День первый. Четверг (1/1)

Ночь была душной и липкой, больше подходящей южным штатам или, например, Мексике. Столбик термометра не опускался ниже 25 градусов Цельсия, и это сводило с ума. Днем же было еще жарче. В кабинете исправно трудились кондиционеры, и Дастин не замечал летнего зноя. Смешно сказать, он даже мерз и благодарил Бога за деловой этикет. Но выходя на улицу, Саммерс словно на раскаленную стену натыкался. Двенадцать часов вне офиса были адом, сотканным из липкого пота, влажного воздуха и беспокойного сна.Холодного душа хватало на десять-пятнадцать минут, Дастин не успевал заснуть так быстро. Казалось, еще минута, и он забудется, организм хоть немного отдохнет, но кожа нагревалась, и из пор начинал сочиться пот. Волосы липли к шее, простыня — к телу, руки — к бокам, ноги — друг к другу. Липли, липли, липли, сводили с ума. Невозможно было найти ту единственно правильную, удобную позу. И не застонешь — потеряв много теплого воздуха, придется вдыхать горячий.Подушка нашептывала вязкие кошмары, вентилятор гудел, не принося пользы, а постель с каждой минутой не-сна становилась все более влажной.Дастину _пришлось_ заполнить тишину мыслями. Он пытался понять, как из подающего надежды адвоката превратился в заштатного клерка. Он не помнил, когда и к кому ушла жена. В пьяном угаре потерялся и переезд из огромной квартиры в престижном районе в клетушку у железнодорожных путей. Когда? Зачем? Как? К кому?Саммерс ворочался, спасая от влажного плена простыней то спину, то грудь, пока не стало немного прохладнее. Ему удалось забыться беспокойным сном. Подсознание подкидывало картинки из прошлого. Он снова был молодым и успешным, жена — жгучая брюнетка из Калифорнии — с гордостью шла рядом с ним и представляла его своим друзьям. Позже, когда они уединились в туалете, торопливо задирая одежду, Мелани страстно отдавалась, закусывая запястье, чтобы на ее крики не сбежались гости. Она кончила, до боли вцепившись в ягодицы мужа, и это ненадолго отрезвило. Когда ее пальцы, ее восхитительно холодные пальцы, начали поглаживать анус, а ее лоно — обжигающее и влажное — сжалось на члене, Дастин не смог сдержаться и закричал от......боли. Подушка приглушила вопль. Саммерс дернулся, но его будто плитой придавило к кровати. Или чем-то еще. Холодным, вымораживающим не только тело, но и душу.«Это сон кошмар просыпайся этого не может быть потому что не может быть это сон кошмар»Лихорадочные уговоры не помогали. Боль была _реальной_. Кто-то... _что-то_ калечило его. Острые ногти оставляли на боках и бедрах глубокие борозды, раны набухали кровью, и она стекала, смешиваясь с впитавшимся в простыни потом. Соски _чего-то_ царапали спину. А его ледяной член — раздирал внутренности.Дастин безуспешно пытался вырваться, захлебываясь собственным криком, а _что-то_ шептало на ухо тонким, почти детским голосом:— Нравится? Ну же, шлюшка, скажи, что тебе нравится!Саммерс хотел выкрикнуть, что ему больно, попросить, чтобы его оставили в покое, но рот накрыла горячая потная ладонь.Слишком много рук. Они доставали везде. Щипали, хлопали, дергали, затыкали рот.— А завтра ты оденешь платье и всем расскажешь, как тебе понравилось, понял? Ну же, шлюшка, скажи, что понял.Дастин не смог выдавить ни звука, воздуха едва хватало на дыхание. Но что было еще хуже, он _чувствовал_ насильника, его холод, его запах, его в себе, и не мог увидеть. Пусть глаза застилали слезы, Саммерс должен был бы разглядеть хотя бы очертания. Но между ним и потолком была только пустота. Пустота, вдавившая его в кровать. Пустота, смешавшаяся с кровью. Холодная пустота липкой и душной июльской ночи.«Не надо пожалуйста хватит! Хватитхватитхватит!»Безмолвный отчаянный вопль, стекающий по щекам слезами, бьющийся о желтые зубы, заставляющий розоветь обычно бледную кожу. Он был в груди, в голове, в ногах, в кровящей заднице. Дастин смог излиться криком, только когда _что-то_ кончило. Сперма была слишком горячей и выжигала изнутри, а Саммерс срывал горло под заливистый смех.— Не расскажешь всем о нашем романе, приду еще раз, шлюшка, — вкрадчиво сказал насильник.Холод исчез резко, будто и не было его. Жара обволокла тело, душа в своих тесных объятиях. Если бы не боль, Дастин решил бы, что ему просто приснился кошмар. Если бы пот не раздражал свежие раны. Если бы в комнате не стоял густой запах крови и дерьма. Если бы...Саммерса затрясло. Ночь по-прежнему была липкой и душной, внутренности жгло из-за недавнего изнасилования, слезы и пот разъедали кожу, но мужчину бил озноб. Надо было подняться и смыть с себя последние минуты. Надо было заявить в полицию, но что он мог сказать? Неизвестно кто пробрался в квартиру, трахнул и исчез, расстаял, будто его и не было?«Не поверят и поднимут на смех», — уверенно прошептал внутренний голос. «А оно опять вернется, как и обещало. Что будешь делать? Расскажи мне, как ты будешь с этим жить?»Из-за страха ягодицы скрутило судорогой, что вызвало новый приступ боли. У Дастина отказали ноги, и он упал на пол, отбив костлявые колени. Мужчина всхлипнул, раз, другой, и завыл.Он не знал, что делать дальше. Не знал, как пройти через это. Не знал, как утром посмотрит в глаза другим людям, как объяснит доктору, почему это случилось опять, как сможет не белеть под сочувствующим взглядом и терпеть прикосновения холодных пальцев медсестры — сухой, с вытравленными белыми волосами и губами, измазанными бледно-розовой помадой.Вой превратился в безнадежный скулеж. Дастин не сможет справиться с этим еще раз. Потому что это никогда не прекратится. Единственный способ избежать боли и ночных визитов — перестать существовать. Нет тела — нет дела.Саммерс поднялся, опираясь на стену, и медленно подошел к окну. Хлипкая щеколда поддалась сразу же, будто соглашаясь с принятым решением. Дастин перегнулся через подоконник, закрыл глаза и оттолкнулся.