День седьмой. Пятница (1/1)

1Ночью братья спали. Кто-то где-то погибал, но они ничего не могли сделать. Наверное, можно было носиться по городу, пытаясь понять, кому из шестидесяти пяти тысяч человек грозит опасность, но это было бесполезной тратой силой. Всех — не спасти. Увы, эту истину оба постигли на собственной шкуре.И Сэм, и Дин лежали на своих кроватях, повернувшись друг к другу спиной, и улыбались, слушая дыхание другого. Без того напряжения, которое царило в комнате еще пару дней назад. Сейчас они выяснили почти все, чтобы не мучаться и не терзаться, пусть и не разобрались пока, что делать дальше. Ночь украла и эти переживания.Утром оба были бодры и полны сил.— Я тебе точно говорю, он что-то знает. Даже не что-то, он знает все. Видел бы ты его глаза, — сказал Дин, сделав перерыв в завтраке.— Я тебе верю, — ответил Сэм, не отводя взгляда от монитора и ища информацию о новой жертве.— Есть что-нибудь?— Аха, есть. В твоей тарелке. Только не забывай еще и пить, — отмахнулся младший.Дин опять его бесил. Эта кипучая энергия, которой брат светился с утра пораньше, выводила из себя. Сэм абсолютно не понимал, как можно быть таким деятельным, когда солнце только встало, а горячий кофе еще не разбудил желудок. Утешало только одно — сегодня рок-дискотека семидесятых-восьмидесятых не насиловала уши.Сэм любил двадцать первый век. Со времени убийства прошло не так много времени, а на сайтах местных газет уже была информация. Все торопились сообщить об ужасах, творившихся в городе минувшей ночью. Наверное, чтобы офисному планктону проще было пережить очередной ненормально жаркий день. Ну или чтобы домохозяйкам было о чем поговорить.Но сегодня «подходящего» убийства не было. Автомобильные аварии, лесные пожары, павшие от рук вандалов остановки, самоубийцы — вскрывшие вены, нажравшиеся снотворного, бросившиеся под поезд. Была всего одна, шагнувшая из окна. И именно это и было проблемой — это была женщина.— Ничего, — сказал Сэм, закрывая ноутбук и уделяя внимание только завтраку.— Совсем?— Совсем.— Ты уверен?— Хочешь сам проверить? — огрызнулся Сэм. — Под нужные нам параметры подходит только один случай. За исключением одного момента, самоубийца — женщина. Наверное, кто-то в другом городе.— Это подло, — укоризненно сказал Дин. — Ты же знаешь, что я разбираюсь в автомобильных двигателях, а ты в компьютерах. Вот как бы ты себя чувствовал, если бы я сказал тебе «разбирайся с машиной сам»?— Я был бы в шоке, — честно признал Винчестер-младший. — Ты, и допускаешь меня до внутренностей твоей драгоценной Импалы?— Кто сказал, что Импалы? — схватился за сердце Дин. — Не кощунствуй. Ты меня, кстати, тоже до своего ноутбука не допускаешь. Он у тебя кто, девочка или мальчик?— Это личное, тебе лучше не знать, — хмыкнул Сэм.— Ну и ладно, — демонстративно обиделся старший брат. — Ну так вот, повторяю свой вопрос... Я как следователь из плохого полицейского боевика. Где тут настольная лампа?И ведь не поленился, встал, нашел в сумке фонарик и сел напротив.— Лучше, чем ничего, — пожал Дин плечами, включил фонарик и начал светить ругающемуся Сэму в глаза. — Я повторяю свой вопрос, совсем ни одного самоубийства с полетом до самой земли?— Твою ж... До асфальта считается?— Тоже пойдет.— Одна женщина, под шестьдесят лет, пыталась полетать, но не отработала технику приземления.Дин выключил фонарик, посмотрел на него с уважением и задумчиво произнес:— Смотри-ка, работает. Надо будет взять на вооружение. Женщина? Нехорошо. Был бы мужчина, я бы понял. Но мы же отказались от версии про попобаву? Почему бы нашему призраку не убить женщину?— Потому что он до этого не убивал женщин.— А вот это не факт, — сказал брат, не скрывая тяжелой работы мысли. — Просто мы об этом ничего не знаем. Но!Сэм с удивлением смотрел на Дина, пытаясь понять, где он набрался этих мимики и жестикуляции. Протыкаемый указательным пальцев воздух, почти сведенные в одну линию брови, закушенные или скошенные на бок губы, сморщенный нос, пальцы, стучащие по столу...— Прекрати немедленно! — рявкнул Винчестер-младший, когда брат поднес кулак к подбородку, имитируя «Мыслителя» Родена. И где только его увидел?— Я что-то сделал не так? — невинно распахнув глаза, спросил Дин.— Просто сиди спокойно. И излагай мысль.— И шуток-то он не понимает, — тяжело вздохнул брат. — Мы же сейчас отрабатываем мою гениальную версию насчет связи с исправительной колонией? Ну так вот, там и дамы работают. По крайней мере, сейчас. Я вчера там такую видел.Глаза Дина затянуло поволокой. Чертовски хотелось треснуть ему по зубам, чтобы он вернулся из страны грез и забыл о, несомненно, длинноногой и пышногрудой девице, которую встретил вчера. Поймав злой взгляд Сэма, Дин тяжело вздохнул и прекратил ломать комедию.— Надо срочно что-то делать с твоим чувством юмора. Иначе ты меня рано или поздно убьешь. А Мина не только твоя. Мина самую малость еще и своя.— Мина? — нахмурился Сэм.— Мина. Дракула. Бела Лугоши. «Мина моя!» — грозно пророкотал Дин, но брат так и не понимал. — Как можно так жить? — удивленно спросил Винчестер-старший у воздуха. — Он не знает Белу Лугоши. Какое тяжелое детство.— Дин, прекрати паясничать.— Есть, сэр, — брат отдал честь и снова стал серьезным. — Ну так вот, там и дамы работают. Педагоги, медсестры, возможно, даже охранник. Современные женщины везде пролезут. Может быть, эта старушка была одной из них?— Там ничего не написано про изнасилование, — для порядка возразил Сэм, хотя и начал признавать правоту Дина.Если бы только его не заставляли думать в шесть утра! Он и сам догадался бы, но в такую рань людям полагается спать, даже если они — охотники.— Может быть, наш призрак пи... гомосексуалист? И женщины его не интересуют, как вид? Хотя я его в этом не понимаю. Ну ладно, ему нравится анальный секс, с кем не бывает, но какая разница?..— Вот именно, какая разница? — спросил Сэм, глядя Дину в глаза.— У женщин есть грудь. Но чисто технически, для того, кто сверху — никакой, — ответил брат, отведя взгляд. — Но не в этом дело. Так вот, надо проверить, не связана ли летунья с колонией. И я хочу красочные фотографии, чтобы положить на стол директора Брэдли.— Есть, сэр, — отдал честь Сэм. — Разрешите приступать?

— Разрешаю, — сказал Дин с улыбкой. — А я еще кофе принесу.— Вы так заботливы, сэр.— Но только для себя.— А сэр, однако, садист.— Мог бы и заметить за столько дней, проведенных вместе, — подмигнул Винчестер-старший и вышел из комнаты.Почему Сэму казалось, что все налаживается?2Уильям Брэдли плохо спал с четверга на пятницу. Кошмары преследовали и во сне, и наяву. Он всю жизнь пытался сделать условия в исправительной колонии намного лучше, но наряду с мелкими неудачами были и разгромные поражения. Одним из них был случай с Дэвидом.Обычный мальчик. Ничем не отличающийся от других, разве что более тихий и скромный, чем среднестатистический воспитанник. Он попался на воровстве, и Уильям не мог судить его строго. Конечно, Дэвид нарушил закон, но сколько таких мальчишек было разбросано по стране? Голодных, беспризорных, не получающих образования. Исправительная колония была для них шансом стать членами общества, научиться чему-нибудь, что поможет им зарабатывать, а не воровать.Детектив Друбэй вскрыл старую рану. Одну из тех, которые вроде зажили, но стоило нанести точный удар, как на зубах появлялся привкус крови. Брэдли проживал те месяцы снова и снова, мысли будто неслись по замкнутому кругу.Самый большой позор за его карьеру.Дело удалось замять, о произошедшем знали единицы, а сам Уильям по прошествии времени почти забыл. Только правду не скроешь. Рано или поздно скелет в шкафу начинает греметь костями и привлекать внимание.Странно, что детективы пытались связать дело давно минувших дней с тем, что происходило сейчас. Насмотрелись сериалов и поверили в сверхъестественное? Оставалось только пожалеть деньги налогоплательщиков, и втом числе, свои.Утром лучше не стало.Утром директор Брэдли узнал о смерти сестры Монк. Деспотичная дама покончила с собой, не оставив записки. Он не мог в это поверить. Она была примерной католичкой, а стойкость ее веры вызывала восхищение. Мелисса просто не могла совершить _такой_ грех. Значило ли это, что ее, а значит и других, _убили_?Уильям не хотел в это верить, но он уже почти не сомневался, что придется. Как и рассказать детективам о деле Дэвида Брауна.— Кажется, сейчас мне пора произнести что-то вроде «я же вам говорил, директор Брэдли, сможете ли вы спать спокойно, зная, что могли спасти ее жизнь?» — холодно сказал Друбэй.— Не стоит, детектив. Я и так уловил вашу мысль. Не знаю, чем вам это поможет, но я расскажу, как эти люди могут быть связаны между собой. История займет некоторое время. Чай, кофе, вода? — предложил Уильям, отведя взгляд от фотографий, лежащих на столе.— Нет.— Да.Детективы ответили одновременно и обменялись взглядами. Казалось, еще секунда, и посыпятся искры. Друбэй пожал плечами и, словно оправдываясь, сказал:— История же долгая. А в горле пересохло, жара.Эллис, не ответив, отвернулся и раскрыл блокнот.Когда секретарь принес напитки, директор Брэдли начал свой рассказ.3Дэвида арестовали за воровство. Мальчишка был беспризорником, сиротой, несколько раз сбегал из детского дома, не ладил с приемными родителями и не желал подчиняться общему режиму. Без особых эксцессов. Он просто исчезал посреди ночи, и находили его несколько недель спустя — отощавшего, завшивевшего и в синяках. Дэвида отмывали, откармливали, пытались пристроить в новую семью, но рано или поздно он опять сбегал.Мальчик никогда не рассказывал, почему сбегает. Лишь один раз, в самом начале своей бродяжнической карьеры, поведал, что хочет найти _своих_ родителей. А потом — замкнулся.Естественно, он был удобной жертвой. Естественно, этим сразу же воспользовались те, кто давно обитал в колонии и мнил себя главарями. Естественно, их наказывали — урезали пайки, нагружали учебой и работой. Естественно, они становились только злее, но директор Брэдли не знал, что еще сделать.Он переселил Дэвида в другое крыло, но и там появились те, кому мешал мальчишка. Уильям перевел их в первый корпус, но на Брауне словно было написано «сделай мне больно».— Есть такие люди, — тускло сказал директор. — Они, вроде бы, никому ничего не сделали, но стаю так и тянет их растерзать. Не знаю, с чем это связано, что тому причиной. А у детей это проявляется с большей жестокостью, чем у взрослых. Может быть, дело было в том, что Дэвид никогда не защищался? Всегда появлялся кто-то, кто пытался помочь ему, но он даже не испытывал благодарности. По крайней мере, не выказывал ее.Дэвида били, он терпел. Дэвида унижали, он не сопротивлялся. У Дэвида отбирали еду, он провожал обидчиков равнодушным взглядом, а когда преподаватели возвращали поднос, мальчик продолжал трапезу, не сказав ни слова.— Чем дольше Дэвид терпел и игнорировал других, тем больше он их провоцировал. Я так думаю. Потом я видел других, похожих на Дэвида, но стоило им один раз показать зубы или слезы, как нападок становилось меньше. Просто эти мальчишки превращались в _своих_, слабее или сильнее, но больше не были соринкой в глазу, камешком в ботинке, сравните с чем угодно. А Дэвид отличался. Он был не только _вне_ группы, но и _над_ ней. Не знаю, как он сам себя воспринимал, но так воспринимали его другие. В том числе, и персонал. Даже я, — с горечью признал директор.Дэвид вызывал неприязнь. В школах так теснят аутсайдеров. Они ничего не делают, но каждый считает своим долгом их пнуть, проходя мимо. Можно наговорить кучу умных слов, психологи все еще пытаются объяснить такое поведение, но слова ничего не значат и не меняют. Они просто складываются в предложения, иногда умные, и тогда придают говорящему значимости.Факт оставался фактом — Дэвид бесил. Тычки, оплеухи, удары оставались без внимания, он просто поднимался и шел дальше, не выдавая обидчиков. А потом началось насилие.— Сексуальное. Это грязно, это отвратительно, это... Я не знаю, какими словами описать. Я не знаю, как мальчикам пришла в голову эта идея. Единственное, что я знаю, что я узнал позже, — Дэвида насиловали. Сначала просто спускали на него, потом... Мне неудобно об этом говорить.Брэдли замолчал и отвернулся к окну. Во время рассказа его голос был отталкивающе безжизненным, а на лице не отражалось ни одной эмоции. Можно было подумать, что ему все равно. Но оказалось, что ему _неудобно_.Дин задавался вопросами, как он поступил бы на месте Дэвида, что сделал бы на месте директора и стоит ли осуждать призрака за его месть. Ни на один не было однозначного ответа. На первые — Винчестер просто не знал, на последний — не было. Что бы ни происходило в прошлом, какие бы причины ни были названы, работа братьев заключалась в упокоении задержавшихся между жизнью и смертью.— Я узнал о происходящем слишком поздно, и это моя вина. Директор должен знать обо всем и всех держать под контролем. Я мог бы найти оправдания, слишком часто я успокаивал свою совесть, но не хочу. Бесполезно, бессмысленно, глупо. Моя ошибка, моя вина. Легко раскаиваться, сложнее — не совершать ошибки. Но я — всего лишь человек.

— Иногда я мечтал повернуть время вспять, чтобы у меня была возможность хоть что-то изменить. Не знаю, например, я дал бы Дэвиду сбежать. Обидно? Дурной пример другим? Плевать, зато мальчишка был бы жив. Какое-то время. По крайней мере, умер бы, находясь вне моей ответственности, как бы цинично это ни звучало.Но Дэвид продолжать терпеть. Долго. День за днем, ночь за ночью. У него на лице остались только глаза и нос, а он молчал. Доктор Малкольм и медсестра Монк подлечивали его, психолог и священник пытались разговорить, но он закрывал глаза и игнорировал. Невозможно помочь тому, кто не принимает помощь.— Это одно из моих самых любимых оправданий, — хмыкнул директор, наблюдая за мухой, сонно ползающей по окну. — Невозможно и, более того, опасно. И силы потеряешь, и следом на дно пойдешь.Закончилось все летом, таким же жарким и удушливым. Дэвид сломался. Этого не ожидал никто. Все настолько привыкли к его растительно-отрешенному состоянию, что просто не заметили. А кто заметил, не поверил.— Мальчишки затащили Дэвида в душевую и снова изнасиловали. Как я позже узнал, у них это уже превратилось в ритуал — каждый четверг они хватали Дэвида, запирались в душевой и насиловали его. Генри Рокз был тогда охранником. И всегда дежурил по четвергам. Сначала он закрывал глаза, потом стал держать их открытыми. Он наблюдал и онанировал, — лицо Брэдли перекосило от отвращения. — Он должен был остановить их, но вместо этого — онанировал, пока Дэвида насиловали. И это мне сложнее всего понять.После мальчик сам добрался до медицинского отсека. Доктор уже ушел домой, но сестра Монк нередко оставалась на ночь. Часто с четверга на пятницу. Она обработала раны Дэвида и отправила его спать.— Я точно знаю, что она заставила его помолиться перед сном. Она была хорошей женщиной и набожной католичкой. Конечно, и у нее были недостатки, но я не понимаю... — взгляд директора снова остановился на черно-белых фотографиях.Последняя жертва была с трудом узнаваема в изломанном теле, распростертом на асфальте. На этот раз полиция не сомневалась, что произошло убийство — на спине мисс Монк был вырезан перевернутый крест. Но это дело все еще не связали с предыдущими смертями.— Ночью Дэвид начал плакать. Сначала беззвучно, потом — надрывно. Он все повторял, что больше не выдержит, не сможет справиться с этим еще раз. Потому что это никогда не прекратится, бормотал что-то еще. По словам мисс Монк, она пыталась его успокоить, но Дэвид ее не слышал. Просто рыдал и продолжал бормотать.Мелисса разозлилась, закрыла дверь в палату на ключ и вернулась на свою кушетку. Чтобы спокойно выспаться, она использовала беруши, потому не слышала, как Дэвид открыл окно.Его нашли не сразу, во время пятичасового обхода. Коронер сказал, что смерть наступила около двух часов ночи. Дело не получило широкой огласки, а подробности и вовсе остались тайной.— Доктор Малкольм и коронер были знакомы. Они договорились. Помню, сестра Монк очень злилась, что священник все-таки провел похоронную церемонию, по ее мнению, самоубийцы этого недостойны. Постепенно я узнал подробности. Генри Рокза я уволил, как и еще двоих из его смены —Алана Эдвардса и Дэниэла Питерса. Мальчиков отселили в отдельную комнату и запретили контакты с другими, пока... пока все не утихнет. Мы все старательно делали вид, что ничего не произошло. Дэвида Брауна просто никогда не было в нашей жизни. Совсем никогда. Это — все.Сэм откровенно кривился. Дин сжимал и разжимал кулаки, но его лицо оставалось невозмутимым. Директор Брэдли смотрел в окно.— Где он похоронен? — глухо спросил Винчестер-старший.— На кладбище «Северная звезда». Купер-авеню, девятнадцать ноль один.— Спасибо.Благодарить директора абсолютно не хотелось, но Дин заставил себя выдавить короткое слово. И обрадовался, что Брэли не поднялся и не протянул руку. Может быть, он и не был виноват. Может быть, он искренне переживал. Много чего может быть. Но этот человек и само это место были противны Дину.Он так и не смог заставить себя попрощаться.