20 октября. (1/1)
Рико ненавидит 20 октября. В этот день они ссорятся с Ковальски по-настоящему, с размахиванием кулаками, гневными словами и последующими обидами учёного "на грубого и невоспитанного психопата". Эти слова действуют на Рико отрезвляюще, как крепкий подзатыльник командира после попойки, и весь пыл моментом стихает, оставляя после себя развороченную мебель и неприятный осадок в душе. Ковальски уезжает на базу, игнорирует вопросы Шкипера и Рядового о его внешнем виде(а конкретней, о растрёпанных волосах и подтёке на скуле) и закрывается в лаборатории, уходя в мир науки и изобретений.
Чертежи, схемы и формулы помогают отвлечься, но ненадолго, ровно до того момента, пока очередное творение не разлетается на куски по всей лаборатории. Ковальски расстраивается ещё больше, он на грани нервного срыва, хоть и предпочитает держать эмоции под замком.
Погода за окном подливает масла в огонь: холодный ветер, моросящий дождь и грязь. Рико уходит из квартиры немного позже - через разбитое в ванной зеркало и перевёрнутый стол - и направляется в бар, где напивается.
Алкоголь притупляет обиду, но она никуда не исчезает, и Рико это раздражает. А ещё его раздражает упрямый Ковальски, не понимающий своей гениальной башкой, что он о нём заботится, и не желает чтобы его стройное подтянутое тело с упругой задницей размазалось по стенке от очередного изобретения.
Нет, конечно, Рико согласен, что саморазогревающаяся тарелка пригодилась бы на кухне, особенно в период опасного задания, когда времени в обрез, и кажется, что микроволновка крутит долбанный рис долбанную вечность, но, в конце-концов, можно же подождать пару минут, вместо того, чтобы убирать последствия взрыва? В конечном итоге Рико заливает ещё пару стаканов, и идёт бить морду тому парню с чёрными волосами и кастетом на руке. Кастетом, которым Рико неоднократно получил по лицу в ту ночь. Но всё заканчивается более менее благополучно - так считает Рико - его привозят в полицейский участок, где он засыпает на холодной лавочке и просыпается от сердитого командирского голоса "Подъём, боец!". Рядом стоит Ковальски, его взгляд выражает беспокойство и желание осмотреть раны с запёкшейся кровью. По дороге домой они молчат, и только изредка Шкипер комментирует обнаглевших водителей, то и дело подрезающих на дороге. На базе оба сослуживца получают выговор, два наряда вне очереди и такой силы подзатыльник, что в глазах темнеет и кажется что голова отлетит в дальние дали. Недовольный своими подчинёнными и сломавшейся кофеваркой, Шкипер уходит в свою комнату, а Ковальски молча начинает обрабатывать раны и говорить Рико как он был неправ, избивая того паренька. Он ведь тоже хорошенько получил от подрывника. - Почему ты ведёшь себя как дикарь, когда выпьешь? - спрашивал Ковальски, протирая ссадину около брови, - Я же не иду драться, когда у меня что-то не получается. - Если бы ты дрался всякий раз, когда у тебя что-то не получалось, Нью-Йорк бы опустел, - пошутил Рико, за что Ковальски содрал корочку крови со лба. Рико зашипел. - Мы оба бываем не правы, но, пожалуйста, пообещай мне больше не мудохать кого попало из-за плохого настроения, - смотря Рико прямо в глаза, попросил Ковальски. Подрывник усмехнулся такой просьбе, но поняв всю серьёзность, кивнул и притянул лейтенанта для поцелуя. Тот не сопротивлялся, ощущал во рту кровь и язык подрывника. - Ковальски, прости, - искренне извинялся Рико, перебинтованными руками собирая разбитую посуду в пострадавшей от утренней ссоры кухни. - Прощаю, - мягко сказал Ковальски, погладив любовника по голове,Но больше чтоб такого не было, - строже добавил он. Ох уж это 20 октября.