Глава 11 (1/2)
По адресу, указанному на записке брата, я приехал, когда уже стемнело. Мной двигал не страх, нет. Напротив, было сложно сдержаться и не приехать сразу же, чтобы получить все ответы на вопросы, разрывавшие голову изнутри. Женщина по имени Агата могла оказаться кем угодно, какого угодно возраста и характера, а значит, приехать следовало уже по завершении рабочего дня, чтобы уж точно не прогадать. На работу в ближайшие несколько дней я выходить не собирался, так как позвонил и сообщил о сильной инфекции, подкосившей меня. Свободного времени у меня теперь было более чем достаточно.
В тумане, густой пеленой окутавшем близлежащие дома, сложно было различить, какая именно дверь была мне необходима. Машины проезжали редко, случайные прохожие, похоже, избегали это мрачное место. Спросить местоположение дома номер тридцать шесть было не у кого. Я уже успел отчаяться, заплутав среди одинаковых мрачных громад старых зданий, как совершенно неожиданно для себя оказался на крыльце, освещенным тусклым светом фонаря. Припорошенная табличка с номером дома поблескивала тройкой и шестеркой. Собравшись с мыслями, я позвонил; ответа не последовало. Прождав ради приличия еще с минуту, осторожно толкнул дверь с облупившейся краской поверх подгнившего дерева. Та, к моему удивлению, приоткрылась, выпуская наружу затхлую вонь сырости. Живыми людьми внутри не пахло. К счастью, и мертвыми тоже. За дверью обнаружился длинный коридор с тремя закрытыми дверями, обои на стенах давно отсырели и покрылись плесенью, но было видно, что дом когда-то принадлежал богачам или любителям экзотики – вдоль коридора под потолком я заметил несколько голов животных. Изнутри доносился гомон птиц и глухое карканье, кажется, из-за ближней ко мне двери.
Вторгаться без разрешения в чужое жилище мне не хотелось, но жажда получить ответы была сильнее совести. ?Боже, я убил человека позавчера. По сравнению с этим вторжение в дом Агаты кажется пустяковой шалостью". Оказавшись внутри и притворив за собой дверь, я решительно направился к двери в конце коридора – заходить в дверь с птицами или другую, рядом с ней, не особенно хотелось. За дверью обнаружилась гостиная, освещенная слабым светом лампочки и косыми отблесками, оставленными фонарями за окнами. В воздухе были видны столбы пыли, мебель кто-то заботливо накрыл чехлами. Гостиная не выглядела жилой, за исключением стола, покрытого ярко-красной скатертью, и чучел птиц, стоявших тут и там. Эти чучела, казалось, следили за каждым моим движением и были готовы сорваться с мест и заклевать меня в любой миг. Почувствовав себя дурно под их взглядами, я отвернулся и заметил еще одну дверь в стене. Идти больше было некуда, и тогда я открыл ее.
Из-за пересохшего горла я не вскрикнул, а лишь изумленно прохрипел что-то неразборчивое. Лицом ко мне в инвалидной коляске сидела пожилая женщина. Она казалась мне самым живым, что было в этом доме, и одновременно с этим напоминала статую, оживавшую лишь для посетителей. На ней было старинное розово-красное платье в пол, аккуратно заколотое брошью под горлом, волосы Агата (я надеялся, что это была именно она) убрала в старомодную прическу. Больше всего она напоминала мне оживший экспонат музея, где бывают выставлены восковые фигуры.
— Вы — Агата? — осторожно поинтересовался я, не спеша подходить ближе.
— Зачем тебе говорить с Агатой? — голос ее громок и скрипуч, что карканье ворон за дверью.
— Я Лукас Кейн, - решив быть предельно вежливым и аккуратным, я сдержал поток вопросов и представился. Мне сказали, она может мне помочь, — следовало объяснить, как я нашел этот дом, однако Агата перебила меня.— Тебе? Скажи, а кому в нашем мире не нужна помощь?Я замялся. Агата даже не подняла на меня взгляда – она по-прежнему равнодушно смотрела в пустоту. Глаза ее выглядели странно. Только подойдя ближе и присмотревшись, я осознал: Агата была слепа.
— Видеть можно и без глаз, — улыбка тронула ее бескровные губы. — Будь добр, отвези меня к моим птицам.
В тишине, нарушаемой лишь скрипом инвалидного кресла да нарастающими по громкости криками птиц, мы переместились в их обитель. Когда я открыл перед Агатой дверь, тошнота подкатила к горлу: в воздухе разливалась вонь застарелого птичьего помета и гнилой соломы, выстилавшей клетки. Вороны бились о прутья и не переставая каркали.
— Птицы — уникальные создания. Они могут провести всю жизнь, сидя в клетке, но все равно будут петь.
На мой взгляд, гомон мало напоминал пение, но я промолчал, напряженно разглядывая комнату. Кроме подвешенных к потолку клеток и одинокого комода у двери, в помещении не было ничего интересного.
— Что привело тебя сюда, юноша? Скажи, на что похожа твоя клетка?
— Я убил человека, — ни на миг не задумавшись, ответил я. — Я будто был одержим, то есть видел все, но никак не мог контролировать свое тело.
Агата пожала плечами, не выразив ни капли изумления или ужаса от совершенного мной.
— Здесь нет ничего удивительного. Тебе не приходила в голову мысль о том, что ты просто сошел с ума?
?Она не поверила мне. Ну конечно, она не верит?. Я тяжело выдохнул, отчаявшись найти ответы в этом мрачном гнилом доме, и развернулся было, чтобы уходить.
— Вы… Вы меня совсем не знаете. Мне не нужно было приходить, я лишь отнял ваше время.
— Постой, — ее властный голос догнал меня у самой двери. — В буфете есть мешочек с семенами. Сделай милость, покорми моих птичек.
Сомнения пропали. Она задержала меня явно не для того, чтобы просто накормить птиц: Агата знала что-то, что должен был узнать и я. Поэтому мне пришлось сдержать рвотные позывы и насыпать понемногу зерна в каждую клетку, при этом следя за опасными черными клювами воронов. Когда мешочек опустел, Агата жестом подозвала меня к себе. Я склонился перед ее креслом, ожидая вопросов.
— Ты не помнишь, почему ты потерял контроль над собой? После чего?
Я пожал плечами, забыв о том, что Агате не увидеть моего жеста.
— Может, ты выпил что-то не то или услышал странный звук или слово? Ты не видел ничего необычного?
— Я… Я не знаю, - мне не удалось сдержать очередной выдох. — Агата, я ничего не помню с того момента, как зашел в закусочную, и до того, как очнулся весь в крови рядом с трупом.
Старуха прикусила губу, затеребила пальцами платье. Казалось, она начинала волноваться.
— А у тебя не был с тех пор странных ощущений? Тебя не посещали видения?
— Да! Видения! — я не смог сдержать выкрика; наконец-то меня начинали понимать. — Будто сама реальность искривляется, все становится ужасным, но я не могу ничего с этим поделать. Я бессилен.
— Эти видения – с чем они связаны? Ты можешь мне сказать? Может, ты видел какой-то знак, символ или слово?— Я ничего не помню, — в который раз ответил, понимая, что разговору все же суждено зайти в тупик.
Что и как можно было показать слепой старухе, чтобы натолкнуть на разгадку моей тайны? Чтобы показать запястья, пришлось размотать бинты. Кожа под ними жутко зудела, сами предплечья болели, однако рисунок выглядел не так жутко, как позавчерашней ночью.
— Когда я пришел в себя там, в туалете закусочной, то увидел на запястьях эти символы. Я вырезал их самостоятельно, ножом, но не понимаю, что они означают.
От прикосновения Агаты меня обдало холодом, зуд быстро унялся. Она ощупала символы и пораженно выдохнула.
— Змея… Две открытые пасти. О Боже, — в голосе ее больше не было прежней силы, в нем слышалось крайнее удивление.
— Что это значит, Агата?
— Отвези меня в гостиную, — быстро собралась с мыслями она. — Я могу все объяснить тебе лишь в одном случае.
Когда мы вновь оказались в полутемной гостиной, Агата принялась раздавать указания. Ей были необходимы зажженные свечи и полностью зашторенные окна. В поисках необходимых для ритуала предметов я заглянул и в кухоньку, располагавшуюся напротив птичника. Единственная стоявшая на столе тарелка была пуста. Этот дом выглядел мертвым при живой хозяйке.
Огоньки на фитильках свечей разгорелись, бросая причудливые отблески на стены и потолок. Я сидел напротив Агаты и слушал ее монотонный и спокойный голос. Больше всего она напоминала мне учительницу, готовую принять нового ученика.
— Послушай, Лукас. Единственный способ узнать, что с тобой произошло – проникнуть в твою память, — она не дала мне перебить себя очередным вопросом, заговорив быстрее. — Тот, кто заставил тебя совершить это ужасное убийство, смог стереть себя из твоей памяти. Но где-то глубоко в подсознании должен был остаться след.