Повторенье, мать... твою (1/1)

Рядовой огляделся и с трудом подавил зевок. Скучно! Рико с Ковальски играли в карты на щелбаны, причём оба нещадно мухлевали: один таскал карты из отбоя и заначенной в рукаве колоды, а второй умудрялся запомнить, где какая карта, во время перетасовки и вытягивал себе одни козыри. В результате предсказать победителя было невозможно, хоть учёному в случае проигрыша и приходилось хуже: рука у подрывника была тяжёлая. Шкипер с Гансом боролись за звание "царя горы". То, что в роли горы выступал спешно набросанный песчаный холмик, к тому же давно снесённый катающимися по песку "царями", обоих ничуть не смущало. Мирная игра постепенно перерастала в ничуть не мирную потасовку, верх в которой одерживал отнюдь не бравый командир. Куча-мала из восьми конечностей и общего желания хорошенько вывалять соперника в песке метр за метром откатывалась к предвкушающе шепчущему прибою, но ни один из распалённых дракой мужчин этого пока не замечал. А вот про юного прапора все, кажется, забыли. Наслаждавшийся сперва тёплым солнышком, отсутствием изматывающих тренировок и шелестом ледяных, но оттого не менее привлекательных волн, теперь парнишка изнывал от скуки, переводя взгляд с команды на заманчиво поблёскивавший вдалеке рыжим боком буёк. Чайки надрывались изо всех сил, белыми тучами кружась над водой. Изредка сквозь их гам едва слышно пробивался гулкий звон колокола на буйке. Сколько до него? Километр? Полтора? Не расстояние для паренька, за особые провинности наматывавшего кругами по бассейну все двадцать, да ещё и на время. Ну он же быстро сплавает, туда и обратно, никто и не заметит. Зря Шкипер волнуется, тонуть члену спецподразделения с забавным названием "пингвины" даже просто не к лицу... Буёк призывно звякнул вдали, и Рядовой, убедившись, что Ковальски тасует колоду и сердито потирает лоб, незаметно шмыгнул к полоске прибоя. Холодная вода обожгла ноги, но солдатик сдержал вскрик и, довольный собой, поплыл к рыжевшему вдали конусу, не замеченный учёным, которому командир наказал "смотреть за птенцом".*** Ганс был выше, и Шкипера это раздражало. На самом деле, его раздражало, что почти все вокруг были выше. Даже милая Марлин, раньше совсем немного превосходившая командира в росте, перестала расставаться с каблуками. Нет, ничего против такого преображения соседки Шкипер не имел: на каблуках и в платье соседка смотрелась великолепно, да и декольте её находилось совсем чуточку ниже уровня командирских очей. Но — всегда это вездесущее "но", к чёртовой матери перечёркивающее все плюсы! — безумный королёк Джулиан вновь возобновил попытки клеиться к Марлин, пошло шутя, нагло облокачиваясь Шкиперу на голову, нехило отхватывая и начиная весь цикл по новой. Ганс был сильнее, и это раздражало Шкипера ещё больше. Нет, в армрестлинге он, конечно, победил, но сейчас, пытаясь выбраться из-под прижавшего его к песку датчанина, он абсолютно точно понял, что Ганс сильней. С другой стороны, сила это ещё далеко не всё... Сложившись пополам, Шкипер забросил ноги Гансу на плечи и, резко разгибаясь, оттолкнулся от песка, оказавшись сверху. — Кто царь горы? — гордо восседая на противнике, вопросил он. — Твоей растяжке и порно-актриса позавидует, — вольготно откинувшись назад, заметил Ганс, переместив ладони чуть ниже и несильно сжимая. Технично увернувшись от удара, датчанин вновь подмял под себя не намеренного сдаваться Шкипера, и сцепившиеся напарники колбаской покатились по песку, который в какой-то момент стал мокрым и... — А-а-а-а-а!.. — От дружного вопля захлёстнутых холодной водой мужчин, до этого нагревшихся на солнышке и распалённых шутливой дракой, несколько вышагивавших по пляжу чаек взлетели с тревожными криками. Отчаянно матерясь, оба выбрались из воды и уставились друг на друга. В следующее мгновение оба уже истерически ржали неизвестно от чего, трясясь на прохладном ветерке, стуча зубами и захлёбываясь смехом. — И всё-таки ты придурок, Ганс, — отсмеявшись, заявил Шкипер, беззлобно пихая напарника в бок. — Зато я не в песке, — пожал плечами датчанин и, пока командир соображал, уронил его в кучу песка, бывшую некогда "горой", и плюхнулся сверху. — Ну, и кто теперь царь горы? — Не в песке, говоришь? — мрачно ухмыляясь, Шкипер нагрёб полные ладони.*** — Этот песок у меня даже на зубах хрустит. — Командир недовольно отплёвывался. — Сам виноват, — Ганс лохматил мокрые волосы, и песчинки из них разлетались во все стороны. — Ага, я же сам себя лицом в песок ткнул, — скривился Шкипер, сплюнул ещё раз и решительно поднялся. — Я в море. Ты со мной? — В этот морозильник? — презрительно фыркнул датчанин. — Тогда позову Рядового, он давно хотел искупаться. Рядовой!.. Одного взгляда на опустевшее полотенце и лежавшую рядом с ним сумку командиру хватило чтобы похолодеть и, резко обернувшись, начать высматривать в серо-зелёном зыбком мареве черноволосую голову. Та обнаружилась возле буйка, виднелась едва различимой точкой, изредка скрываясь под волнами. — Ганс, бери этих оболтусов, нам нужна лодка! Статус альфа! — взвыл Шкипер и, не задумываясь, ринулся в ледяную воду. Заветное словосочетание "статус альфа" переключило в голове Ганса незримый тумблёр. Враз посерьёзнев, только что жмурившийся на солнышко и прикидывавший, стоит ли очередная подколка горсти песка в лицо, теперь он трезвым взглядом отследил направление командира, заметил Рядового и уже на бегу принялся выкрикивать приказы уронившим карты при крике про "статус альфа" солдатам.*** Рядовой был доволен собой. Он плыл всего минут пять, а уже преодолел больше половины расстояния, отделявшего его от буйка. Да он сто раз успеет сплавать туда и обратно, прежде чем его хватятся! И чего Шкипер волнуется? Штормовые волны, конечно, высокие, но утонуть в них можно, только если совсем не умеешь плавать! Уже подплывая к яркому конусу — который вблизи оказался вовсе не таким привлекательным: вся подводная часть каркаса была опутана отвратительными даже на вид бурыми водорослями, а яркий закрывавший колокол пластик весь был заляпан птичьим помётом, — паренёк ощутил, что начинает замерзать. Но так просто отказываться от намеченного плана не хотелось, и Рядовой, быстро-быстро работая ногами, принялся огибать буёк по широкой дуге чтобы уж наверняка не коснуться развевавшихся под водою лентами водорослей. Однако согреться такое плаванье не помогло, а вот ноги быстро заныли от усталости. Теперь парнишка уже занервничал, но быстро успокоил себя тем, что уж километр-то проплывёт в любом состоянии. Вот сейчас он быстренько доплывёт до берега и отогреется на ласковом солнышке... Воодушевлённый такими мыслями, мальчик принялся энергично выгребать к берегу. Но минуты тянулись, а полоска пляжа не спешила приближаться, словно вовсе не двигаясь с места. Рядового уже трясло от холода, усталые мышцы ныли, сокращаясь с явной неохотой, пальцы ног начинало неприятно покалывать. Обернувшись, паренёк понял, что практически не сдвинулся с места: буёк покачивался на волнах метрах в пятидесяти от него, злорадно позванивая колоколом. Вот тогда-то мальчик и понял, почему командир категорически отказался отпускать его в заплывы, несмотря на все заверения парнишки, что холода он не боится — что, кстати, не совсем соответствовало истине, в заплыв парнишка просился как раз таки чтобы согреться, не желая вылезать из солёной, пусть и ледяной, воды. Штормовые волны не топили, они затягивали в море всё, что им попадалось. И если метрах в тридцати от берега вернуться не составило бы особого труда, то здесь, с невероятной толщей воды под ногами, бороться с волнами было бессмысленно. Рядовой понял, что не доплывёт до берега, замёрзнет на полпути и медленно пойдёт на дно, наглотавшись горько-солёной воды и тщетно пытаясь заставить работать одеревеневшие мышцы. Потонет, хоть и является членом отряда "пингвинов". Но просто сдаться? Нет, командир отряда годами вдалбливал в голову новобранцу — нотациями, историями и, надёжнее всего, личным примером — одну простую фразу: всегда борись до конца.

Однако продолжать обречённое на провал занятие тоже особого толка не было. Паренёк решил влезть на буёк, немного отдохнуть, отогреться и ждать помощи от старших. Цепляться за грязную скобу не хотелось, но погибать из-за брезгливости было бы идиотизмом. Рядовой быстро поплыл к буйку — путь, проделанный с таким трудом в сторону берега, в обратном направлении занял считанные секунды — и, поборов отвращение, наступил на заросший склизкими водорослями металлический прут подводного каркаса. Теперь опасность утонуть немного отступила, и парнишка, выдохнув с облегчением, приготовился ждать, прикидывая, как поудобнее дотянуться до верхней скобы. Две минуты, три, пять... Время тянулось бесконечно медленно! Рядовой стучал зубами и трясся от холода. Сначала он ещё пытался выбраться из воды, безуспешно прыгая к дразняще близкой перекладине и скользя по гладкому пруту, ведущему к ней, но неизменно терпел поражение: буёк был специально сконструирован так, чтобы на него не взбирались купающиеся, площадка с колоколом, закрытая ориентиром-конусом, находилась на метровой высоте от воды, удерживаемая тянущимися к ней штырями, абсолютно недосягаемая для одинокого пловца. Поэтому парнишка стоял на балке подводного каркаса по плечи в воде и до белых костяшек вцеплялся в вертикальный брус чтобы удержаться на ней. Иногда особенно большие волны, каждый раз накатывавшие неожиданной чередой, захлёстывали его с головой; захлебнувшись, мальчик отчаянно кашлял, но следующая волна выбивала из него остатки воздуха, заставляя давиться водой. Глаза щипало — то ли от морской соли, то ли от наворачивающихся слёз, — ноги уже одеревенели. Судорожно сжатые ладони мальчик не разжал бы даже если захотел. Он не знал, сколько времени уже продержался, и не знал, сколько ещё сможет выдержать. Он не знал, сколько времени прошло с момента, когда мир подёрнулся белой пеленой, сперва едва заметной, полупрозрачной, но постепенно сгущающейся и затмевающей всё. Он даже не сразу понял, что происходит, когда руки, показавшиеся обжигающе-горячими, выдернули из воды, пока он захлёбывался в очередной волне, и попытались отцепить от балки его сведённые судорогой пальцы... Шкипер вбежал в ледяную воду, не чувствуя холода, тут же нырнул и, оттолкнувшись от дна, рванулся вперёд. Он плыл под водой, пока в груди не закололо от недостатка кислорода. Лишь когда перед глазами заплясали чёрные мушки, он позволил себе всплыть, сделать два глубоких вдоха, зрительно оценивая расстояние. Места назначения командир достиг в три нырка. Перед глазами всё поплыло, но — Шкипер был в этом уверен — вовсе не от кислородного голодания: синюшно-бледный младший явно держался из последних сил и вряд ли ещё что-то соображал. С трудом разжав его бессознательную хватку, командир прижал парнишку к себе, пытаясь хоть немного согреть и попутно прикидывая, как забросить полумёртвую тушку на площадку к колоколу. Рядовой на автомате вцепился в источник тепла трясущимися непослушными пальцами, и Шкипер болезненно сморщился. — Полегче, парень, — прошипел он. Мальчик заморгал, словно только проснувшись. Решение задачки вмиг упростилось. — Рядовой, — лидеру сейчас очень хотелось накричать на самонадеянного солдата, ткнуть носом в неподчинение прямому приказу, но это определённо могло подождать до возвращения на берег, так что командир заставил голос звучать чуть мягче, — если я подсажу тебя, сможешь выбраться наверх? Несколько томительных секунд мальчик пытался понять, чего же от него хотят, сознание порывалось сделать ручкой и улететь в заоблачные дали, но парнишка всё же нашёл в себе силы кивнуть и даже смог, пошатываясь, влезть Шкиперу на плечи и перебраться оттуда на жёсткие перекладины, загаженные птицами. Хоть Рядового и трясло, он блаженно растянулся на грязном металле, наслаждаясь тем, как солнечные лучи нагревают его кожу, чувствуя, как расслабляются уставшие до предела мышцы. А вот командиру приходилось несладко. Выбраться наверх, к Рядовому, он даже и не пытался: если бы это можно было сделать без посторонней помощи, парнишка уже давно сидел бы там, пытаясь перекричать чаек. О том, что плыть к берегу бесполезно, он также был уже осведомлён: в борьбе со штормовыми волнами, жадно утаскивавшими свою добычу в открытое море, это занятие могло растянуться на часы. В холодной воде часов у Шкипера не было, было около двадцати минут, пока мышцы окончательно не онемеют, и ещё около десяти минут после этого до потери сознания от переохлаждения. Шкипер честно двигался, пока мышцы не онемели вконец. Дольше двигаешься — дольше не замёрзнешь. Задубевшие пальцы с трудом разжались чтобы ухватиться за балку, когда командир понял, что больше не выдержит. Рядовой наверху то ли заснул, то ли отключился, и Шкипер был даже этому рад: не стоило парнишке видеть, что будет, если команда опоздает. Да и вдруг сам в воду полезет, герой хренов, обратно ведь потом не выберется... Вскоре командир и сам почувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Но это было уже неважно, потому что... Потому что... Злобно плюющаяся пеной волна захлестнула, забилась в нос, прерывая дыхание. Перед глазами в мутно-зелёной, словно дрянная пивная бутылка, толще воды расплывались яркие изумрудные круги. После этого он ещё вынырнул, закашлялся надсадно, пытаясь выплюнуть воду из носоглотки. И новая волна накрыла его с головой, не дав даже вдохнуть, потащила назад и вниз, завертела, вышибла изо рта последние пузырьки воздуха. Верх и низ потеряли значение, сознание угасало залитой свечкой, Шкипер хотел ещё рвануться, но тело уже не слушалось. Зачем-то, уже не помня, зачем, он вытянул руку туда, где, казалось, было небо с воздухом и солнцем.

Его схватили. Он почувствовал прикосновение к самым кончикам пальцев и даже не мог сжать руку, чтобы ухватиться крепче. А потом его перехватили за запястье, изо всех сил, до боли, наверняка оставляя синяки. Но тогда это было уже не важно ни для него, ни для хлопавшего по спине откашливающегося командира датчанина, с облегчённой улыбкой язвившего про искусственное дыхание. Ковальски и Рико снимали с буйка Рядового.

Моторная лодка весело взревела и, задорно плюясь белой пеной в злобно шипевшие на ускользнувшую добычу волны, понеслась к берегу.*** — Вы двое! Сказано было: следить за птенцом! Сами же знаете, хоть и вымахал, а всё ещё балбес... — Шкипер недовольно уставился на учёного с подрывником. Те, не дожидаясь команды, покорно нагнулись за заслуженным наказанием. Получив подзатыльник, Рико просверлил кутавшегося в спасательное одеяло Рядового мрачным взглядом. — Рядовой, ты ослушался прямого приказа, проявил полнейшее неуважение к "пингвиньему" кодексу и подставил товарищей по команде. Первое правило "пингвиньего" кодекса? — Никогда не плавать в одиночку... — Парень виновато потупил глаза. — Знаете, Шкипер, я никогда не думал применить это к плаванию... — Вот говоришь им прописные истины годами по пять раз на дню, а они... — Командир устало вздохнул. — Свой подзатыльник я тебе прощу, — паренёк просиял, и Шкипер поспешил его осадить, — но Рико с Ковальски тоже получили из-за тебя. Учёный-то наш тебя уже простил, а вот Рико... Мальчик испуганно икнул, а подрывник уже приближался, предвкушающе ухмыляясь. — Согрелся, птичка моя? — Ганс был доволен жизнью, но промолчать и остаться в столь выгодном положении было выше его сил. Шкипер, впрочем, откровенно наслаждался теплом и менять конфронтацию не спешил. Ну что же сделаешь, если одеяло нашлосьтолько одно, и кому оно достанется было ясно без слов? Солнечные лучи это, конечно, хорошо, просто замечательно, но для продрогшего до костей человека, невесть сколько проторчавшего в ледяной воде, лучей солнца определённо маловато. А вот вкупе с горячим боком напарника, самостоятельно напросившегося побыть грелкой и креслом одновременно, в самый раз. А что обнимает — чёрт с ним! Пока беспокойные лапки напарника не лезут, куда не следует, он даже возмущаться не будет. — Ты у меня, Шкипси, как принцесска беспокойная, — продолжал бодро щебетать Ганс. — Спасай тебя вечно. То от учёного твоего, то от психов всяких. То вообще вон из воды вылавливай. Ауч! За что? Я ж тебя спас! — Ганс обижено потёр затылок. — Долго спасал. — Шкипер щурился на солнце, слушая недовольное бурчание Ганса. Зевнул и откинулся назад, навалившись на тёплого датчанина спиной. — Лежи ровно, — поморщился он, когда Ганс заёрзал, — плохой из тебя шезлонг. Шезлонг или локтем в печень, — предвосхитил он возмущения датчанина, упершись локтем в вышеозначенный орган. "Шезлонг" озадаченно примолк. Командир хмыкнул. Иногда Ганс мог не раздражать, и, кажется, он начал к этому привыкать.