Глава 14. Поверить (1/2)

***Вечер. Осень. Две тысячи пятнадцатый год.

Год, когда все резко меняется. Я перестаю быть ребёнком и начинаю верить в реальность. Год, когда все хорошее исчезает, а жизнь начинает идти только чёрными полосами. Что хорошего произошло за эту осень? Ничего. Лишь кашель, рвущий наждаком горло, да межреберная невралгия. Прекрасно.

Вечер. Осень. Две тысячи пятнадцатый год.

Холод собачий и ветер завывает сквозь щели окна. Одеяло не согревает замерзшие конечности ног и рук. От слова "тепло" остаётся лишь воспоминание. Как и привкус жимолости от губ Дилана. Все в прошлом.Вечер. Осень. Две тысячи пятнадцатый год.

Я теряю все: счёт времени, сейчас вечная осень; доверие и отношение с мамой, там вообще полное дно; связь с отцом, ведь черт его знает, где он теперь, и куда его завела жизнь; дружбу с Диланом, хотя наше с ним "взаимодействие" не назовешь ни дружбой, ни отношениями. Теряю остатки разума, смысла всего. Ведь то, что происходит, граничит с реальностью, но принять это - значит совсем поехать крышей.Я заснула в десять. Помню, как долго смотрела на стрелку часов, пытаясь успокоиться. Мама пришла ближе к одиннадцати, а я прикинулась спящей, дабы избежать разговоров. Мне просто хотелось спать.

Я будто падаю и просыпаюсь, не добравшись до земли. Меня будит резкий удар молнии, сопровождающийся громким раскатом грома. Вздрагиваю, громко и жадно вбирая воздух в лёгкие, словно у меня астма, и широко открываю глаза. Обнаруживаю себя сидящей на полу, облокотившись спиной о кирпич стены. Здесь совсем тёмно, я не могу видеть даже тень.

Глаза болят, а я прохожусь рукой по стене в поисках выключателя, но его нет. Только холод, тьма, чей-то посторонний скрип в комнате и... Пара бусин-глаз, виднеющихся лишь тогда, когда на них попадает слабый свет окна.

Пытаюсь встать, не отходя от стены и осознавая, что я нахожусь не у себя в номере. Но если я не там, то где я и как сюда попала? Лунатизм? Почему бы и да? После всего того, что произошло, я готова начать верить в Санту Клауса, Зубную фею и Пасхального кролика, серьёзно. Я верю в них, но я не верю в кукол.А зря.Глаза постепенно привыкают к темноте, и теперь мне становятся видны силуэты. Я не отхожу от стены, этот периодический скрип с интервалом в две секунды становится все громче, словно в комнате есть кто-то ещё. Бусины-глаза.

Облака выпускают из своих объятий луну, и та тут же заливает своим холодным и мертвым светом комнату. И я вижу его. Он раскачивается на маленьком кресле-качалке. Медленно, а скрип каждый раз заставляет сердце обрываться. Я сглатываю жидкость во рту, напрягая челюсть. Он качается взад-вперед, скрипя. Назад - и от него остаются лишь угольки глаз. Вперёд - и я могу видеть часть его кукольного лица. Оранжевые волосы, розовые щеки на мраморно-белом лице и красный нос. Рот разрезают две вертикальные полоски. И выражение глаз как у серийного убийцы. Дайте ему нож, и он им воспользуется.

Вперед-назад. Как в вакууме. Как там, где нет привычных нам законов трения, притяжения и прочих. Здесь не работает физика. Все это - противоречит теории всего. Здесь отсутствует логика, и теперь я могу заявить, что потусторонние силы таки существуют.Назад - и лишь бусины глаза. Вперёд - и пять разноцветных воротников на маленькой рубашке. Ряд оранжевых балабонов и штаны как у клоуна. Он и есть клоун. Кукольный. Назад - и лишь его смех, скрытый мраком. Вперёд - и согнутые в улыбке уголки красных губ. Назад - и моё сердце бьётся ещё чаще. Вперёд - и я не дышу.Смех. Он ломает тишину, а я, кажется, схожу с ума. Вспышка молнии мгновенно освещает комнату, показывая их маленькие кукольные лица, обращенные ко мне. Её коллекция. Личная коллекция Синди на стенде. А этот спертый и сырой воздух мне не забыть.

Чердак. Я на гребаном кукольном чердаке.Из-под аккуратно вырисованных бровей на меня уставились льдисто-голубые глаза. У кукол они мёртвые. А у клоуна они живые.

- Корнелиус хочет, чтобы с ним поиграли, - у игрушки двигается челюсть, а у меня что-то внутри обрывается. Лоб покрывается испариной, а я до боли сжимаю собственную руку, так что на коже остаются следы-полумесяцы от ногтей.Скрип - и кресло-качалка снова приходит в действие. Корнелиус смеется, когда тьма скрывает его фигуру. Темнота. Она невыносима. Вперёд - и я вижу Корнелиуса. Назад - и он играет со мной в прятки во тьме. Вперёд - и стул в мгновение пуст. Он продолжает шататься, вот только уже без клоуна.

Шумно дышу, пытаясь подавить крик. Я оглядываюсь по сторонам, ломая глаза. А Корнелиус продолжает смеяться, словно он над ухом. Оборачиваюсь, но сбоку никого. Заставляю себя отойти от стены.

- Поиграй с Корнелиусом.Резко оборачиваюсь. Где он? Я его не вижу. Едва ли не спотыкаюсь о что-то, но стою на ногах. Колени дрожат, а мышцы сковывает леденящий ужас. Вспышка молнии - и силуэт клоуна, стоящего посреди комнаты. Пячусь к окну, больно ударяясь больной лодыжкой, но подавляю крик боли и стараюсь не моргать, чтобы не упустить его из виду.Лишь смех. А тьма снова скрывает Корнелиуса.

- В прятки мы с тобой сыграем, не включая фонаря, кто же обнаружит первый, ты меня иль я тебя? - он... Он читает стихи?Слова застревают в горле буквами, а мне и сказать нечего. Если я сплю, а я сплю, то это самый ужасный кошмар из всех, и я хочу немедленно проснуться. Кожа покрылась мурашками, а по спине пробегается холодок. Я сплю, ведь все это не может быть реальностью. Это невозможно.

- Красные волосы, красный нос, шарик он тебе принёс. Кто я, угадай раз с двух. Кто я? Я - Корнелиус! - он смеется, а я физически ощущаю, что у меня от страха сейчас разорвется сердечная мышца. Молния - и клоун стоит с шариком в руке. Он роста с двухлетнего ребёнка, как и все куклы её коллекции.

- Чего ты хочешь? - это даже не похоже на вопрос. Это похоже на жалобный вой кошки, которую вот-вот утопят в ванной.

- Солнце село уж на дно, лес и горы скрыл сугробик. Глянь же, девочка, в окно, ожидает тебя гробик...У него очень специфическое чувство юмора. Так нельзя шутить... Нет.

Айли, проснись!

Бью себя по щеке, но не помогает. Шум справа - и я вижу, как шарик пролетает мимо меня, а Корнелиус снова качается на стуле, откинув свои кукольные маленькие ручки на бортики.

Мне нужно отсюда выбраться. Я должна. Двери. Там где-то должны быть ступеньки вниз.

Темнота, мне кажется, я растворяюсь в ней, становлюсь её частью. Я не вижу ни своих рук, ни ног. Я понимаю, что оказываюсь у двери лишь тогда, когда поскальзываюсь и слетаю пять ступенек вниз, ударяясь головой. Нет времени на боль.- Хочешь - заплачешь, хочешь - закричишь, - злобный голос клоуна где-то рядом, а я не могу открыть дверь, она заела. - Все равно ты далеко не убежишь...На глаза наворачиваются слезы от страха. Кричу и стучу ладонями по двери, отчего кожа горит. Пинаю дверь ногой, и она наконец открывается.

Беги. Подальше.

Что-то острое врезается мне в голые пятки, и я вскрикиваю от боли, но не прекращаю бежать. Коридоры, они такие длинные, словно за ночь здание выросло и вытянулось раза в четыре. Я оглядываюсь, судорожно дыша. А потом натыкаюсь на кого-то и падаю. Здесь светлее, и я могу видеть его. Не куклу, а его настоящего. Он выше меня на три головы, оранжевые волосы кажутся кроваво красными при таком свете. Он выглядит в точности так же, как его кукла. А взгляд живой.

Я пячусь, мыча:- Не-е-ет, пожалуйста...- Корнелиус хочет поиграть, - он смеется, а я не могу остановить поток слез.

Мне будто разом ломают ребра. Это осознание. Оно бьёт по голове, раскраивая череп. Осознание того, что все это - не сон. Это реальность.Айли, ты спишь?- Корнелиус, - слышится чей-то голос в конце коридора, и клоун оглядывается, а это даёт мне время встать и снова пуститься в бега. Но это - замкнутый круг. Он найдёт меня. И тогда "гробик перестанет меня ждать".

Я бегу, не оглядываясь, шумно вдыхаю воздух и испускаю стон. Оборачиваюсь, пятясь, и спиной врезаюсь во что-то твёрдое, вскрикивая. Дилан. Он берет меня за плечи, а я начинаю судорожно кричать:- Дилан, он рядом, он убьет меня! - не разбираю собственных слов. Я инстинктивно беру его за руку, боясь, что он вдруг исчезнет.- Кто, Айли, кто рядом? - его голос беспокойный, но страха в нем нет.

- Корнелиус! Господи, мне кажется, что я схожу с ума!

Берусь за голову, запуская руки в волосы, всхлипывая. У меня капитально едет крыша. Она же едет? Я сумасшедшая? Или просто я начинаю верить Гаррету Уилсону? О Синди... Я верю?- Что происходит, Дилан?

Он берет меня за руку и начинает уводить, а я мычу, ведь ступать на пятки причиняет адскую боль. Словно в них стекло. Я не могу быстро идти. А когда вижу в конце коридора чью-то тень, то и вовсе останавливаюсь. Дергаю Дилана за рукав рубашки, но он и без меня прекрасно видит силуэт во тьме.

Сказать, что мне страшно, это ничего не сказать. Мне больно, мне холодно. Хочется домой. Я совсем не думаю о том, что какие-то пять часов назад я думала, что моя жизнь разбита. Вот он, настоящий страх.

Дилан выходит вперёд, а я хватают его за руку, всхлипывая, но он вырывается, идя вперед. Я сажусь на ковёр, понимая, что он мокрый от моей крови, не в силах больше стоять на ногах. Подгибаю коленки, обнимая их руками и искренне не понимая, что происходит. В глазах все плывет, и все, что я могу видеть, - это то, как Дилан словно с кем-то борется. Он не позволяет кому-то подойти ко мне. Он удерживает Это.- Я тебе не позволю ей навредить, Синди.

- Нет! - звонкое шипение.

Он удерживает ее. Не куклу Синди. А настоящую Синди. Ту, что существует. Вижу подолы её платья, но не вижу ни лица, ничего.