаморфозах друг на друге, удивленно вскинули головы на встревоженную Белку, прибежавшую с очередной встречи кураторов. Поглаживая продрогшие плечи, Векша уселась на пол возле камина просто в верхней мантии, подзывая к себе ребят кивком головы. Усевшись на кресло возле неё, Мила взволнованно посмотрела по сторонам: у окна, на диване, сидело несколько второкурсников, делая домашнее задание с алхимии, а чуть дальше ребята играли в карты, громко смеясь. Придвинувшись ближе к Белке, ребята выжидательно взглянули на неё, побуждая её начать рассказ. —?Я говорила с Анфисой, она ведь тоже куратор, вы знаете,?— она многозначительно посмотрела на Лапшина, нетерпеливо закатившего глаза. —?Так вот, ночью кто-то проник в мастерскую Ориона, где он лечит животных и что-то там ещё, она не вникала. На вора напала Ригель, она учуяла что-то неладное, разбудив всех в ?Конской голове?. Пока Орион прибежал, проникнувший, к сожалению, ушел с тем, за чем пришел… и смертельно ранил Ригель, отбиваясь от неё. Ей осталось несколько часов. Рудик пораженно выдохнула, изумленно раскрывая рот. Лежащий на диване Шалопай самозабвенно спал, уткнув мордочку под массивную драконью лапу, и негромко сопел, выглядя так умилительно, что Мила едва сдержала слезы. Белка тут же всхлипнула носом, глядя в ту же сторону и пододвинулась ближе к молчаливому Ромке, согревающим её руки в своих ладонях. Спустя несколько секунд пепельноволосая продолжила ещё тише, её голос звучал заговорщически. —?Кто бы это ни был, он получил то, что хотел, потому что Орион был очень взволнован пропажей… очень взволнован,?— акцентировала Белка, оглядываясь по сторонам. —?К нему ночью пришел Владыка, они долго разговаривали о чем-то, а потом вместе ушли, оставив Анфису и Капустина ухаживать за Ригель. Вам не кажется, что слишком много совпадений? Что, если этот кто-то знал, что у Ориона есть то, что ему нужно? Что, если он… свой? Запутавшись в местоимениях и тревогах, Рудик медленно кивнула, соглашаясь с подозрениями Векши. —?Нападения начались после прихода профессора Негрей,?— заявил Ромка. —?Она, как и большинство других учителей, живет здесь, в Думгроте. Да и противная она крайне. В пору злодейке. Рудик закатила глаза, не став напоминать, что поначалу Многолик был весьма приятной особой, обманывая не только Рудик, но и всех учителей, но вариант друга отметать не стала, ведь доводы Лапшина звучали вполне адекватно. —?Будем следить за ней в понедельник, а сейчас я хочу сходить к Ориону. Проведать Ригель… или попрощаться. И, разбудив сонного Шалопая, наколдовала себе скорлупу и спустилась с Думгротского холма вниз по скользкой каменной лестнице к усадьбе белорогих, радуясь пустынности улицы и паршивой погоде, с которой Мила успешно сливалась своим настроением. Шалопай весело перепрыгивал через лужи, исследуя каждый миллиметр пространства словно впервые и недовольно поглядывал на медленную хозяйку. Обойдя ?Конскую голову?, Рудик направилась к маленькой сторожке у подножья горы, возле хлева с пегасами, из-за усиливающегося дождя поскальзываясь на заледенелой дорожке. Дверь в сторожку была приоткрыта, подняв руку, Рудик собиралась постучаться, когда вдруг расслышала голоса, узнавая среди них Владыку. —?Орион… —?сказал он тихо. —?Я понимаю, ты опечален, но проверять каждого учителя и ученика… —?Владыка,?— перебил его старик. —?О Щеголе знали не так уж и многие. А о том, что его усыпляет Диптерикс душистый, который мне лишь недавно привезли, и подавно. Велимир… Послушался шорох мантии и шагов, следующие слова Владыки звучали немного устало. —?Я знаю, Орион, но… И в этот миг Шалопай громко залаял, чуть не сбивая хозяйку с ног и проникая внутрь мастерской первым, шире раскрыв дверь и обратив на неё внимание мужчин. Едва не зашипев на собаку, Рудик сделала вид, что только пришла, встречаясь взглядом с пронзительными зелеными светилами. Она, чисто для вида, постучала в дверной косяк, с извиняющимся тоном спрашивая разрешения войти и за себя, и за своего драконьего пса. —?Заходи, Мила,?— сказал Велимир тихо. —?А мне уже пора. Орион, я проведаю вас вечером. До свидания, госпожа Рудик. —?До свидания, Владыка. Мила кивнула, заходя вглубь сторожки, где на деревянном стуле за столом сидел старик в широком вязаном свитере и свободных белых штанах. На столе перед ним лежала огромная собака, нервно подергивая задней лапой, и массивным хвостом с шипами, выглядывающим из-под голубой простыни. Синий язык вывалился из странно перекошенной собачьей пасти, а влажные глаза перекрыты пленкой. Ситуацию дополняло тихое жалобное поскуливание, от которого сердце сжалось от боли. Шалопай уже стоял возле Ориона, положив лапу с острыми когтями ему не бедро, а грустную морду на край стола, издавая тихое сопение. Присев на лавку у стены, Мила неотрывно смотрела на Ригель. —?Она со мной уже… много лет,?— тихо сказал Орион, прерывая тишину. —?Ещё студентом я спас её, маленького щенка, от браконьеров, и с тех пор мы с ней всегда были вместе. Вчера она перевернула помидоры, что я выращивал в теплице и я наказал её, оставив ночевать на улице. Такие меры воспитания. Если бы я знал… это… это я виноват… И он уткнулся в чешуйчатую шею собаки, шепча ей что-то и успокаивая больше себя, чем умирающее существо. Шалопай уперся в его живот, поддерживая декана Белого рога и тяжело дышал, словно опечаленный смертью матери. Они просидели так около получаса; Рудик поблагодарила Ригель за её щенка, послушала истории профессора Ориона, печально улыбаясь и едва сдерживая слезы. Ригель время от времени жалобно скулила, и старик обнимал её, а из белого камня в его перстне лилось едва заметное сияние, от которого драконья собака успокаивалась, тяжело сопя. Не решаясь спросить что-то у грустного Ориона, Рудик сидела рядом, пока он не сказал, что собирается нанести ей ещё мази, так что лучше Шалопаю уйти. Погладив умирающую собаку и попрощавшись с деканом Львиного зева, Мила ушла, замечая, что её питомец больше не бежал, а шел с ней в ногу, время от времени оглядываясь на усадьбу. Поднявшись на Думгротский холм, девушка скинула с себя скорлупу, позволяя проливному дождю вмиг промочить её волосы, сразу утративших свой объем, а воде закатиться за шиворот мантии, посылая мурашки по всему телу. Так она чувствовала себя лучше, безопаснее и чище. Так смывались все её тревоги и переживания. Подняв голову к рыдающему небу, Рудик зажмурилась от холодных тяжелых капель, падающих на лицо и усмехнулась уголками губ. Почему всегда умирают невинные? Его присутствие она ощутила ещё до того, как, опустив голову, наткнулась на неспокойные черные волосы, контрастирующие с серостью фона, и холодные бездны, удивляющие своей безэмоциональностью и спокойствием. Ей оставалось лишь задумываться, как у него получается оставаться невозмутимым и даже равнодушным, когда вокруг всё горело дотла. И вот сейчас, в то время, как внутри Рудик мгновенно разожглось пламя чувств, заставляющее её нервно вздыхать, Нил Лютов стоял напротив, в нескольких метрах, чуть склонив голову набок и почти физически посылая ей апатию, безучастность. Естественно он был сух. Как снаружи, окружив себя едва заметной пленкой скорлупы, так и внутри, в своей душе, в существование которой Мила имела глупость поверить. Раскрыв губы, Мила отдаленно почувствовала, что дыхание её участилось. Не от страха, а от волнения, которое Нил вызывал равнодушно глядя ей в глаза. Впервые за несколько дней. —?Что? —?устало спросила рыжая. —?Давай поиграем в твои игры чуть позже, у меня нет настроения сейчас… Нил даже не дернулся, продолжая стоять на месте, как всегда, безупречно одет и безукоризненно спокоен, не позволяя даже дождю испортить его респектабельный образ хладнокровного мерзавца. Его молчание заставило Рудик дрожать от ярости и тяжело дышать, когда от эмоций начало сдавливать горло. Рядом заскулил недовольный Шалопай, который не получил даже взгляда своих друзей и, завиляв хвостом, направился в Львиный зев. Двое недоврагов-недолюбовников оставались на своих местах, наблюдая друг за другом холодно и враждебно: они обожженные друг другом, ненавидящие собственные чувства и определенно не настроенные на спокойные разговоры. Она, конечно же, сдается первой, повышая голос и едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на парня с кулаками. —?Лютов! —?почти кричала Рудик, мотая головой. —?Да что с тобой не так?! Словно вода, что прорвала дамбу, так злость Милы вырвалась из неё, пробивая тонкую стену спокойствия, которую она бережно возводила каждый день, терпя насмешки и пакости с его стороны, лишь бы только он не перешел грань. Но в тот момент, стоя под свинцовыми тучами и продрогнув до нитки, ей казалось невыносимым тяжелое молчание, которым он разрушал остатки её воспаленного рассудка. Казалось непозволительной роскошью терпеть его равнодушный взгляд и бровь, медленно вздергиваемую вверх. Он насмехался над её эмоциональностью и над чувствами, которые выплескивались из неё, словно из переполненной чаши. —?Почему ты молчишь? —?она вскинула руки. —?Лютов… Рыжая провела руками по волосам, сильно прикусывая губу. Вновь решаясь что-то сказать, она делает маленький шаг вперед, словно пытаясь стать ближе к его мыслям. Мила тяжело дышала, едва сдерживая слезы. Когда он стоял вдалеке от неё, в окружении друзей и своей девушки, Рудик не чувствовала столько боли, как сейчас, понимая, что физически их разделяют два шага, а ментально?— океан непонимания, мести, злости и ненависти. Несколько слезинок скатились по щекам, смешиваясь с дождем под надежным прикрытием её мокрой кожи. Рудик опустила глаза, глядя на свои, потемневшие от воды, старые ботинки и на его?— сухие и дорогие. Едва не сделав ещё один шаг, Мила вновь взглянула на него, тут же встречаясь с наблюдающим за ней взглядом столь чужих и холодных глаз, которые однажды обманули её неприсущим им теплом. —?Скажи что-то! —?почти истерически воскликнула волшебница. —?Скажи, что ненавидишь меня или… хоть что-то… не молчи. Нотки мольбы, проскользнувшие в этих словах, не ушли от внимания Лютова, выглядевшего слишком непоколебимым и спокойным напротив обезумевшей Рудик. Его холодные глаза изучали её блестящие и влажные с безразличием, от которого болело в груди. На секунду в его лице мелькает изменение: опустив взгляд на землю, Лютов едва заметно хмурится, вновь вскидывая голову с поджатыми губами. Она замечала каждое изменение на его лице, зная эту мимику лучше истории Троллинбурга. Но это никогда не помогало ей понять правду. Понять его. Вот Нил делает шаг к ней, немного ближе, чем нужно было, приближаясь к ней вплотную, так что её нос уткнулся ему в грудь. Со своей высоты, он нарочно медленно опускает голову, когда рыжая наоборот, резко поднимает свою, едва сдерживаясь чтобы не встать на корточки, чтобы максимально сократить те миллиметры между ними. Он молчит. Она хочет кричать и драться, и поцеловать его, но тоже молчит. Лютов перебирает в голове остатки здравого разума, выискивая слова, которые собирался бросить ей в лицо грубо и резко, а вместо того разглядывает бледные щеки и мокрые губы с раздражающей тоской внутри. За ледяной оболочкой бушевал пожар, которые не смог бы потушить и весь Ледовитый океан. Но он стоит, крепко сжав челюсти. Больно. Очень. —?Ненавижу,?— тихо и безэмоционально сказал он. —?Довольна? И её глаза наливаются слезами. Его же невольно опускаются на дрожащие губы, стиснутые в тонкую линию. Ярче, чем любое заклинание он помнил какие она на вкус. Как податливо они давались ему и как великолепно им подходило выговаривать его имя в сладком стоне. Каких же титанических усилий воли ему стоило не наброситься на неё, как голодному зверю, сохранить на лице спокойствие, от которого становилось дурно. Её крики были лишь крупинкой в море отчаяния, которое истощало его душу, его чувства и разум. Её безумие и частично не отражало сумасшествия зверей, поселившихся в его голове. Он бы убил её, лишь бы затушить пламя, сжигающее его изнутри. Но Нил оставался спокойным. Медленно развернувшись, он заставил себя отвести от неё взгляд, облегченно выдыхая. Каждый шаг, отдаляющий его от неё, грохотал в голове как смертный приговор, но Лютов лишь ускорился, пряча кулаки в карманах куртки. Он судорожно вспоминал, куда шел с самого начала и едва сдерживался, чтобы не посмотреть назад, на место, где он обнаружил её несколькими минутами ранее. Мокрую, жалкую, раздражающую и такую желанную. Первой его мыслью было желание сорвать с себя одежду и бросить ею в неё с тяжелой бранью, лишь бы прикрыть эти продрогшие плечи в футболке и незастегнутой мантии. Лишь бы не чувствовать этих душевных порывов, от которых откровенно тошнило. Ноги принесли его назад к Черной кухне и Нил, поколебавшись лишь секунду, тихо вошел внутрь. За закрытой дверью гостиной он услышал голоса друзей, различая грубый бас Воронова и звонкий смех Волчек, и ещё более решительно взбежал по лестнице, направляясь в комнату, чтобы скрыться от чьих-либо глаз и ушей. Лишь оказавшись в своей теплой спальне, парень наконец расслабился, тяжело дыша посреди комнаты и судорожно выискивая способ отвлечься. Он с неохотой сел за выполнение домашнего задания с тайнописи и зельеварения, надеясь уйти от эмоций, переполняющих его, и занять себя чем-то, кроме ненужных мыслей. Резко макнул перо в чернильницу. Заголовок реферата: ?Волшебные биграммные ключи. Работа мастера тайнописи ХIX ст. П.Л. Рудника? Тихий стон вырвался из груди парня. Что за чертовщина? Зажмурившись, Лютов отбросил перо, откинулся на стул и раздраженно потер глаза. Везде она. Она везде.

Как же тяжело заставить себя быть спокойным, когда она мелькает ему кругом. В серых стенах, в грозовом небе, в белом потолке, в коричневых простынях, в белых рубашках, в черных свитерах, в дверном проеме, в закрытых дверях, в воде, стекающей по груди, в собственных руках, губах, глазах и даже в голосе, когда ему кажется, что вот-вот прошепчет её имя. Он видит её в других людях, в снеге, в холоде и в тепле. Лютову начинает казаться, что он болен, что Рудик его заразила чем-то смертельным, ведь иначе сложно объяснить, почему он так одержим, так несчастен и так сильно зол, что хочется ударить её и себя, и просто любого другого. Но больше всего хочется вновь почувствовать её. Хочется, но он не позволит ей узнать, насколько ему тяжело. Лучше будет искать способ, как же заставить себя вновь ненавидеть ту, которую он так сильно полюбил. Как ненавидеть её, идущую по коридору, её, отвечающую на уроках, её, не отвечающую на его попытки заставить её страдать, её в красно-синем, её, не глядящую на него, её… не любящую. —?Как? —?спросил он самого себя. Ему до сих пор кажется, что он насквозь пахнет ею. На губах её вкус. В мыслях её образ, который невозможно отогнать. Чёрт, да он возбуждается лишь от одной мысли, что был её первым мужчиной. А убивала другая, та, в которой он не был её последним. Хмыкнув вслух на эту глупую ревность, Нил с яростью схватил бедное перо, вновь мокнул его в чернильницу и продолжил писать, замуровывая Милу Рудик в колодце своих тайных желаний, как раз возле любви к матери, как бы символично это не было. Забежав в Дом, вышеупомянутая особа, минуя Шалопая и друзей, сидящих у камина в гостиной, побежала наверх, в свою комнату, желая поскорее избавиться от мокрой одежды и холода, проникающего под кожу. Высушив всё, Мила долго лежала в ванной, тупо уставившись в стену. У неё было много пищи для размышлений, но в основном её волновала информация, которую она подслушала в Ориона. Кто такой Щегол, и почему Диптерикс душистый усыпляет его?— вот вопросы, над которыми предстояло поработать. —?А ещё поработать над выдержкой и перестать плакать без причины,?— недовольно проворчала она, обматываясь полотенцем. Холодный воздух щекотал влажное разгоряченное тело, и Рудик, недовольно шипя, залезла в комод, выискивая что-то теплое, что-то зимнее… Что-то, пахнущее мужским одеколоном и сигаретами? Вытянув из-под своих свитеров спортивную кофту, тут же расправляющуюся в намного большие размеры, чем носит Мила, рыжая открыла рот от удивления, хмуря брови. Это ведь кофта Лютова. В ту ночь, когда Марку было плохо, а Нил лежал в больнице, она телепортировалась в его комнату в Черной кухне, чтобы взять одеяло и одежду, заодно прихватив одну вещь себе. Черную, на молнии. Прижав к себе холодную ткань, волшебница на миг вспомнила ту ночь, когда ребята несколько часов подряд говорили ни о чем. Его глаза. Спокойные и насмешливые. Ухмылка. Раздражающая. Волосы. Непослушная планета. Голос. Тихий и бесстрастный. Руки. Сильные и надежные. Он весь такой неоднозначный, такой переменчивый и привлекательно-отталкивающий, что сложно уследить. В один миг он кажется единственным человеком, который способен понять, а в следующий?— одним из тех, кого стоит опасаться. Повинуясь внутреннему порыву, Рудик натягивает кофту на голое тело, чувствуя, как к щекам приливается кровь от непонятного стеснения. Словно бы она совершает что-то непозволительно дерзкое, прижимаясь лицом к рукавам с широкими манжетами, на самом деле думая лишь о том, как хорошо ей становится от запаха Нила Лютова.