2 глава - О том, как легко лишиться покоя на сердце (1/1)

От внезапного хлопка Юичи, рисовавший на крыльце, чуть ли не подпрыгнул на месте. Первой мыслью, пронесшийся у него в голове, было – где-то рядом стреляют. Но, подняв голову, он увидел перед собой Шоту вместе с каким-то высоким иностранцем.- Юичи? – парень ошарашенно смотрел на него, словно не веря своим глазам.- Здравствуйте! – на чистом японском сказал его спутник, неожиданно застенчиво улыбнувшись.- Здравствуйте… - машинально ответил Юичи.Юичи Минагава был 19-летним студентом арт-колледжа и жил в бывшем здании пансионата вместе со своими двоюродными братьями. Этим пансионатом когда-то владели его родители, тоже художники. В то время здесь было полно богемы, комнаты сдавались деятелям искусства, дух творчества пронизывал все пространство, а сердцем этого места была мастерская, находившаяся в отдельно отстроенном здании, в двух шагах от пансионата.Юичи мало что помнил из детства. Много незнакомых взрослых, снующих туда-сюда, громкие разговоры, сменявшиеся моментами полной тишины, запах красок и скипидара, спины родителей, занятых своими картинами, и ощущение того, что он здесь лишний. Иногда – лицо отца, наклонявшегося к нему, чтобы спросить, справится ли Юичи сам, и его теплая рука, ласково трепавшая по волосам, когда мальчик отвечал: ?Да?. Лицо же мамы он не мог вспомнить, сколько бы ни пытался. Казалось, он знал его только по фотографиям.Родители разбились на машине, когда Юичи еще в школу не успел пойти. Люди на похоронах так плакали, все любили его отца, можно сказать, боготворили. Он писал яркие, жизнеутверждающие картины, так подходившие ему самому. Они с мамой были такой красивой парой… - всё это Юичи услышал от взрослых, утешавших его тогда, хотя он, в отличие от них, не плакал. И была еще одна вещь, которую он услышал, правда, случайно, но сильно поразившая его и не дававшая покоя до сих пор.Они втроем пили поздний чай на небольшой кухне. Здание пансионата было построено в традиционном японском стиле и казалось довольно старым. Здесь были проведены современные коммуникации, но обстановка все равно оставалась довольно аскетичной. Юичи нравилось это место, оно излучало покой.В отличие от тех двух, что сидели напротив. Шота всегда был шумным, у него даже прозвище было соответствующее – ?громкоговоритель Шота?. Иностранец же уже всем своим видом не вписывался сюда и нарушал атмосферу. Юичи молча пил свой чай и незаметно из-под челки косился на гостя.В колледже у них был приглашенный преподаватель из Америки, но он выглядел, в принципе, как обычный японец, только с другим разрезом глаз. Сидящий же напротив молодой мужчина был совершенно другим. Сейчас при свете лампы яркие краски его внешности завораживали. Рыжиеволнистые волосы, зеленые глаза с длинными ресницами, каких никогда не бывает у азиатов, и десятки веснушек, покрывавшие высокие скулы, прямой нос с слегка круглым кончиком и даже немного попавшие на крупные губы. Юичи никогда не рисовал портреты, и то, что у него вдруг промелькнула мысль об этом, поразило его самого.Тем временем эти двое напротив обменивались какими-то многозначительными, но не понятными художнику взглядами. Юичи это почему-то задевало.- Ты не против, если Ньют останется у нас на некоторое время? – в конце концов спросил Шота, не давая возможности иностранцу вклиниться с возражениями.- Только если он не будет шуметь, - мгновенно ответил Юичи, от чего Шота даже захлопал глазами, явно не ожидая такого стремительного да еще и положительного ответа.Когда паренек увел гостя, Юичи еще какое-то время рассеяно смотрел на три пустых пиалы, потом нахмурился, встряхнул головой и тоже пошел спать.Проворочавшись несколько часов без сна, Юичи в конце концов сдался, когда увидел, что уже светает. Влезши в тапочки и накинув теплую вязаную кофту, он пошел в свою студию. Рисование всегда успокаивало его. Покой, отсутствие каких-либо изменений, привычный, годами выверенный уклад жизни, - это то, что он больше всего берег. Он был счастлив, рисуя, отгородившись от всего мира. Ему не нужно было ни внимание, ни понимание. Когда люди, в первую очередь сокурсники, проявляли к нему интерес и пытались как-то начать с ним общаться, единственное, о чем он мечтал, - чтобы его поскорее оставили в покое. Он не знал, о чем с ними говорить, как поддерживать приятельское общение. А как вести себя с девушками, которые строили ему глазки и пытались заигрывать? Это вообще приводило его в панику. В итоге, ко второму курсу колледжа, его считали нелюдимым и недружелюбным, а некоторые – даже надменным, не хотящим снизойти до общения с простыми смертными. Ведь Юичи был красив, как небожитель, и рисовал непонятные абстрактные картины, от которых, в то же время, нельзя было отвести глаз – так завораживала игра красок.Маленькая студия, куда шел Юичи, находилась на первом этаже, недалеко от его спальни. По сути, это была просто угловая комната пансионата с окнами на восток и на юг, где благодаря удачному расположению было хорошее освещение. Его родители всегда работали в отдельной мастерской, выстроенной для них в саду, но Юичи предпочитал туда даже не заходить, слишком тяжело это было для него.Юноша убрал с мольберта картину, над которой работал последние дни, и закрепил чистый загрунтованный холст. Повязав фартук, он задумчиво окинул взглядом палитру с красками и, решившись, полез в дальний ящик шкафчика, где была коробка с тюбиками, которыми он редко пользовался. Выудив оттуда непривычно яркие цвета, он вернулся к мольберту. Художник начал привычными движениями разводить краски, когда вдруг послышался легкий шорох. Юичи резко обернулся, едва сохранив баланс на табурете, но уже снова было тихо. Какое-то время он еще смотрел на дверь, настороженно выжидая, но ничего не происходило, и, решив, что ему послышалось, он вернулся к своей работе.Теплые весенние лучи токийского солнца окутывали помещении студии, создавая уютную и радостную атмосферу. Из сада доносилось пение птиц. За ночь ветер утих, и ветки деревьев, еще голые, но с просыпающимися почками, практически не раскачивались. Где-то вдалеке первые офисные работники уже спешили в свои конторы, но благодаря большому саду, окружавшему пансионат, городской шум не долетал до этих мест.Здесь всегда было тихо, поэтому когда кто-то на всей скорости влетел в мастерскую, палитра от неожиданности выскользнула из руки Юичи, а он, пытаясь ее удержать, не смог сохранить равновесие и рухнул на пол, по пути задев ногой мольберт, из-за чего тот пошатнулся, пораскачивался пару секунд – и в конце концов сложился, накрыв Юичи сверху…После очень долгого мгновения абсолютной, душераздирающей тишины мир снова пришел в движение – чьи-то руки осторожно подняли мольберт с выпавшим из него холстом, освободив Юичи, но тот продолжал неподвижно лежать на полу лицом вниз, зажмурив глаза. В нем боролась целая гамма эмоций. Несмотря на то, что все произошло слишком быстро и, падая, он не успел взглянуть на вошедшего, откуда-то интуитивно он знал, кто это был. Возможно, просто из-за того, что ни Шота, ни Таке-сан, ни смотритель Ёшитоми-сан ни за что бы не стали бегать по пансионату и, тем более, так бесцеремонно врываться к нему в мастерскую. Это мог быть только он, вчерашний необычный гость, рыжеволосый иностранец. От этого осознания Юичи был готов сквозь землю провалиться, понимая, как нелепо сейчас выглядит, весь в краске, на полу, упав так эпично, как падают только герои третьесортных сериалов. Ему было очень стыдно, но в то же время в нем закипала злость на этого иностранца, который не знает, как вести себя в гостях, на Шоту, который привел его сюда, на самого себя, так легко давшего нарушить свою мирную жизнь.- Как ты? С тобой все в порядке? – услышал он обеспокоенный голос рядом со своей головой.Приоткрыв глаза, он увидел, конечно же, иностранца, с тревогой заглядывавшего ему в лицо.- Подставка сильно тебя ударила? – спросил мужчина и, к ужасу Юичи, потянулся к нему рукой, чтобы убрать волосы со лба: - Похоже, будет шишка.- Уйди… - простонал Юичи, снова зажмуривая глаза. – Просто уйди и оставь меня в покое…С минуту мужчина, похоже, оставался сидеть неподвижно, потом художник услышал шорох – видимо, в конце концов поднялся.- Извини, - тихо выдохнул он. – Не хотел, чтобы так получилось…Он сказал это так сокрушенно и неуверенно, что Юичи, сам того не осознавая, открыл глаза и машинально сел. Такой яркий, высокий иностранец неожиданно выглядел очень уязвимым, от чего Юичи совсем растерялся. Рыжеволосый мужчина стоял, неловко переминаясь, и смотрел куда-то в сторону, отводя взгляд. Это совсем не вязалось с картиной мира художника, поэтому он вдруг, вместо того, чтобы ругаться, просто так же тихо ответил:- Ничего страшного… Мне не больно, да и картину я только начал…Иностранец осторожно взглянул на юношу и мгновение спустя вдруг так тепло и радостно улыбнулся, что сердце Юичи пропустило удар:- Какое облегчение тогда, - молодой мужчина взъерошил себе волосы, продолжая греть улыбкой, то блуждая взглядом по мастерской, то возвращая его к Юичи. – На самом деле, мы… эм-м… я… вечно доставляю какие-то неприятности окружающим, - он снова посмотрел на художника, и его улыбка приобрела оттенок грусти.- Ньют! Я, кажется, нашел его!! –дом сотрясся от взбудораженного крика Шоты. – Ты где?Рыжеволосый мужчина мгновенно преобразился, теперь его взгляд выражал целеустремленность и силу, он был похож на охотника, который знает свое дело, в нем не осталось ни капли от былой неуверенности.- Еще раз прости, мне надо идти, надеюсь, картина не испорчена, - сказал он и быстро скрылся за дверью, оставив Юичи одного на полу мастерской, полностью в растрепанных чувствах.