Прибежище воронов (1/2)
Следующие две ночи были практически спокойными, без кошмаров, лишь отголоски сказанных Медивом в тот раз слов порой доносились издалека, едва слышные.
“А ты знаешь, ради чего я жил?” Последний Хранитель ведь не просто так сон за сном задавал этот вопрос - он хотел услышать ответ. Ответ, который устроил бы его. Но Медив так ответ и не получил, и мучить и без того уставший рассудок бывшего ученика дальше было бесполезно.
По большей мере Медив хотел услышать ответ на этот вопрос, потому что сам не мог сказать себя наверняка, ради чего он жил. Он должен был защищать Азерот от Легиона, но это была заранее провальная идея - ещё в утробе матери он был отравлен Саргерасом. И хотя Медив всегда осознавал свою ответственность перед миром и никогда не отказывался от возложенной на него ответственности, жил он, по всей видимости, не для этого. Многим в Азерот было бы сподручнее, если бы Медив умер, причем сильно раньше, чем он умер на самом деле - тот же Кирин-Тор, надо полагать, не опечалился бы.
“И я прошу тебя… не заставлять меня быть тенью прошлого и дальше.” Медив не хотел быть тем, что ранит сердце бывшего ученика каждый раз по-новому. Может быть, уже не так больно, но ранит. Да и кому вообще может понравиться быть тенью? Тенью былого могущества, тенью полузабытого кошмара, тенью чьего-то прошлого…
Но что конкретно имел в виду Последний Хранитель, произнося эту фразу? Он ведь никогда не говорит ничего просто так. Это что-то значит, определенно, иначе это точно не Медив, а всего лишь натрезимское наваждение.
Как и всё, что связано с тайным знанием и знанием о Хранителе Тирисфаля, ответы стоит искать в Каражане. Если они и есть, то только там, за мрачными стенами, в которых когда-то теплилась жизнь благодаря одному упорному и упёртому студенту. Единственному, который когда-либо был. И пусть сейчас башня Хранителя не блещет гостеприимством (блистала ли вообще когда-то?), несомненно, расставить все точки над i можно исключительно в этом холодном и неприветливом месте.
*** После пробуждения Кадгар меньше всего любит остающееся послевкусие, которое заставляет каждый раз усомниться: а что именно есть сон? Та реальность, которую он только что видел, или всё, окружающее его сейчас? Порой граница бывает настолько тонкой, что Верховный задумывается: не достиг ли он той точки силы, когда усилием мысли можешь воплотить в действительность эту самую мысль? Подобный ход вещей почти пугает. Почти – потому что за многие годы вытачивания своего характера архимаг перестаёт бояться. Хочется сказать, что всего, но человеческая природа не позволяет утверждать подобное. В конце концов, даже механогномы, заменившие в своих телах практически всё на кованый металл, или духи - имеют слабые точки. Он не исключение, лишь скрывает их достаточно умело, чтобы окружающие полагали его непогрешимым и непоколебимым. Хорошая, искусно выделанная маска. Наступивший день, принёсший чрезмерно много дел, сменяется новым, не менее хлопотным, но Верховный успевает всё и везде, и, даже погружённый в планы контратаки с головой, он слышит на самой периферии своего сознания голос, озвучивающий один за другим вопросы, стереть которые из вышколенной памяти мага невозможно. Был бы шанс, окажись их автором кто-то другой, но запоминать всё, что скажет учитель, – это даже не привычка, а инстинкт, фактически вбитый в него за годы обучения в Каражане. И теперь, остановившись в перерыв дебатов возле окна, вырезанного в стене высокой башни Парящего Города, Кадгар, заложив руки за спину, прокручивает в уме каждую фразу Медива. В них что-то есть: стоит погрузиться в тот сон, и по грудаку под робой расходится ощущение, впервые выцепленное опять же в ту ночь. Для совпадения этого слишком много, да маг в них и не верит, поэтому невидяще щурится в облака где-то впереди, перекатывая на языке "…ради чего я жил?" и "…не заставлять меня быть тенью прошлого и дальше". Зуд в виске переходит всякие разумные границы. Обычно Верховный не просит времени для себя – общее первостепенно, но именно сегодня наступает то, что Магни Бронзобород называет критической массой. Конечно, король дворфов использует это сочетание, когда говорит о своих любимых отливках из металлов, но Кадгар сейчас чувствует себя так, словно его мозг намеренно расплавляют, чтобы отлить из полученной массы что-то новое. Это идёт на грани с неприятным, поэтому возобновившийся диспут не затягивается: архимаг высказывает своё мнение, ставит в прениях точку и предупреждает о своём отсутствии как минимум до конца дня. Мотивы не поясняет – вышагивает в открытый им же портал раньше, чем успевает услышать любые вопросы. Солоноватый ветер Штормграда треплет седые волосы – Кадгар подставляет ему лицо, позволяя себе минуту просто стоять на вершине городской стены, дыша полной грудью, но вскоре сбегает по ступеням к распорядителю Дунгару. Грифона хочется взять как можно скорее, потому что чем ближе он к тому месту, которое в теории в состоянии дать ответ на его терзания, тем сильнее в маге неутомимый дух нетерпения. Он словно гончая, вставшая на след зверя, и готов бежать по цепочке меток до самого конца.***Каражан был всё тем же - вороны, устроившие в кирпиче башни свои гнезда, никуда не делись. Но всё же, что-то изменилось. Надо думать, в лучшую сторону.
Достаточно пройтись по одному из коридоров, и становится понятно, что в Каражане больше нет холода смерти, потусторонней жизни. Больше никто не дышит в затылок ледяным дыханием призрака. Каражан опустел, но вместе с этим стал более живым. Хоть и ненамного.
Вдалеке слышался треск огня. Кому-то этот звук кажется приятным, напоминая вечерний костёр, а кому-то навевает воспоминания о горящих деревнях, о пламени, которое принесла с собой война. Звук шёл из библиотеки.
Там, за длинными высокими шкафами со множеством древних и не очень книг, за небольшим залом с письменным столом, где когда-то громоздилась куча непрочитанных писем, за этажеркой с пустыми и разбитыми фиалами, горел камин, освещая библиотеку изо всех - недостаточных - сил. Камины просто так не зажигаются, даже в магической башне.
И действительно - причина, по которой камин горел, сидела в углу, в резном кресле. Держа в руках книгу и прячась за капюшоном.
Эхо-проекции, которые могут оставить после себя сильные маги, бывает сложно отличить от реальности, но наметанный глаз всегда заметит некую прозрачность видения или слабое свечение. Ни того, ни другого сейчас не было, было только слабое тепло, исходящее от камина, и прячущийся Медив, который явно чувствовал себя не слишком уютно под чужим взглядом.
Помедлив, мужчина захлопнул книгу, которую читал, поднял столп пыли перед собой и отложил книгу на столик рядом.
— Здесь довольно прохладно, не находишь? В Каражане не хватает половины одной стены.
Чародей поправил мантию и спрятал руки в рукава, будто доказывая, что - да, действительно холодно.
— Мог бы и восстановить башню, раз в последние десятки лет был в ней намного чаще, чем я.
Эта издевка на самом деле была незлобивой, в духе Медива-в-настроении. Он приподнял голову, чтобы посмотреть на своего гостя, но капюшона не снял.
— Изгонять такое количество духов, которое поселилось здесь, нудно, муторно и отнимает много сил, так что если ты пришёл задавать вопросы и получать ответы, придётся с этим повременить, Кадгар.
Имя бывшего ученика было сказано в усталом выдохе. Медив поднялся из кресла и сделал шаг к Верховному магу, который, по мнению Медива, тоже выглядел не лучшим образом сейчас.
— Но, возможно, меня хватит сегодня на пару ответов, если у тебя есть такие вопросы, которые не дают тебе _спать_ по ночам.*** Кадгару нравится это ощущение – чувство полёта. Когда потоки ветра треплют иссиня-чёрное оперение ворона, в которого он обращён, или одежды, если выбор падает на более привычное для Азерот средство перемещения между землями, особенно на материке со столицей Альянса. Для мага это чувство напрямую роднится с другим – со свободой. С той самой, пленительной, по-настоящему вкусной и не имеющей реальной, овеществлённой ценности, потому что никаких сокровищ любого из миров не хватит, чтобы выкупить её. Именно желание стать свободным привело когда-то юношу в библиотеки, где хранились знания многих поколений, и оно же – о ирония – помогло ему так долго просуществовать бок о бок с человеком, о ком ходили легенды как о тиране исключительно дрянного характера. Эти же злые языки нарекали Каражан беспросветной темницей. Тюрьмой, в которой, если попадёшь, сгниёшь заживо, и земляные черви будут на живую объедать плоть с твоих костей, после выбеленных ветром до снежного тона. Сейчас Верховный смотрел на "тюрьму" с высоты полёта грифона, постепенно идущего на посадку, и не чувствовал ничего подобного. Не было подобного и тогда, во времена его ученичества, не проявилось и сейчас. Возможно, именно эту башню и пристройки он мог назвать домом. Не тот, отчий и почти забытый. Не палаты Кирин-Тора в Даларане. Не комнаты, любезно отведённые ему Пророком Веленом на Виндикаре. А именно это чуть неказистое, но по-прежнему стойкое кирпичное строение. Новый глубокий вдох набирает полную грудь воздуха... и Кадгар замирает, припав к спине грифона. Что-то переменилось. Как несколько дней назад в его сне, так и сейчас, но уже в реальности. Каражан словно окутывают незримые глазу обычного смертного нити силы, слишком знакомой, чтобы закрыть на это глаза. Маг цокает языком – первая же мысль уводит его к козням демонов, не оставляющих своих попыток взять верх над душой и телом названного, но не наречённого Хранителя. И отчего-то в солнечном сплетении начинает змеиться раздражение, постепенно перетекающее в злость. В его месте!.. В его отдушине и вместе с тем там, где лапы прошлого сжимаются на глотке сильнее всего! В его… доме! Маг опасно щурится, сжимает губы в тонкую бледную линию и пятками стреноживает птицу, понукая ту опускаться ещё стремительнее.…— Здесь довольно прохладно, не находишь? Не находит, потому что кислород в груди горит, распирая клетку рёбер изнутри. Маг смотрит – и не верит своим глазам. Слышит – но думает, что сама реальность играет с ним злую, отвратительную шутку. Ищет след демона или иной твари – и не находит, а как хотел бы! Ведь тогда здесь, в библиотеке, знакомой до каждой трещины на каждой книжной полке, можно не оставить камня на камне. Тогда было бы простое объяснение, само опускающееся в подставленные ладони – только руку протяни. Но ничего этого нет, а Медив есть. Не дух, химера или галлюцинация (Верховный был бы рад допустить и это – всё же в последнее время отдыха было непозволительно мало). Человек. Живой, судя по всему, коль прячет руки от сквозняка в широкие рукава мантии. Кадгар, как зачарованный, прослеживает это движение, не моргая, и только потом вскидывает взгляд на второго мага.— Как? — голос кажется чужим, но он всё равно продолжает, подступая навстречу. — Когда? Его сил достаёт только на два этих вопроса, с трудом вытолкнутых языком через побелевшие губы.***Вопросы кажутся Медиву… Неуместными. Такими простыми, абстрактным, нелепыми… Гораздо полезнее было бы задать вопрос “Зачем?”, полагал арканист. Но раз Кадгара интересуют именно эти вопросы - Медив ответит. Только вот…
— Где ты растерял всё своё красноречие, юноша? — чуть наклонившись в сторону бывшего ученика, спросил Последний Хранитель.
Называть давно повзрослевшего Кадгара “юношей” было даже как-то неловко, но это позволяло Медиву абстрагироваться от осознания того, что прошло много лет, что теперь они равные, и в возрасте (если опустить множество деталей), и, надо полагать, в силе. Быть может и в знаниях.
Выпрямившись, Медив сделал шаг назад, потом медленно отвернулся, подошёл к камину, взял кочергу и пошевелил ею горящие угли. Столп искр взмыл в воздух, парочка из них ужалила пальцы чародея, на что он не обратил ни малейшего внимания.
— Ты спросил меня “как”, — Медив отложил кочергу и вновь посмотрел на бывшего ученика. — И этот вопрос стоило бы задать моей матери. Это она вернула меня к жизни. Пытаясь искупить свои грехи и дать мне возможность искупить мои. Не спросив меня, хочу ли я этого, как обычно.
Медиву хотелось подойти ближе к Кадгару, совсем близко, рассмотреть его пристальным взглядом от кончиков пальцев до седой макушки, но отчего-то чародей и шага не мог ступить по направлению к Верховному магу, и дело было точно не в защитных заклинаниях, которые Кадгар мог навесить на себя, чувствуй он какую-либо опасность, исходящую от учителя. Медив никоим образом не угрожал.
— Еще ты спросил меня “когда”... Я боюсь, ответ тебя разочарует.
Маг замолчал ненадолго, словно подбирая слова или вспоминая что-то. Выглядя чересчур задумчиво, он застыл на десяток секунд каменной статуей.— Полагаю, около десяти лет назад — время для меня перестало идти своим чередом в какой-то момент. Меня воскресили, когда пал Лордерон, а вождь Орды Тралл совершил исход на Калимдор. Когда состоялась битва за гору Хиджал между Легионом и жителями Азерот… Чуть раньше всех этих событий я вернулся, чтобы предупредить всех о грядущем.
Он действительно звучал устало. Несколько бессонных дней подряд он прогонял поселившихся в Каражане духов, так что неплохо было бы теперь отдохнуть. Похоже, Медив не ждал Кадгара так быстро.
— Теперь ты, я полагаю, хочешь спросить, почему я не явился тебе раньше… Что ж, я… Был не нужен. Ни тебе, ни этому миру. Моё время вышло, и я отправился в Круговерть Пустоты, где мне и было самое место - призраку прошлого. Но, как оказалось, я сделал ещё не всё, что должен был.*** Хотел бы он сейчас спать? Кадгар не мог однозначно ответить себе, потому что испытывал ощущения, родственные которым обходили его стороной многие годы. Сейчас они собирались плотным клубком в грудаке, мешали полноценно вдохнуть, словно бы говоря: ‘Ты достаточно надышался за полёт от Штормграда’, и путали мысли. Не настолько, чтобы забыть о здравом смысле полностью и легко, даже ненавязчиво, но наверняка очевидно для второго мага, не прощупать его на расстоянии парой заклинаний. Каждый поток силы или каждое магическое вмешательство давали однозначный ответ: всё-таки живой, из плоти и крови.
Поверить в это было крайне непросто. Да, Верховный собрал достаточно информации и знал, что из мёртвых поднять теоретически возможно, но какой ценой и с применением какой силы… А сколько условий необходимо подспудно соблюсти. И нашлась же та, кто осуществила подобную рискованную кампанию, руководствуясь одной ей понятными мотивами.— Десять лет… — всё ещё настолько поражённый, что слова удавалось выдавать крайне ограниченными порциями, на этом моменте Кадгар поджал губы – стреножил чуть было не сорвавшееся с языка ругательство. И ведь пояснение пролило свет на многое, но легче от него не стало. Возможно, хотелось, чтобы, придя вновь в этот мир, Медив дал о себе знать хотя бы своему ученику, но этот человек всегда играл по своим правилам, оставаясь в стороне от любых активностей и будто бы даже сторонясь их. Но даже так, даже с этим пониманием Кадгар потратил несколько секунд, чтобы снять тяжёлый камень, опустившийся на его сердце.— Почему ты явил себя сейчас? Скрываясь столько лет, не нарушаешь свое добровольное уединение без весомой причины, — расправив плечи, Верховный, начиная приходить в себя и обретать вновь почву под ногами, отставил в сторону посох. Тот замер, более ничем не поддерживаемый, потому что его владелец продолжил свой путь навстречу тени, словно бы по случайности вновь овеществившейся. В своих снах, да и вне их Кадгар всегда искал ответы. Вначале на какие-то исследовательские вопросы, которые не могли прояснить ему книги в библиотеках и мудрецы в разных городах. После – на материи куда более весомые. Затем – в попытках (обычно успешных) эти материи обуздать и подчинить. Но когда несколько недель назад он начал видеть кошмары, заставившие его вновь начать вопрошать у Пространства, он никогда и не мог бы подумать, что ответом на всё станет учитель.— В одном же ты оказался неправ, Медив. Вероятно, что не сразу, но ты был мне нужен. Уж не ты ли пытался донести до меня своим примером, что один не выстоит там, где сложил голову даже Последний Страж? – позволив печати глубинной усталости проступить на своём лице, Кадгар остановился в паре шагов от высокой фигуры, ощущая теперь смесь тепла: человеческого и исторгаемого огнём.***— Ты меня… трогаешь, Кадгар.
Аура верховного мага почти кротко пыталась дотянуться до ауры Медива, и Последний Хранитель позволял, дотрагиваясь в ответ. Это было похоже на попытки двух людей найти друг друга в абсолютно тёмной комнате и узнать по не видимым глазу линиям тел, где-то резким, а где-то округлым. В данном случае - по пронизывающим двух мужчин нитям магии. Каражан стоял на пересечении лей-линий магии Азерот, и здесь любое магическое вмешательство ощущалось острее, чем где-либо.
— Не доверяешь рукам? Зря, ведь проекции нельзя коснуться. Я не проекция, Кадгар, как бы ты ни верил в саму возможность появления меня настоящего. Позволяя Кадгару исследовать свою ауру, Медив всё же не пускал его слишком глубоко. Туда, где разуму верховного мага могут стать доступны эмоции и переживания арканиста. Это слишком личное, и настолько личным Медив делиться был не намерен.
Он слишком устал, чтобы объяснять кроме своих поступков ещё и свои чувства.
“Почему ты явил себя сейчас?”