Глава 5. Воздушная тревога (1/2)

…Командир штурмового авиационного полка Антонов еще раз, нахмурившись, посмотрел на только что пришедшую из штаба разнарядку. Донесение из проверенного источника… Особо важное задание…. Немецкая колонна с боеприпасами – точное время, точное место. Приказ – уничтожить.

Опять посылать людей практически на верную смерть. Перелет через линию фронта, вражеская ПВО, вероятность встречи с немецкими истребителями – летчикам понадобится немало удачи, чтобы преодолеть всё это и достичь цели, находящейся в немецком тылу, а затем еще и вернуться – вновь через всё это самое. Немало удачи. А еще мастерства, с которым было совсем тяжко. У большинства летчиков, имевшихся в распоряжении, были считанные часы на лета – отправить таких было равносильно подписанию им смертного приговора. А если выбрать того, у кого опыта на такое хватит, то это окажется Андрей.А на это решиться было нелегко. Командиру не позволительна подобная слабость – да только в экипаже с Андреем – сын, да и сам Андрей уже давно столь же родной. Своими руками отправить сыновей на смерть… Но если у кого-то и будет шанс, то это у звена Андрея.Или все-таки – не только у них?....

Антонов еще раз прикинул, какими звеньями он сейчас располагает. Выбрал три более-менее подходящих. Вызвал помощника. Перечислил фамилии тех, кого следует собрать на совещание…- Старший лейтенант Черный, вас вызывает полковник, – скороговоркой произнес явно куда-то торопящийся сержант, и убежал, не оставив возможности ничего спросить. Ну да черт с ним, зато неужели нас все-таки отправят повоевать?

Андрей никак не мог отделаться от ощущения, что к экипажу его самолета, а заодно и к подчиненному ему звену командир относится слишком бережно. И спасибо, что еще вообще куда-то посылает, а не запирает вдвоем с Женькой на ключ, чтобы не сбежали и не влипли в очередную передрягу, как это бывало в детстве. С него бы сталось……В этих своих мыслях Черный, правда, сильно преувеличивал истинное положение дел: Юрий Анатольевич, не смотря на всю отцовскую любовь к обоим сыновьям – родному и приемному – отнюдь не позволял чувствам взять верх над долгом и здравым смыслом.

А вот завистливые языки, бывало, утверждали обратное. До Андрея обрывок фразы о «слишком легких заданиях для родственничков» долетел всего один раз, но этого ему хватило с головой, чтобы теперь в каждом новом поручении подозревать поблажку, попытку поберечь мальчишек.

Проблему он решил радикально, вернее, решал ее каждый раз заново путем усложнения задания прямо во время его исполнения и зачастую в обход прямого приказа. Юрий Анатольевич хватался за голову от таких подвигов, но сделать с Андреем ничего не мог. Хотя отправкой под трибунал грозился с завидной регулярностью.

…У Юрия Анатольевича Андрей застал старшего лейтенанта Мартынова и лейтенанта Карасева – командиров третьего и восьмого звеньев. «Интересно, это куда же почти целую эскадрилью хотят отправить?» - удивился про себя Черный.…Антонов окинул взглядом собравшихся командиров и в очередной раз осознал, что на задание, кроме Андрея, ему отправлять некого. В который раз корил он себя за то, что в начале войны не удержался и взял мальчишек в свой полк. И как тогда не пришла в голову мысль, что значит быть в первую очередь не отцом, а командиром? А теперь уже поздно. Теперь надо делать то, что должно, и не думать.- Старший лейтенант Мартынов, лейтенант Карасев, вы пока свободны, - сказал он. Все, теперь пути назад нет. Решение принято. Он посмотрел на уходящих командиров и перешел к делу. Говорить было тяжело, но показывать этого он не собирался. Просто еще один вылет – ничего больше думать об этом не нужно.- Андрей, твоему звену поручается задание особой важности. Стало известно, что немцы гонят крупную колонну с боеприпасами через поселок Подледный. Если она дойдет до фронта – немцы получат хорошее подкрепление. Этого допустить нельзя. Известно точное время, когда колонна будет находиться непосредственно в Подледном. В это время она становится удобной мишенью. В это время она должна быть уничтожена.Андрей внимательно посмотрел на карту, прикидывая, насколько опасен участок, на котором будет проходить задание. Основные боевые действия начнутся намного севернее Подледного, ближе к берегу Ладожского озера. Поскольку обстановка уже накалена до предела, именно там сосредоточено основное внимание обоих противников, а вовсе не в тыловом Подледном. Однако линию фронта в любом случае придется пересечь. Потолок у Ил-2 - 5500 метров, значит, ПВО они вполне проскочат. Расстояние туда и обратно укладывается в предел дальности перелета без дозаправки, значит в любом случае фронт они перелетят. Остается одна опасность – немецкие истребители. Если только понадеяться, что немцы не предполагают, что кто-то столь нахально сунется к ним в тыл….

Допущения и «если» Андрея не смущали. До сих пор ему везло, да и опыта хватало (не смотря на святую уверенность, что его берегут). Ил-2 уже успел стать родным, и Черному на полном серьезе казалось, что на этой машине он вывернется из чего угодно.

Он перевел взгляд на Юрия Анатольевича и вдруг подумал, что в тот, судя по всему, совершенно не разделяет такого оптимизма.«Как всегда, - слегка обижено подумал Андрей. - Всегда он за нас боится».А вслух произнес:

- Да все в порядке будет, разбомбим и вернемся, в первый раз, что ли? – получилось даже слишком беззаботно. – Сколько раз летали. Через фронт проскочим, а дальше дело техники. Оставим фрицев ни с чем - и назад.

Вот так все просто. И вот его туда отправлять? Он когда-нибудь поймет, что тут война, а не детские игры?- Андрей, ты вообще понял, насколько это опасно?«Ну вот, начинается, - с досадой подумал Черный. - Ну да, не прогулка конечно, но здесь же война все-таки».- Понял.- Если все будет тихо, не вздумай никуда больше лезть. Ничего ты не понял, я тебя знаю. Бензина у вас только туда и обратно, на твои незапланированные прогулки не рассчитано.

- Только колонну и назад, – поспешно заверил Андрей, которому в голову как раз закралась шальная мысль о немецкой комендатуре, которую, отмеченную крестиком, он углядел на карте Подледного. «А ведь там лететь всего ничего…»Антонов перехватил взгляд сына, невольно скользнувший на карту.- Старший лейтенант Черный, - Андрей даже вздрогнул от столь резкого перехода на официальный тон. – Я не отдаю приказ бомбить комендатуру или что-то еще. Только колонну. Нарушишь - пойдешь под трибунал за невыполнение.Услышав в очередной раз про трибунал, Андрей сдержал улыбку только немыслимым усилием воли. А Юрий Анатольевич продолжал его распекать:- Только твоего геройства на этом задании и не хватает. На комендатуру даже не смотри. С ней вообще все очень непросто. Я должен бы молчать, но это, пожалуй, единственное, что может тебя убедить: в ней есть наши люди. Информация о колонне и ей подобная поступает именно от них. Уничтожишь комендатуру – лишишь нас источника.Андрей ни разу ему не поверил. Но утвердительно кивнул, словно наши люди в немецких штабах встречались всегда, повсеместно и иначе никогда не бывало.- Ладно, - Антонов в свою очередь сделал вид, что его сумел обмануть этот наигранный кивок. - Зови остальных командиров, разберем все это вместе.

…От Юрия Анатольевича они вышли уже под вечер. Женька ждал чуть ли не у самой двери. Оставаться в абсолютном неведении его не устраивало столь же сильно, сколь мало смущало то, что сообщать подробности задания Андрей не имеет права.

Впрочем, в этом у них с братом не было разногласий. Они дружили с детства, во всех шалостях всегда были сообщниками, а «совместные страшные тайны» прилагались ко всему этому великолепию сами собой. Да и вообще, соблюдать правила было не в духе Андрея. Поэтому стрелок часто знал гораздо больше, чем ему было положено.- Ну что там? Куда нас? – сразу же обрушил град вопросов нетерпеливый Женька.

- Тише ты, давай еще всей части расскажем куда, когда и зачем летим, – прошипел Андрей и потянул Женьку за собой, попутно выискивая взглядом более пригодное место для таких разговоров.

- Ладно тебе, прям обстановка строгой секретности, – поддразнил Женька – Что там такое важное, что ты так шугаешься?- Будешь тут шугаться, когда тебе каждый раз трибуналом грозят…

- Что, опять?! – Женька уже явно веселился. – А ты серьезно все еще думаешь, что отец может отдать тебя под трибунал?- Знаешь, на сей раз это действительно прозвучало очень угрожающее, - с напускной серьезностью подтвердил Андрей.- Ну, угрожать - это он умеет, – со знанием дела заявил Женя. – И тем не менее - там есть что-то, что мы никак не можем оставить без внимания, не учтенное в официальном приказе?- Есть, - кивнул Черный. – Там есть немецкая комендатура. Юрий Анатольевич очень отговаривал меня туда лететь.- И за это угрожал трибуналом?- Не только. Если ему верить, то там вообще чуть ли не наши в этой комендатуре, – весело сообщил Андрей.- Аа, наши, как же, – рассмеялся Женька, а Черный продолжил:- Комендатура совсем недалеко. Очень бы я хотел преподнести подарок коменданту. Ты же слышал, какие зверства они там творят, на оккупированных территориях?Моментально посерьезневший Женька кивнул.- Вот пусть получат за это. Глядишь, после бомбежки не до этого будет, - подытожил Андрей. - Только я не уверен, что на этот раз получится. Конечно, тянет приложить немцам к колонне еще комендатуру, но топлива нам выделяют в обрез, словом, как там сложится – непонятно.

- Ты? Не уверен? – Женька удивленно посмотрел на Андрея. Тот мотнул головой.- Все, на месте разберемся. До вылета еще несколько часов, ты как хочешь, а я пошел спать.… «Ну да, спать он пошел, - с досадой подумал Женя, глядя на удаляющегося Андрея. - Ночевать мы видимо собрались в медпункте. Ну точно, сейчас Машкина смена….»…- Маш, – Андрей заглянул в медпункт .– Не занята?- Нет, не занята, – девушка улыбнулась и поднялась из-за стола к нему навстречу. Сержант медицинской службы, совсем молоденькая, она только-только закончила медицинское училище и сразу пошла добровольцем на фронт. Здесь она оказалась единственной девушкой в части, и, естественно, за ней бегал каждый второй вместе с первым и третьим, однако безрезультатно. Исключение Машка сделала только для Андрея, а тот совершенно потерял голову от этой рыжей бестии.- Я соскучилась, а ты все не заходишь, – чуть обиженно проговорила она. - А у меня смена, даже отлучиться не могу…- Я тоже, но раньше никак не получалось зайти, - принялся оправдываться Андрей. - В четыре вылет, надо было получить задание…- В четыре? – Маша взглянула на часы - было уже больше десяти. – Тебе же еще отдохнуть надо.

- Еще полно времени, - отмахнулся он и, повинуясь порыву, обнял ее. Маша каждый раз так переживала, когда ему надо было куда-то лететь, что за одно это он начинал ненавидеть немцев еще больше.

- Какое у тебя задание? – с беспокойством спросила рыжая.- Да ничего страшного. Долететь, скинуть бомбы и вернуться, – Андрей не хотел вдаваться в подробности. Ему хватило одного раза, когда Женька додумался при Маше описать во всех красках встречу с «мессером». Перед следующим после этого вылетом на Машу было страшно смотреть, она извела себя, и провоцировать это снова Андрей не хотел. «Илы» часто не возвращались – это и так знали все. - Маш, ну хватит тебе, я же тебя никогда не обманывал.Это было почти игрой, в которую он начинал верить. Потому что если все время думать, что не вернешься, будет невозможно жить. Главным было убедить себя, что если пообещал, то ничего не случится. Ведь, на самом деле, нельзя же обмануть эту девочку, которая так его ждет и верит. Нельзя. Значит, он вернется обязательно. Потому что этим светлым зеленым глазам нельзя врать. Это преступление.Наконец она улыбнулась. Значит, почти поверила. Всегда только почти. Потому что вчера не вернулось звено. Потому что из тех, кто вылетел утром, не вернулись двое. И это она еще не знает, сколько раз он сам едва выходил из передряг, когда внезапно появлялись истребители, когда не хватало топлива, когда…Андрей решительно прогнал от себя эти мысли. Война осталась за дверью медпункта – по крайней мере пока. Здесь были сейчас только их мир, тишина и блаженные несколько часов до возвращения в войну.

- Я тебя люблю, – зашептала ему на ухо Маша, прижимаясь так близко, как это возможно. - Поэтому ты вернешься.- Вернусь, солнышко мое рыжее, – он подумал, что если сейчас потянуть за шпильку, удерживающую в пучке ее шикарную косу, то по ее плечам рассыплются искрящиеся локоны.

- Рыжая, и что? – с наигранной обидой спросила Маша- Ничего, – засмеялся Андрей и посерьезнел. – Красивая…

- Погоди, я дверь закрою, сегодня, наверное, уже не будет никого, - рыжая вывернулась из его объятий.- А если будет?

- Тогда мне придется спрятать тебя в шкаф, - ехидно отозвалась она.

Андрей расхохотался:- Ну уж нет, лучше я ему объясню, почему ему следует прийти позже….…Снег ослепительно блестел под не по-зимнему ярким солнцем. Было очень холодно. От мороза перед глазами моментально начинала плыть пелена, а дыхание превращалось в густой пар. Обманчивое январское солнце не грело, а только вводило в заблуждение тех, кого будили его ясные лучи.

Фальке не удавалось справиться с портсигаром, не стащив с руки меховую варежку – перчатки, хоть и тщательно приведенные Настей в порядок, были оставлены до лучших времен, так как примерзали к коже.

Химмельштайн едва успел извлечь сигарету и прикурить, как пальцы закоченели до ломоты. Теперь единственной надеждой было отогреть их, сунув в карманы прямо в варежках.

За спиной у Фальке, только что им покинутое, продолжалось примечательное действо, на которое собрались поглядеть не в пример лучше гестаповца приспособленные к морозу местные жители. Их было довольно много, хотя никто не пригонял их сюда насильно. Фальке позаботился лишь о том, чтобы по Подледному разлетелся слух о казни полицаев, ответственных за поджог мирного дома.

Теперь оба приговоренных шуцмана стояли у виселицы. Эрих зачитал приговор, содержащий, кроме объяснения вины осужденных, еще изрядную долю нужной пропаганды на тему того, как немецкие власти пекутся о благополучии русского мирного населения и всё в таком же роде. Химмельштайн курил и отстраненно наблюдал за тем, как по окончании чтения обоих приговоренных подвели к веревкам, одели петли им на шеи, а затем выбили им из-под ног доски.Повешенные дергались в последних конвульсиях. Фальке думал о том, что сегодня, пожалуй, он прицельно займется задержанной девчонкой и только ею. Он просто чувствовал, что она должна расколоться. Еще немного – и всё будет.