Не(?)удачный эксперимент (1/1)

День был просто великолепным. Не фальшивили под окнами бункера птицы, вечно отвлекавшие от невероятно важных экспериментов; не носился по лаборатории неугомонный Рядовой, воплощение угрозы что-нибудь разбить или опрокинуть; не лез под руку невесть как прорвавшийся Джулиан, умудрявшийся самый обыкновенный бумажный пакетик с солью, оставшийся после вчерашнего ужина, превратить в настоящее орудие убийства. И даже плавающий в питательном растворе кусок щупальца ощутимо увеличился в размерах, явно регенерируя. Интересно, оч-чень интересно; так, глядишь, и удастся неугомонному начальству сократить время восстановления тканей и спровадить на очередную дуэт-миссию, выторговав для себя и Рико пару-тройку выходных вдали от младшего. Где-нибудь во Флориде, где как раз проходит научный конгресс... — Ковальски? — О, а вот и неугомонное начальство пожаловало. Как там говорится? Вспомнишь солнце? Учёный поспешно изобразил на лице святую невинность. Во всяком случае, попытался. Не особо успешно: во время экспериментов любой направленности лицо подсознательно приобретало чуть безумное выражение, а глаза начинали маниакально блестеть. — Что за смертельно опасную дрянь вы делаете на этот раз? — осведомился Шкипер, моментально по уровню блеска глаз оценивая степень угрозы очередного изобретения. — Шкипер, это всего лишь опыты с регенерацией. — Судя по скептическому выражению на лице командира, подействовало не очень, и Ковальски пытается ещё раз: — Мы сможем помочь людям, сэр. Тысячам, миллионам людей. — Вероятность? — чуть наклоняет голову нисколько не убеждённый мужчина. — Семьдесят процентов. — Учёный честно выдерживает взгляд, от которого спина моментально покрывается холодным потом. Он же не лгал, не лгал, не... — Ладно, тридцать! Риска — семьдесят! Но нужно чётче формулировать вопрос и... — Сбивчивое возмущение глохнет само по себе, когда активно жестикулирующий офицер понимает, к чему прикован взгляд командира. Идиот, какой же идиот, не надо было махать руками, нужно было загораживать... — Кова-альски, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, тянет Шкипер. — А это у вас?.. — Всё под контролем! — И снова абсолютно неубедительно. Ну как, как объяснить чёртову солдафону, что, несмотря на несколько — да, несколько! — промахов, он всё равно остаётся компетентным учёным и... — Хотите сказать, что полностью контролируете выросшую втрое инопланетную дрянь в бутылке из-под газировки, которая вот-вот удерёт? — Синие глаза ледышками сверкают, опасно щурясь, и до Ковальски не сразу доходит смысл вопроса. А когда доходит, он стремительно оборачивается, чтобы увидеть, как кусок щупальца выкручивается-выскальзывает из сделанной специально для него сверхзащищённой колбы. И, да, основой для колбы стала банка из-под колы, но это, чёрт побери, было не его виной! Может, стоило чуть увеличить финансирование научным сотрудникам? Разумеется, в прошлом месяце бункер чуть-чуть пострадал, и он был в этом отчасти — лишь отчасти! — повинен, но... Щупальце оказалось на удивление проворным, и судорожные попытки поймать его кончились весьма унизительной пощёчиной. Причём даже не от Шкипера! Да что ж такое? Почему всякое обделённое гениальным интеллектом существо считает себя вправе дать пощёчину величайшему уму поколения?! Замораживающий луч, дорабатываемый на досуге, ложится в руку. Предохранитель? Ха! Творения гения в нём не нуждаются! Ловкий скачок, и фиолетовый разумный отросток чуть сдвигает тумблёр на рукоятке. Вот ведь чёрт, наверное, следовало оборудовать предохранителем хотя бы кнопку самоуничтожения... Когда по лаборатории, теперь больше напоминающей каток, перестают носиться замораживающие молнии, отражающиеся от любой прозрачной поверхности — коих полно и стараниями Ковальски стало ещё больше, — Шкипер, брезгливо, двумя пальцами удерживая вредоносное щупальце, тщетно пытающееся вырваться из стальной хватки, идёт к двери. Учёный пытается пойти следом, вспоминает о необходимости взять с собой колбу для щупальца, поскальзывается на обледеневшем полу и растягивается, добавляя ещё пару капель в чашу собственного унижения. Щёки предательски вспыхивают, а Шкипер так подчёркнуто не-улыбается, что вместе с щеками начинают пунцоветь и уши. Как можно было так опозориться да ещё и в такой момент?! Вот и доказывай теперь чёртову параноику, что всё было под контролем и он сам смог бы справиться с ситуацией. — Всё было под контролем, да? — Голос у Шкипера усталый и Ковальски, как ни старается, не может различить в нём сарказма. И оттого план гордо отпираться и стоять на своём летит в тартарары, даже не войдя в первую фазу, а учёный говорит то, что совсем не планировал. — Простите, Шкипер. — Несколько секунд напряжённого молчания кажутся взвинченному Ковальски вечностью, и он не выдерживает, взрывается: — Я не виноват! — кричит он, слишком сильно стуча ладонью по столу и тут же морщась. — Не виноват, ясно? — Вот в синих-синих глазах сарказм виден, несмотря на усталость, и это распаляет учёного ещё сильнее. — Да, я нарушил ваш приказ и не уничтожил биомассу. Но это же бесценный материал для исследований! Невероятные способности к регенерации! Клянусь, из крохотного кусочка при наличии питательной среды может вырасти целая особь, это просто невероятно! Я не мог уничтожить его! — Вы говорите, что из этого куска опасного пришельца может вырасти целый опасный пришелец, а то и не один, в качестве объяснения, почему вы не можете его уничтожить. Вы это понимаете, Ковальски? Учёный смотрит, как Шкипер морщится, и, глядя на фиолетовые ореолы вокруг глаз, на нездорово серую кожу, видит в них своё спасение. И говорит то, что, строго говоря, не совсем правда, но это же часть правды... — Я сделал это для вас, Шкипер, — говорит Ковальски. — Вы не пьёте лекарства, которые я вам приношу. Вы практически сбежали из больницы, едва смогли встать на ноги. И, чёрт побери, у вас швы чудом не расходятся, а вы идёте на соло-миссию! — Не соло, — замечает командир, но это звучит уже не как обвинение, а как оправдание, и воодушевлённый этим Ковальски продолжает. — Вы отказываетесь соблюдать элементарнейшие предписания врача, плевать хотели на постельный режим, — голос учёного всё решительнее, и он и впрямь почти чувствует себя отчитывающим нерадивого ученика учителем, — постоянно напрягаете руку. Шкипер, чёрт побери, вы не из титана сделаны, поберегите... побереги себя! Шкипер некоторое время молчит, сверлит взглядом пространство где-то правее уха Ковальски. — Но чтоб без экспериментов на гражданских, — строго вздыхает он наконец и небрежным движением кидает щупальце в бутылку, куда сам Ковальски запихивал упрямый огрызок инопланетянина чуть не целый час, с лёгкостью попадая в горлышко.*** — Я предупреждал вас об экспериментах над гражданскими, Ковальски, — процедил сквозь зубы Шкипер. — С каких это пор я для тебя гражданский, птичка? — подмигнул Ганс, скидывая рубашку. — О, или я тебе так дорог, да? — Его не убьёт? — поинтересовался командир у носившегося с датчиками и проводками учёного, отчаянно жалевшего, что в лаборатории для проведения эксперимента не хватает места и приходится вытаскивать свои чудо-детища на свет божий. — Не должно, — ответил тот.Ганс хотел было съязвить ещё что-то о заботе, но Шкипер чуть не сплюнул сквозь зубы короткое: — Жаль... — и прислонился спиной к дивану со столь мрачным видом, что датчанин прикусил язык из соображений собственной безопасности. Как только выяснится, что регенерационный луч Ковальски работает, как нужно, можно будет доводить любимого напарника сколько душе угодно, а пока лучше немного подождать. Небольшой порез на плече был скорее царапиной, чем сколько-нибудь серьёзным повреждением, но для первого теста большего и не было нужно. Учёный с безумным видом бормотал непонятные термины и числа, опутывая Ганса проводками, словно еловый венок лентами в сочельник. Внушительного вида штуковина, чем-то напоминающая мощную лазерную установку, засветилась и через несколько мгновений заискрила, вызвав у учёного панический вопль, но дёрнуть за рубильник отключения он уже не успел: зелёный шар света-энергии, выплюнутый прибором, окутал стоявшего на его пути Ганса. Нервные тени, меняя очертания, заметались по стенам. — Ковальски, предположительное время ремонта? — нервно спросил командир, почти с ужасом переводя взгляд с довольно облизнувшегося Ганса — Ганса?! — на смущённо переминающегося с ноги на ногу учёного и обратно. — Около часа, Шкипер... — запинаясь, ответил тот. — Сократить время вдвое! — взвыл "пингвин", медленно начиная отступать от датчанина. — Не поможет, птичка, — ласково-хищно протянул новоявленный симбионт, сделав угрожающе медленное движение щупальцами. — Получаса мне вполне хватит... Не успев даже сделать шаг, командир лишь возмущённо вскрикнул, когда всё его тело одним стремительным рывком оплели тёплые, чуть пульсирующие щупальца, вздёрнувшие его над полом. Ряд покрытых полупрозрачной слизью присосок скользнул по шее, вызвав нервную дрожь. — Га-а-анс? — пытаясь скрыть испуг в голосе, протянул Шкипер, когда плотное, но мягкое щупальце проникло под его рубашку, мимоходом обводя соски. — Шки-ипер... — почти промурлыкал тот, неуловимым движением разворачивая командира лицом к себе и проводя по его щеке тыльной стороной ладони. — Что за?! — Из кончиков пальцев сочилась яркая сиреневая вязкая субстанция, моментально застывавшая плотными сгустками. — Поразительно! — Словно из-под земли выскочивший Ковальски мгновенно перехватил руку датчанина, пытаясь стряхнуть один из таких комочков в пробирку. — Очевидно, защитная реакция, вызванная перестройкой систем организма. Невероятно! Субстанция в пробирку не собиралась, зато, когда учёный попробовал подковырнуть один сгусток ногтем, моментально растеклась по пальцу, покрыв его ровным и прочным слоем, который не ломался вопреки всем усилиям. — Удивительно! Учёный уполз в лабораторию, бормоча себе под нос про реагирующие на сложные углеводороды нано-частицы. — А дрянь эту вашу отремонтировать?! — завопил командир, выходя, наконец, из ступора. Но было уже поздно; железная дверь захлопнулась, оставив Шкипера на растерзание довольно ухмыляющемуся Гансу. — А ну убрал щупальца! — гневно прошипел Шкипер. — Я и так уже от твоих чёртовых присосок весь в засосах. Присоски и впрямь прилипали к коже, неохотно отцепляясь с сочным чавкающим звуком — Тебя возмущают засосы или то, что они от присосок? — вкрадчиво поинтересовался Ганс. — Кстати, когда ты пытаешься незаметно освободить руки это... м-м-м... весьма интересные ощущения. Командир в панике замер, мечтая провалиться сквозь бетонный пол. Или телепортироваться за железную дверь к учёному и переждать чёртовы полчаса там. — Ну что же ты прекратил? — огорчился датчанин. — Знаешь, когда ты проводил между присосками, это было очень даже неплохо. У тебя просто талант, пташка. В инопланетные массажисты пойти не думал? Командир гневно щурил глаза, но выбраться не пытался. Во-первых, освободиться всё равно не удавалось, это он уже проверил; а во-вторых, он откровенно боялся дёрнуться: лишний раз елозить в объятиях Ганса явно было... чревато. Тот же, пользуясь полной безнаказанностью, задирал вверх белую рубашку. — М-м, Шкипси, а ты не соврал, — протянул он, рассматривая череду идеально круглых красных пятен. Одно из щупалец тут же оплело шею командира, отчего на бледной коже проступили следы из мельчайших красных точек. — Прекрати это немедленно, датчанин, — строго прошипел Шкипер, но хорошо знавшему напарника Гансу не составило труда различить в голосе тщательно скрываемые нотки паники, и он не отказал себе в удовольствии почти промурлыкать: — Я кончу только вместе с тобой, птичка моя. Шкипер дёрнулся, когда между его ног протиснулось колено, и заизвивался, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры, кроме удерживающих его в воздухе чужих... конечностей? — Пошёл ты! — вырываясь, рявкнул он, когда ловкие пальцы добрались до его ширинки. — А я что, по-твоему, делаю? — деланно удивился Ганс, нарочито медленно стягиваяс напарника брюки и шире разводя его бёдра. Шкипер чувствовал чужой пульс, ритмично отстукивающий в каждой клеточке его тела. Присоски сочились тёплой слизью, и он, наверное, уже был перемазан ей с ног до головы. Почему-то рядом с Гансом он постоянно попадал в странно-двусмысленные и порой довольно унизительные ситуации. Порой? Процентах в девяноста пяти из ста! Вспомнив слова датчанина, он вытянул пальцы и дотронулся до краешка одной из присосок. Тот замер, чуть приопуская веки и прислушиваясь к ощущениям. Шкипер, едва дотягиваясь, погладил скользкую поверхность, помассировал самыми кончиками пальцев и, дождавшись, пока Ганс чуть подастся навстречу, со всех сил ущипнул. Датчанин взвыл, распахивая глаза, и впечатал командира спиной в стену, вывернув ему запястья так, чтобы тот больше не мог дотянуться до щупалец. — Нарвался, птаха, — горячо выдохнул в шею Шкиперу он. Шкипер заизвивался, когда скользкое щупальце уткнулось между ног, пока не надавливая, но кружа вокруг сжавшегося колечка мышц. — Замри по-хорошему, пока не парализовал, — мрачно предупредил Ганс, и командир задумался, какой из вариантов хуже. Ну, в случае, если его парализуют, он дней на десять застрянет в полном распоряжении датчанина без малейшей возможности сопротивляться... Судорожно сглотнув, Шкипер послушно замер, боясь лишний раз вздохнуть. — Не зажимайся, птичка, — хрипло попросил Ганс, обводя пальцем поджавшийся анус, и недовольно нахмурился, когда отчаянно краснеющий командир вновь задёргался, пытаясь освободиться, чуть не выворачивая руки из суставов. — Датчанин, сволочь, отпусти! — взвыл тот, когда скользкий палец начал проникать внутрь. — Ты сказал "опусти"? — вкрадчиво переспросил Ганс, и щупальца подались вниз, насаживая Шкипера сильнее. Командир прикусил губу, сдерживая совсем уж позорный вопль. Подумать только, его сейчас поимеет Ганс. Его. Поимеет. Ганс. Худшее сочетание из всех возможных сочетаний в мире! — Расслабься, птичка, — Ганс погладил пленника по бедру, добавляя второй палец, — я буду с тобой нежным. — Я буду с тобой грубым, когда переломаю тебе половину костей! Отпусти, я не хочу! — Зато как я хочу, — оскалился Ганс, и командир осознал, что зубы у него треугольные. Когда датчанин засветился зелёным, Шкипер на мгновение поверил в существование высших сил. А в следующее мгновение щупальца исчезли, и он грохнулся на пол, съехав по стенке, в одной рубашке и с ног до головы в слизи и засосах. — Пораньше нельзя было, Ковальски? — убито уточнил командир. — П-простите, Шкипер... — Учёный, стремительно пунцовея, закашлялся. — Я немного... увлёкся. — Не вы один. — Обвиняюще-злобный взгляд в сторону Ганса. — С тобой я позже разберусь, датчанин, — мрачно пообещал командир, с трудом поднимаясь на подгибающиеся ноги. — И тогда ты точно пожалеешь, что у тебя нет запасных конечностей.