Долгая Ночь (1/1)
В краю ветров, в долине льдов,Среди равнины снежной,Стояло стойбище одно,Всё шкурах белоснежных.Мела там вьюга не одна,Все семь ветров сходились.И злились прямо в небесах,
Кичились и ярились.То место обходил олень,Медведь шагал сторонкой,И волку злобному не леньПойти другой дорожкой.Кто жил тогда же в тех чумах,Что белезной покрыты?В пустыне снежной, ледяной,Где ни еды, ни силы?Загадка эта, до сих пор,Верховных духов мучит,И в чуме снежном, ледяном,Нас всех потом замучат.Они едут в Сюр-Гуд. Как всегда, при названии города внутри всё сжалось. Неприятно набухало горло, как во время удушья и было сложно дышать. Он боялся, не хотел идти туда. Было бы здорово сейчас забрать оленя и уйти, куда-нибудь далеко. Можно к морю, на Кам-ма-чатку. Хотя отсюда туда - целый День пути.Парень мотнул головой, снова вглядываясь в Ночь. Глупости всё это. Время встретиться с прошлым.Суло уже был в Сюр-Гуде. Страшно представить, это было целых четыре Дня назад. Ему тогда было десять.Семье бродячего шамана и сказительницы песен-олонхо не повезло оказаться в Югурской земле. Зона бедствия, вот как обозвали её жрицы. И это самое бедствие было решено "локализировать", то есть не пускать дальше Югры. Города закрыли. Белый шаман, сказительница и их десятидневный сын Суло оказались заперты в таёжном городе Сюр-Гуде.Вольным странникам было тесно в маленьком городке. Они привыкли мерить время переходами, а мир шагами, но теперь пришлось думать о свечах и домах.Суло помнил, как по-долгу смотрел на стены. Высокие, ледяные, они давили на маленького мальчика своей монументальностью и силой.Было голодно. Не они одни были среди шаманов и сказителей, а городку посреди тайги, полной мэнквов и чек-наев, было не до развлечений. Нет денег - нет еды. Хотя еды и так было не очень много.Суло забивался под лавку в чуме и грыз старый хорей, чтобы не скулить от голода и не мешать родителям. Может, именно от этого постоянного недоедания он вырос таким маленьким и слабым.Ему пришлось побираться.Воровать было не страшно. Когда живот подводит, то думать о заветах Храма, да и о законах не получается.Он повадился воровать в кузнечном квартале. Нанимался уборщиком - чистил крышу и небольшой участок у дома от снега. Платили очень мало, даже если весь город облазить едва хватило бы на одно молоко на палочке. Поэтому он приноровился прихватывать всякие мелкие железки. Кузнецы особо их не замечали, но ему хватало на то, чтобы купить хоть что-то.До сих пор с трепетом вспоминалось, как он бросал деньги на прилавок и дрожащими руками хватал молоко. Даже не за палку, а за саму смёрзшуюся жидкость. Пока он бежал домой лёд немного таял. Так что потом можно было слизывать белые капли с пальцев в ожидании, когда молоко растает.А как-то один богатый человек оценил мамино пение и подарил ей медовую соту. Тогда они пили молоко с мёдом, и вкуснее этого Суло ничего в жизни не ел! В самые тяжёлые моменты он закрывал глаза покрепче и вспоминал, как тёплое сладкое молоко текло по горлу, как оно ощущалось на губах и как улыбалась мама, смотря в его счастливые глаза.Но работать было тяжело.Суло помнил то состояние очень хорошо. Вечный холод поселился где-то в глубине груди. Прохудившиеся одёжки почти не защищали от мороза. Сине-красные руки слушались плохо, и черенок лопаты больно тёрся шершавой поверхностью о кожу, сдирая её. Насморк, саднящее горло и слезящиеся глаза стали его вечными спутниками. С каждой свечой ему становилось всё хуже. Наверное именно поэтому он тогда попался.
Небольшая железная полоска. Тонкий прутик. А какой скандал! Огромный кузнец схватил наглого мальчишку.- Воровать у меня вздумал, ты, мэнквова отрыжка? Сейчас ты получишь у меня!Пальцы мужчины сжимали хрупкое плечо мальчишки до синяков. Суло плохо понимал, что происходит. Ну почему? За что? Он не родился в богатом доме в столице, так что, ему теперь не жить? Нельзя бороться и стараться выжить? Что будет этому кузнец, унеси Суло этот прутик? Он всё так же продолжит жить в этом доме, есть, когда захочется и жить в тепле. А Суло сможет протянуть ещё немного. Мама, папа, почему вы допустили это? За этими мыслями он не замечал, что его руки крепко стиснул за спиной подмастерье. А сам кузнец, нехорошо улыбаясь шёл к нему. Вот сейчас Суло понял, что его будут бить! Попытался дёрнуться, но куда ему, задохлику, против взрослого кузнеца?- Хотел железа? Получай! Дарю! - губу обожгло нестерпимой болью. Парня выгнуло дугой и солёная кровь хлынула в рот. Суло захлебнулся в крике. Ему казалось, что мужик отрезал ему рот. В этой оглушающая боли не было места мыслям.Кузнец завернул железный прутик и зажал его концы раскалёными щипцами, обжигая мальчишке подбородок. Получилось железное колечко.- Вали отсюда! Ещё раз у своего дома увижу - убью! - и его выкинули в сугроб.Суло лежал в нём ещё долго, остужая губу и сплёвывая кровь.Потом встал и поплёлся домой. Не понимал, как шёл и почему. Чувствовал только, что губа горела, будто в ней поселилась маленькая вредная жрица, священное дело которой - мучить его, Суло.Дома долго лежал на лавке. Может даже больше, чем пару свечей. Рана и ожог начали гноится. Отец, шаман, старался сделать всё, что мог. Но этого не было достаточно. Никогда не было, ведь он был всего лишь певцом.Во сне Суло видел свою жизнь. Он родился как раз там, на Кам-ма-чатке. Он - ребёнок дороги. Вечно стоптанные торбоза - вот его удел. Пред внутреннем взором проносились города, селения, стойбища в которых он побывал. Люди, с которыми познакомился. Мама даже про него сочинила сказание:" Ребёнок тысячи историй,Дитя златых дорог.Он с детва не ведал ничего другого,Кроме шаманской песни и пути вперёд. "Это была интересная, настоящая жизнь, лишённая страха. Он не боялся Ночи, не боялся духов. Всегда и везде можно найти выход, если хорошенько подумать. Всегда был свет, всегда одет и весел. Тяготы дороги были его обычной жизнью, он родился в них и не замечал. Не замечал ни голода, ни усталости, ни боли.Пока не попал в этот Нижний мир на Средней земле - Сюр-Гуд.Суло очнулся внезапно. Его будто что-то насильно выдернуло из сонного оцепенения. Мальчик открыл глаза, очень чётко видя чум. Будто не он только что лежал практически в беспамятстве, будто бы объевшийся мухоморов шаман. Казалось, что он может заметить каждую зазубрену и выемку на деревянных столбах. Когда перед ним появился большой, как плошка, глаз, до краёв налитый алые пламенем, он даже не испугался. Сразу дёрнулся, стараясь уйти от чудовища.Ему повезло. Не просто повезло, а очень повезло. Благодаря тому, что он дёрнулся, алая искра попала прямо по колечку в губе и отлетело. А после существо жутко заорало и пропало.Позже Суло узнал, что это была албасы Рыжего огня, Чёрная женщина. Она забрала шесть семей в Сюр-Гуде в ту ночь. Их семья могла стать седьмой. Отец и стал.Он лежал на пороге, лицом вверх. Мёртвые глаза смотрели в потолок. Такие же тусклые и белёсые, как у полежавшей Днём рыбы. В животе неожиданно громко забурчало. И тогда парень не выдержал и рассмеялся.- Суло, Суло, мальчик мой? - в чум вбежала мама, чуть не споткнувшись об труб отца. Замерла, прикрыв рот руками.Они рыдали вместе. Он уткнулся в подол её потрёпанного халата и рыдал. Ох, он ещё не знал, что кошмар только начинается.Они хоронили отца. Суло сам помогал копать могилу. Тело двигалось будто само, поэтому он не сразу заметил, что взрослых рядом больше нет.Он обернулся, но увидел лишь их спины.- Мама, мамочка, ты куда? - в тот момент ему показалось, что если не догонит её, то весь мир рухнет прямо ему под ноги. - Мамочка! - он вцепился в её рукав. Женщина повернула голову движение деревянной куклы и уставилась на своего сына невидящим взглядом.- Найти врагов хозяйки! Убить врагов хозяйки! - губы едва шевелились, когда она это говорила.Мальчишка полетел прочь.Суло никогда не было страшно так, как тогда. Он шёл в толпе людей, держась за ушибленную руку. Нижняя часть лица, казалось, онемела и распухла до размеров шаманского бубна. А вокруг шла толпа взрослых, бубнящих одно и то же: "Найти врагов хозяйки! Убить врагов хозяйки! "Весь мир в одно мгновение сошёл с ума. И он просто не успевал хоть как-то на это реагировать.Толпа горожан очнулась разом, а он, Суло, будто наоборот, провалился в сон. Нормальные, обычные городские жители казались ему чем-то невероятным.Он не помнил, куда шёл и что делал дальше. Помнил только, как замер, смотря на рыжий огонь.Рокот чек-ная заполнил улицы, начали отекать ледяные дома. А стена Рыжего огня поднималась прямо из Храма. Мальчишка стоял и восторженно смотрел, как рушится город. Как поднимается алое зарево и гаснет голубое. Шум криков сорвался с рокотом чек-ная создавая лучшую, по мнению Суло, музыку. Он лишь успел подумать: "Ну вот, все мои мучения закончится. Прямая дорога в Нижний мир открыта".Как странно было вспоминать это сейчас. Суло поплотнее укутался в шкуру, пододвигаясь ближе к костру.
Нет, он не дойдёт. До Сюр-гуда ещё шесть полных переходов, а он не знает, сможет ли снова открыть глаза и встать. А было бы здорово снова увидеть маму...Он не запомнил, что случилось потом, после огромной стены Рыжего пламени. Говорили, что какая-то жрица накрыла чек-най огромным огненным полотнищем и всех спасла. Суло это было мало интересно. В любом случае, они все живы. Этого достаточно.
Как оказалось позже, он пропустил и восстание мертвецов, и чёрного шамана, и приезд королевы. Зато не пропустил королевский суд. И сожжение на костре Настоятельницы Храма и ещё четырёх горожан, которых королевское следствие нашло виновным. Как выбирались виновные, никто не знал, но город резко замолчал. боясь привлечь к себе внимание и попасть в ряды тех, кто "потакал чёрному шаманизму, ереси, Храмовым заветам и преступлением против всех жителей Средней Сивир земли". Говорили, что потом и в столице нашли виновных, да и Южанам досталось, ведь Советник был их земляком. Но там уже было менее кроваво, летели должности, а не головы.Но всё это было потом. А пока Суло пытался понять, чего хочет его мать.Он долго был в беспамятстве, а потом они пошли смотреть на казнь. Пять костров - самый большой для Настоятельницы. Вывели четверых мужчин и женщину. На них были только рубахи. От соприкосновения с холодной землёй виновные смешно подпрыгивали, дёргая босыми ступнями. Но никому не было смешно, все горожане молча столпились, с тоской смотря на приговорённых. Лишь один стражник неприятно осклабился:- Холодно вам? Ничего, сейчас согреетесь!
Никто ему не ответил.Бывшую Настоятельницу повели к самому большому костру. Удивительно, никто не знал её имени, даже в приговоре, который зачитывала жрица из свиты королевы, она числилась как "Настоятельница Сир-гудского Храма". Некому было напоследок назвать её по-имени, позвать душу и успокоить её перед шагом в Нижний мир. Как говорила всем называть себя "Госпожой Настоятельницой", так и осталась ей до самого конца.Эта женщина не промолвила ни слова, пока читали приговор всем четверым. Она занавесила лицо своими бело-голубыми волосами - поседела, пока сидела в Храмовых подвалах. Молчала она и тогда, когда молодая жрица подходила к ней с чашей голубого огня.Пожар вокруг Настоятельнице занялся быстро. Он взбежал по ногам, поднимая рубаху, схватился за руки, ринулся к шее и только лишь, когда огонь добрался до её лица, она взвыла утробным голосом, вскидывая голову с голодными глазами:- Ненавижу! Ненавижуууу! - пламя полилось ей в рот и в нос. Крик перерос в стон. А потом пламя ринулось наружу из глаз и тело Настоятельницы безвольно обвисло на шесте.
Они с мамой шли домой молча. Он только вцепился в её холодную руку, боясь отпустить. Но отпускать пришлось. Только потом.
Оказалось, мама не хочет покидать город. Ей обещали здесь работу. Как сказительнице, конечно. Ковец-гри шаман и какой-то местный богатей объединились в желании сохранить этот городок странствующих шаманов."Людям сейчас, как никогда и как нигде, нужен праздник. Оставайтесь". Вот мама и осталась. А он ушёл.Не сразу, конечно. Мама не отпускала, было не на что, да и некуда. Потом удалось скопить денег, открыли дороги, да и он стал старше. Совсем немного.
Но в этом городе он оставаться не мог. Не хотел видеть эти стены, где умер отец, где умерло просто столько людей. Где старая жрица кричала "Ненавижу" горя синими пламенем.
Только, зачем сбегал? Всё равно лежит сейчас полумёртвый, возвращаясь к этому проклятому нижними духами городу. Болезнь давно довела его до нервной трясучки, так, что кажется олень под ним тоже трясётся, словно заяц. А глаза уже почти совсем ничего не видят. Даже голубой огонь костра едва различим... Может, потому что и нет этого костра вовсе? Он один, в лесу, замерзает. Так хотелось увидеть маму перед смертью.
Жар костра постепенно исчезал куда-то, пока холод пробирался под одежду, заставляя судрогой идти ноги и руки. Но Суло было уже почти всё равно, его глаза медленно закрывались... Им больше никогда было не суждено увидеть свет.