Часть первая (1/1)
- Имя.- Грубый мужской голос раздается прямо у левого уха.
- Я не знаю.- Имя.- Еще громче повторяет мужчина.- Я не знаю.- Имя.- Повторяет голос.- Я не знаю.Удар по щеке. Она молчит, отводя голову в сторону. Ее снова спрашивают, а она снова отвечает. И так уже минут двадцать. Ее щека онемела от ударов, но она привыкла и не к такой боли – вот оно, душевное разложение, уничтожение личности, когда уже не признаешь никаких действий из внешнего мира. У нее завязаны глаза, она в полной темноте, сидит, привязанная к стулу, и продолжает молчать, получая теперь только удары. Минута-вторая. Ее снова спрашивают, а она продолжает молчать, потому что ей надоело. Снова удар. Она наклоняет голову вперед, максимально расслабившись в том положении, в котором она находилась. Весь мир погружается в тишину. Она старается не дышать, прикидываясь мертвой. Ее подбородок сжимают сильные пальцы и поднимают лицо к свету. Отпускают. Голова болванчиком падает вниз, подбородком к груди. Дыхание возобновляется, но сбивается уже на втором вдохе. Причиной этому – удар.
- Имя.- Снова повторяет голос.- Арахна.- Говорит она.Все прекращается.Она просыпается в маленькой камере без окон с серыми стенами и слабым источником света. Судя по тому, насколько здесь мягок даже пол, можно сделать вывод, что здесь все звукоизолировано. Она сможет разговаривать только сама с собой еще продолжительное время. Никакого звука извне. Даже канализация работает бесшумно.
Кровати в этой камере нет, да и ей она не нужна. Слишком долго спала в шелковых простынях. Здесь есть только унитаз в углу и маленькая раковина, у которой даже углы тупые специально, чтобы не убиться. Ей уже сорок лет, она забыла уже о самоубийстве. Она и так чувствует, что никогда не была живой. Поэтому она спокойна. Ничего не произойдет сегодня, ничего не произойдет завтра. И послезавтра в ее жизни ничего не изменится. Даже, если она окажется где-то вне стен, все равно ничего не изменится. Она это знает.Ее щека опухла, но ей уже все равно. Она садится, упираясь спиной в стену, и закрывает глаза. Теперь она будет спать сидя. Хоть какое-то изменение в этой небольшой комнатушке. Относительно других объектов она сдвинулась с места, но относительно своей души, она не сделала ровным счетом ничего, чтобы это можно было назвать передвижением. Внутри у нее все замерло еще много лет назад. Часы остановились еще лет в двадцать. Тогда она и узнала, что является фриком. Хотя она это знала и раньше.
Ей сорок, но на вид ей около двадцати четырех. У нее голубые длинные волосы, спадающие на лицо, а глаза алого цвета. Кожа бледная как утренний снег, а фигура точеная как у куклы. Длинные худые пальцы ложатся на колени и начинают стучать по кости под кожей. В камере раздается тихий глухой стук.
Тук-тук… тук…Она практически не дышит.Тук… тук…Она медленно сползает по стене.Тук…Все погружается в пустоту.Это был теплый вечер. Она вдыхала запах осенней листвы в единственном парке Семерки, разгуливая по асфальтовым дорожкам. Ей как раз было двадцать лет, она уже год жила одна. Ее родители погибли при странных обстоятельствах, после чего все имущество перешло в ее руки. Маленькая однокомнатная квартирка в Муравейнике, куча мусора, старых кассет и много денег. Копили на черный день, который так и не решил настать по их мнению. Этого запаса должно было хватить еще на долгое безбедное существование, наверное, минимум лет на десять. Это была плата за многолетнее насилие. Выручка с «девочки-проститутки». Притом, что она пыталась сопротивляться. Пыталась, пока просто не устала…Вдруг со спины раздался приказ кому-то. «Взять!» - крикнула женщина, а две собаки громко залаяли. Было слышно, как они срываются с места, хрустя своими электронными лапами-протезами. Было слышно, как клацают их зубы. Было слышно, как они вгрызаются в кожу. Было слышно, как хрустит кость. Не было слышно крика.Потому что кричать устала…Она падает на землю и закрывает глаза. Сначала делает вид, что теряет сознание, а потом, действительно, теряет связь с внешним миром.
Собака продолжала вгрызаться в ее ногу. Другая же почему-то зализывала розовые волосы, проводя длинным языком сначала по переносице, потом по лбу, и дальше к затылку, капая горячей и липкой слюной на лицо. Ей же это было привычно. Хотя, как она могла судить, уже не чувствуя воздействие извне. Она просто лежала на асфальте, утопая щекой в желтых листьях.
Тогда все и остановилось…