Глава 8. Перемирие (2/2)

- Давай рукьи, - наконец решился он.…Сначала Химмельштайн хотел заставить русского тащить раненого, но по факту пришлось делать это вдвоем – так они справлялись гораздо быстрее. Отто пребывал в полубессознательном состоянии, идти по снегу, да еще с такой ношей было нелегко, поэтому и Андрей, и Фальке молчали.Черный корил себя за собственную дурость – иметь возможность сбежать и не воспользоваться ею, подумать только! – но он привык сражаться с самолетами, а не с людьми, и теперь не мог переломить себя и обречь на смерть человека, который был уже не в состоянии с кем-либо воевать. Поэтому, костеря себя последними словами, Андрей помогал ненавистному Стервятнику вытаскивать раненого немца из морозного леса, не догадываясь, что оный Стервятник хорош и сам и сейчас, держа русского за руки, чтобы образовать нужный для переноски раненого хват, множество раз задает себе два вопроса: «Почему он помогает без принуждения?... Почему я верю, что за этим нет злого умысла?»

Раненый всё время просил пить и мерз. Фляга Фальке опустела быстро, тогда он наполнил ее снегом и спрятал себе под одежду, чтобы снег растаял. А заодно снял с себя меховой плащ и накинул его на раненого - сам Химмельштайн едва ли рисковал замерзнуть даже в таком виде. Он, как и Андрей, обливался потом.- Через некоторое время поменяемся, - предложил Черный, впечатленный всем поведением Фальке в целом. Если бы еще сутки назад ему описали подобную ситуацию, он предположил бы, что гестаповец без раздумий пристрелит собственного раненого, а заодно и пленного, и выберется из леса без лишних проблем. Но Фальке вдруг повел себя как вполне обычный человек. Хоть конкретно Андрей, скорее всего, был ему нужен только как помощь в транспортировке Отто, в целом поведение Химмельштайна в этой ситуации летчика удивляло скорее в положительном ключе. – Я отдам свое, а ты оденешься.- Спасьибо, - кивнул Фальке, и Андрей вдруг понял, что немец уже давно говорит с ним по-русски, из-за чего общаться стало значительно проще. Фальке знал русский не в пример лучше, чем его пленник – немецкий, хоть прежде, издеваясь, не показывал виду...Когда они прошли примерно половину пути, Отто принялся просить о передышке. Несмотря на утепление, его по-прежнему колотил озноб, к тому же заканчивалось действие обезболивающего. Фальке с Андреем приняли решение развести ненадолго костер – согреться, да и немного прийти в себя - они оба уже тоже изрядно выдохлись.Но не тут-то было.

Откуда ни возьмись на них выскочила свора тощих, но явно озверевших от голода бродячих собак. Что они озверели, молодые люди поняли сразу – твари с пеной у рта и с дичайшим рычанием, щерясь, кинулись к ним, явно намереваясь напасть.- Дьержи! – Фальке едва успел помочь Андрею опустить раненого на снег, выхватил пистолет и уложил двух ближайших псов. Это на некоторое время задержало прочих – остальные шарахнулись назад, но очень быстро вновь осмелели и, чуя кровь, снова перешли в наступление. Правда, на сей раз, менее стремительное.

- Давай и я помогу, вдвоем быстрее справимся, - предложил Андрей. – Обещаю, я буду стрелять только в собак.

У Фальке действительно был второй пистолет – его он забрал у Отто перед тем, как оказал тому медицинскую помощь. Времени на раздумья не оставалось – твари вот-вот могли броситься.- Даю слово, - снова сказал Андрей.- Ладно, бьери, - Фальке протянул ему оружие.Они встали рядом, закрывая раненого. Синхронные выстрелы уложили еще некоторое количество тварей. Воздух наполнился визгами и хрипами умирающих собак.Однако их пришлось перестрелять практически всех – только когда от своры осталось двое псов, они, наконец, поджали хвосты и отступили уже надежно.Андрей, утерев со лба испарину, поставил пистолет на предохранитель и протянул его Фальке.- Оставь себье, мало ли что, - в глазах Стервятника мелькнуло что-то очень похожее на уважение.

…Через некоторое время они сделали небольшой привал. Чтобы согреть раненого, натащили еловых веток и уложили его на них, завернув в свою верхнюю одежду. Сами же сели у костра, где было достаточно тепло. Фальке придвинул флягу ближе к жару, ожидая, когда в ней растает очередная порция снега, а затем выловил из кармана портсигар.…Андрей с завистью смотрел, как фриц затягивается. Он еще в прошлый раз вспомнил, что не курил уже много дней, но только теперь, в здоровом состоянии, начал понимать, что это для него крайне тяжело. «Я не опущусь до того, чтобы попросить у него сигарету, - принялся убеждать себя летчик. – Не буду просить сигарету..,»- Что, тожье хочьешь закурит? – Фальке правильно истолковал страдальческий взгляд. – Угощайсья.Андрей с облегчением вздохнул. Теперь он мог с чистой совестью счесть, что отказываться не вежливо, и насладиться долгожданным табачным дымом.…- Хорошие у тебя сигареты, - сказал он через некоторое время. – Я вечность не курил.- Да, неплохийе, - согласился Химмельштайн. – Только всье равно лучшье бросать. Врьедная привычка.- Вредно жить. От этого умирают, - усмехнулся Андрей. – Черт. Парень твой, скорее всего, без руки останется. Холодно сегодня слишком.Фальке помрачнел. Что светит Отто, он и так понимал прекрасно. «Злой рок» Подлёдного обошелся с несчастным парнем предельно жестоко, но обсуждать это не хотелось.- У вас всьегда холотно. У вас ушасный климат, - аккуратно сменил тему гестаповец.

- Сидели бы в своей теплой Германии, раз климат не нравится, - заметил Андрей. – Кто вас сюда звал?- Менья прислальи по делу, - Фальке понял вопрос слишком буквально.- Я не про тебя, - отмахнулся летчик. – Я про то, что вы на нас напали. А до этого ведь соловьем разливались, что, дескать, наши друзья навек… а сами – вероломно, даже без объявления войны…- Мы напальи, чтобы не вьести войну на своя территория и потому, что ваш Сталин больше нье хотель мира, - заявил Фальке.

- Да причем тут товарищ Сталин? Это вы нарушили договор и напали.

- Иначе его нарушьильи бы вы.- Ну что ты болтаешь? – не поверил Андрей. – Мы держали свое слово.- Держальи? – вкрадчиво переспросил гестаповец. – А почьему тогда ваши воины стояли на граница готофые к атаке?- Воины на границе есть всегда. Пограничники называются, - съязвил Черный.- Нье погранишники! – возмутился Фальке. – Хорошо, я думайю, ваша пропаганда нье говорит вам правда, но ты военный, ты подумай сам: мы в первые дньи войны уничтожили большую часть ваша армия и техника, и твоя авиация, и нье только…Андрей задумался. Он вспомнил, что что-то такое слышал от Юрия Анатольевича: что, мол, все нынешние проблемы с нехваткой самолетов и летчиков идут от того, что огромная часть их была уничтожена немцами в самом начале. И действительно – уж что касается авиации, Черный знал наверняка – самолеты наиболее уязвимы, если они готовятся к боевому вылету. Но версия Фальке казалась слишком дикой.- Ну ничего, зато потом вы у нас надежно застряли. В российских-то болотах.- Мы ещье отвоюйемся, - пообещал немец.- Как же, - возразил Андрей, - кто отвоюется, это мы еще посмотрим. Прогоним мы вас из нашей страны, будете знать.- Надьейся, - заявил Фальке со знанием дела. - Я думайю, не стоит обсуждать это сейчас. У нас времьенное... как это... перемирийе.Андрея позабавила такая формулировка, но, в принципе, он был не против нее.- Согласен. Значит, перемирие, - повторил он и протянул немцу руку.Фальке подал свою.

- Вот и хорошо, - сказал он затем. – Ладно, пойду к раньеному, надо очередной раз ослабьит жгут…Он поднялся и не заметил, как у него что-то выпало из кармана. Андрей поднял предмет и, когда Фальке вернулся, протянул его владельцу.- Из тебя шоколад сыпется.

- Спасьибо, - поблагодарил немец, забирая плитку из рук Андрея. – Катенка бы расстроилась, йесли бы я его потерьял.

- Катенька? – удивился Чёрный, грешным делом решив, что речь о какой-нибудь очаровавшей немца дамочке – такие, как ни странно, иногда попадались даже среди русских. Но ответ Фальке был совершенно неожиданным:- Да, это дьевочка, ребьонок, из того дома, гдье я врьеменно живу.

Вот тут у Андрея без шуток глаза полезли на лоб. Фашист, таскающий русским детям шоколад?! Такого он бы и в бреду себе не представил….- Нье удивляйся, - засмеялся Фальке, оценив выражение лица собеседника. – Я хорошо отношусь к детьям, а эта девочка напоминайет мнье мою дочь.- У тебя есть семья? – выдавил из себя Андрей.

- Есть, - кивнул немец. – Дочку зовут Катрин. Катенка тоше, мнье понравьился такой вариант имьени.- Катенька, - рассеяно поправил летчик.- Катенка, - упрямо повторил Фальке. Андрей отмахнулся.- Скучаешь по ним?Фальке не ответил. Только вздохнул. А потом извлек из нагрудного кармана небольшую фотографию и протянул ее Андрею.

На фотографии был запечатлен сам Фальке, такой, каким Андрей его и вообразить себе не мог – мягко улыбающийся, держащий на руках выразительный кружевной сверток. Рядом с Фальке, держа его под локоть, стояла красивая молодая женщина с вьющимися светлыми волосами, собранными в высокую прическу, и нежными чертами лица, в которых Андрею внезапно почудилось что-то знакомое…..в который раз.- Жена? – спросил он у Фальке, возвращая фотографию.- Сента, - уточнил тот.- Понятно…. – Андрей умолк, пытаясь собрать мысли. Информация, услышанная им за последние несколько минут, устроила в голове небольшую, но весьма ощутимую революцию, закончившуюся, как водится, полной неразберихой. Теперь Черный силился понять, помутилось у него сознание от усталости, или он узнал то, что узнал – у гестаповца была еще какая-то жизнь, помимо застенков, в которых он издевался над русскими пленными, и эта жизнь не слишком отличалась от любой другой…- Как там Отто, я не спросил, - наконец выговорил летчик, чтобы как-то разогнать неловкую паузу.- Спит, - сказал Фальке. – Только я бойюс, что йесли он просньется, а действийе обьезболивающего закончьится….Он не успел договорить. Вдалеке раздался гул мотора. Андрей и Фальке, не сговариваясь, вскочили на ноги.

- Это машьина, - сказал гауптштурмфюрер. – И, скорьее всьего, наша. Но на всьякий случай дафай посмотрьим осторошно….Они подобрались к самой дороге и, стараясь не слишком светиться, принялись вглядываться вдаль, в надежде понять, кого занесло на эту, мягко говоря, не слишком оживленную дорогу.Но когда машина показалась на горизонте, Фальке выпрямился в полный рост.- Из штаба! – радостно воскликнул он, и Андрей вдруг понял, что и он внезапно рад такому исходу, ведь оно означало, что раненому успеют помочь.…Через двадцать минут Фальке, Андрей и Отто были уже в Подлёдном. Их подобрал никто иной, как Эрих, который догадался проверить, прибыл ли грузовик на базу и, получив ответ, что никто из Подлёдного не приезжал, немедля отправился на поиски с отрядом мотоциклистов.…Татьяна пришла к бабе Наде довольно поздно.

- Зачем ты здесь? – испуганно спросила ее Настя. – Он, - она с опаской указала на дверь комнаты, в которой расположился Фальке, - уже дома….- Ничего страшного, - отмахнулась Татьяна, - Я ведь по делу… Принесла бабе Наде мазь от радикулита. Немецкую, хорошую. Я давно обещала, но достать смогла только сейчас….- Ладно, - Настя все равно чувствовала себя не слишком уверено. – Только… как же ты обратно? Там патрули везде…лучше не ходить по ночам по улицам, могут подумать что…- Да ничего, я сюда дошла и обратно дойду, - беспечно заявила медсестра, хотя Настю это не обмануло – она видела, что смелость Татьяны несколько напускная.- Нет уж, - решительно сказала Настя. – Оставайся-ка ты у нас ночевать. Все равно мне завтра на смену, пойдем вместе, всё веселее….…Глубокой ночью Фальке разбудил звук разбитого стекла. А затем откуда-то потянуло отвратительным запахом горелых тряпок. Запах был очень сильным, раздался детский плач и крики. Гестаповец вскочил с постели так быстро, точно его окатили ледяной водой, и сам не успел понять, как почти в мгновение ока очутился посреди избы, в которой полыхала занавеска.Ира и Катенька, перепуганные до полусмерти, рыдали в голос. Настя схватила ковш с водой, намереваясь плеснуть на пламя, но Фальке вовремя остановил ее окриком.- Нельзья! Кинтье мнье одеяло и уводьите детьей! - он рванул занавеску на пол, поймал кинутое Настей одеяло и накрыл им огонь, перекрывая тому доступ воздуха.На шум прибежали баба Надя и Татьяна. Последняя мгновенно присоединилась к Фальке, затаптывая искры, разлетевшиеся по сторонам.

Наконец пожар был потушен. Фальке осмотрел место происшествия и обнаружил камень, разбивший окно, в которое затем кинули горящую головешку.Настя пыталась успокоить рыдающих девочек, но дети прекрасно чувствовали, что ее саму буквально колотит.

Фальке подошел к ним и наклонился к девочкам.- Нье плачьте. Всье позадьи. Настья, ну что жье вы? Вы пугаете детьей.Настя посмотрела на него широко распахнутыми глазами.- Ведь это они…. Нас с бабушкой спалить хотели…за то, что мы предали Тимофея…- Вы думаетье, это партизанье? – спросил Фальке. Настя перепугалась еще больше, теперь решив, что сболтнула лишнее. Немец усмехнулся. - Нье бойтьес. Я увьерен, это не в них дьело. В любом случайе я сумел защитьит вас один раз, смогу и в другой. Правда, Катенка?Девчонка доверчиво уставилась на него, впрочем, всё еще шмыгая носом.Настя тоже неотрывно смотрела на Фальке, который теперь улыбался ребенку. Смотрела и продолжала бояться и негодовать, потому что было то, о чем сказать она не могла. Могли мстить бабе Наде, а могли хотеть поджечь саму Настю, которая знала слишком много.

Ей было горько. Нет, конечно, баба Надя сама виновата. Но за что детей?....И вот что теперь делать, когда свои жгут, а немец помог?

Мысли приняли несколько другое направление, и Настя тщетно пыталась подавить их в себе. Прежде это удавалось проще - Фальке был врагом, такие же как он, уничтожили ее родную деревню, он сам пытал и убивал жителей Подледного, допрашивал ее... Да, возился с Катей, но зла от него Настя находила несравнимо больше.

А сейчас….. да если вдуматься, всё то время, что он жил в доме бабы Нади, он делал зло кому угодно – только не семье, давшей ему кров.

Настя продолжала смотреть на Фальке и не хотела понимать, что с ней происходит. Жестокий, враг, захватчик, такой страшный там, в своем штабе гестапо, и такой не похожий на самого себя здесь, дома. Уставший, взволнованный, немного растрепанный и… красивый. Слишком…