Глава II (1/2)

2 мая 1994 года, национальный лес Шошони, штат Вайоминг.День 3. Он шел по тропе и смотрел на зеленеющую листву. Воздух был прохладным и очень свежим. Генри хорошо знал все эти тропинки и ходил этим путем не один раз. Проблем с тем, чтобы получить работу в заповеднике, у него теперь не было. Он наслаждался этим одиночеством и хриплыми голосами, которые доносились из раций вот уже четыре года подряд.

Теперь он приезжал сюда ранней весной и покидал заповедник поздней осенью, когда в смотровой вышке становилось совсем холодно. Генри проводил на этой работе большую часть всего своего времени, возвращаясь к цивилизации только для того, чтобы перезимовать.

Он шел к вышке. Второй год подряд он был центральным диспетчером уцелевшей части Шошони, как когда-то им была Делайла. До сих пор в его памяти хранились воспоминания о том далеком лете восемьдесят девятого года, когда он впервые оказался тут. Больше он ни разу не слышал ее голоса и понемногу начинал забывать, как он звучал. В какой-то мере он скучал по ней, но не до такой степени, чтобы болезненно переживать об этом. Он учился быть сильным и теперь никуда не бежал.

Месяц назад он был в Австралии. Джулия умерла от инсульта прямо в интернате, в который ее поместили родители. Болезнь забрала ее слишком быстро и Генри жалел, что так и не успел попрощаться с ней, пока она не растаяла окончательно. Он не узнал в ней свою Джулию, но она все равно была прекрасна, даже после смерти.

Генри был благодарен Сьюзен за то, что она не задавала ему никаких лишнихвопросов.

Он подошел к вышке. Она была все такой же, как и год назад, да и как все остальные в округе, даже в северной части заповедной зоны, задетой пожаром. Поначалу, ему было трудно привыкнуть к должности главного диспетчера, он долго мирился с тем, что двадцать четыре часа в сутки его могут беспокоить по абсолютно любым вопросам. Но смирение и навык приходили очень быстро. Генри поднимался наверх, глядя на открывшийся вид, ему это нравилось. Ветер пронизывал до костей, но он стоял и смотрел вдаль, туда, где как ему казалось, виднелось черное мертвое пятно.

В вышке было прохладно. Он опустил рюкзак на кровать и запустил генератор. И вот, он снова был тут, в своем пристанище, где проводил практически все свое свободное время вот уже четвертый год, находясь наедине с самим собой. Это вынуждало его писать, но он признавал себе всякий раз, что получается чушь. Хотя, это неплохо занимало ту кучу времени, которая оставалась вне его рабочих обязанностей. Он не верил, что сможет когда-нибудь по-настоящему написать книгу и издать ее, поэтому делал это, скорее, для души.

Мужчина подошел к буржуйке, открывая ее черную от сажи пасть. Все это место отсырело и ему хотелось как можно сильнее натопить внутри и прогреть вышку, чтобы согреться самому. Минутные усилия были оправданы жадным огнем, охватившим дерево. Генри, в какой-то мере, был горд собой: он приобрел много полезных навыков за эти годы и пришел в форму, избавившись от пивного брюха. Это давало ему надежду на лучшее. Ему было сорок восемь и он хотел жить; Генри хотел семью.

Обогрев руки, он вернулся к огромному рюкзаку и сумке, вынимая оттуда одежду и небольшой запас еды. Рация упрямо молчала, никто из начальства с ним так и не связался. Генри вытащил печатную машинку и бумагу, которую привез собой и поставил ее на свободное на столе место.

Он подошел к трансиверу. Тот стабильно работал, успешно перезимовав внутри вышки. Надев наушники и запитав оборудование, он попытался связаться со штабом. Взгляд его пал на таблицу диапазона служебных частот, но это ему и не требовалось; он помнил все ему необходимые наизусть. — Эм, Алан? — протянул Генри в микрофон, слушая шипящие перебои на канала связи. — Как слышно?

Рация захрипела. Мужчина уселся за стол, вращая потенциометр и подстраивая частоту.

— Алан, это Генри, — вновь сказал он, — пятнадцатый квадрат, южный район Шошони, как слышно? — Да, Генри, — хрипло донесся голос из рации. — Как погодка? — Славная, — улыбнулся тот, — очень влажно.

— Ты снова рано приехал, до начала сезона.

— Ну, зато есть, кому присмотреть за всем этим великолепием.

Мужчина на другом конце засмеялся. Генри томно прикрыл глаза. — Оно и верно. С открытием сезона, Генри!***День 27. Он сидел при свете лампы и печатал очередную страницу своего рассказа. Перед ним, на столешнице, лежал кубик, который он нашел в вышке тем самым летом и решил оставить его себе. Он находил это интересным, жизнь оказывалась так же многогранна, как и этот кубик и предугадать, что она выкинет снова, он не мог.

За окном зеленела трава, лето приближалось и теперь он ждал того момента, когда собеседников на выделенной государством частоте, появится в разы больше. В какой-то степени ему нравилось быть начальником, это его забавляло. Он отвлекся от написания текста и поднял глаза, глядя на окно. К стеклу был приклеен рисунок Делайлы, он не мог не забрать его оттуда. Делайла, очевидно, была очень проницательной женщиной, потому что Генри, смотрящий на него с листа бумаги, был очень уж похож на него самого. Он усмехнулся и взял кость в руки, разглядывая ее потертые грани. Ему нравилось тут, внутри было уютно, почти по-домашнему. За окном лил дождь и капли со стуком разбивались о стекло.

— Генри, ты тут? — осведомился хриплый голос и тот щелкнул по кнопке.

— Да, я на месте, — отозвался он, откинувшись на спинку стула. — Проблемы?

— Нет, — сказал Алан, — свяжись с вышкой ?Белый хребет?, частота четыреста пятьдесят три целых шестьсот двадцать одна тысячная.

— Так рано, — сказал Генри, записав на листе номер частоты.

— Не тебе одному любоваться на красоту, Генри, — мужчина смеялся, — сезон открыт, начало июня.

— Как скажешь.

Он наклонился над трансивером, настраиваясь на нужную частоту. На канале была тишина и он усмехнулся. Генри не выпускал из рук игральной кости, рассматривая ее грани.

— М-м, привет? — сказал он, слушая тишину. — Есть там кто-нибудь?

Ответом на его вопрос была тишина. Он покачал головой и спросил снова: — Прием, есть тут кто-нибудь?

Рация захрипела. Генри внимательно вслушался, пытаясь различить среди шорохов голос.

— Кто-нибудь? Вышка ?Белый Хребет?, ответьте.

— Ты веришь в судьбу, Генри? Из его пальцев со стуком выпала игральная кость. Этого голоса, по ту сторону, он точно никак не ждал услышать.

*** — Мне очень жаль, Генри, — сказала Делайла, — я надеюсь, что ты перенес это не слишком болезненно.

— Э-э, — замялся он, — не совсем так, Ди.

Повисло молчание. Он запрокинул голову вверх, глядя на потолок.

— Ты молодец, — сказала она и Генри прикрыл рукой глаза. — Ты правильно поступил. — Для кого? — горько спросил он. — Ты просто представь себе это дерьмо. Я знал, что она вполне может забыть меня, но это слишком больно, когда оказывается реальностью. Я смотрел на нее, а она видела во мне только незнакомца. Ох, черт меня побери, Ди! Представь, если бы у тебя был человек, с которым ты провел пятнадцать лет своей жизни, очень умный и одаренный, пишущий гениальный диссертации... сидит перед тобой и читает ?Бом-кливера?, потому что там очень красивые картинки. А после этого тебе говорят о том, что хотят завести собачку. Я хотел удавиться в тот момент.

— Прости, дорогой, я не хотела вновь затронуть эту тему.

— Все хорошо, — устало отозвался он. — Я в порядке.

Генри устало потер глаза и зевнул. Ночь была холодной и темной, лишь росчерки молнии вдалеке освещали непроглядную тьму вокруг. Он смотрел в окно и чувствовал, что эта тема здорово его раздражала. Ему казалось, что он давным-давно смог пережить все это, оставив за собой непосильный груз воспоминаний и боли, отпустив Джулию в небытие, как и все, что его с ней связывало. И лишь напоминание об этом всем, если и было не раздражением, то точно походило на застарелую боль. — Как ты тут оказалась? — вдруг спросил Генри. — Я думал, что ты покончила с этим после черной субботы*.

Женщина на другом конце канала засмеялась. — Неужели ты все-таки убила четвертого своего мужа, Ди?

— Боюсь, что так, Генри, — вздохнула она. — Ты не потерял своей проницательности. А что ты?

— Это мой четвертый сезон, — ответил он, — приезжаю сюда с апреля по октябрь. — Ого, — протянула она, — вау. Не подумала бы, что тебе захочется вернуться.

— Тебе же захотелось вернуться.

Она промолчала. Генри потянулся и снова зевнул, чувствуя, как слипаются глаза.

— Я пойду спать, — сказала Делайла. — Я была чуть многословнее тебя, не находишь? — Это еще почему? — спросил он. — В тот раз ты мне ответил только на один вопрос. А я тебе на целую чертову дюжину.

Генри усмехнулся. — Твоя правда, Ди. Доброй ночи.

— Сладких снов, Генри.

***День 42. Лето приходило, заполняя необъятные просторы лесов бойкой сочной зеленью. На смену затяжным дождям пришла засуха и началась основная работа, за которой стекались десятки людей, рассыпаясь по просторам бескрайнего леса Шошони. За неделю Генри успел познакомится с пятью новыми смотрителями вышек и поприветствовать старых; один из тех, кто был в прошлом сезоне, непримечательного вида мужчина средних лет, зашел поздороваться с ним лично.

Генри координировал всех с ?самой-мать-ее-высокой-вышки? и проводил немало времени в разговорах с Делайлой. Он чертовски скучал по ним, как бы не пытался отрицать этого раньше. Ди ничуть не изменилась и ему оставалось лишь надеяться на то, что он сможет ее увидеть в конце сезона, или же — после него. Но надежда это была так же наивна, как и раньше.

За два месяца он успел привыкнуть вставать с рассветом и ложиться с закатом, изредка просыпаясь по ночам, когда того требовала работа. Он пил чай и смотрел на то, как алеет полоска горизонта. Солнце поднималось над верхушками деревьев и клубившийся внизу туман алел, давая первым лучам утонуть в себе. Ему это нравилось и он наслаждался этим видом. В этот раз — по-настоящему, без каких-либо сожалений.

Зашуршала рация. Он подошел к столу и поставил рядом с ресивером кружку. Генри надел наушники и включил передачу. — Доброе утро, — сказала Делайла.

— Я смотрю, ты уже вошла в режим, — усмехнулся он, — доброе утро, Ди. Как спалось? — После вчерашней пешей прогулки, ты хотел сказать? О, Генри, ты бы только знал. Тушить костры водой из бутылки куда сложнее, чем просто помочится на них. Не находишь?

— А ты никогда не думала о том, как здорово выйти утром за дверь и не спускаться вниз по лестнице...?

Женщина засмеялась. Генри улыбался и отпивал из стакана горячий чай.

— Практично, — сказала она, — но Господь обделил меня такой сверхспособностью.

— Я надеюсь, ты не говорила об этом в присутствии туристов?

— Что ты, Генри, — мягко отозвалась она, — именем порядка я выписала им штраф.

— О-ох, вау, — ощерился тот, — как это возбуждает.

— Ты бы только знал, — сказала она. — Ты бы только знал, Генри.

Он закатил глаза, чувствуя краснеют его щеки. Думал он совсем о другом. — Генри, ты в порядке? — спросила Делайла и он засмеялся. — Да, все хорошо, просто представил себе, как ты выписываешь штрафы.

— Оу, притормози, ковбой, ты знаешь, как я выгляжу? — Думаю, что нет, — отозвался тот. — Может, опишешь?

— Думаешь, стоит рискнуть?

— У меня до сих пор висит мой портрет твоего авторства, Ди. Вышло очень похоже.

На другом конце провода стало тихо. Генри держал в руке кружку с горячим черным чаем и смотрел, как в нем плавают чаинки. Он никогда раньше не пил чай по утрам, да и в принципе редко пил его в любое другое время, отдавая предпочтение пиву и чему угодно другому. Теперь он не пил достаточно долгое время и даже во время зимовки в городе, отдавал предпочтение дальним прогулкам в пользу приятного одиночества. В родной Боулдер он так и не вернулся. И не собирался возвращаться.

Его собеседница молчала и Генри ждал. Он слышал, как что-то шелестит по ту сторону связи и пытался предположить, что она делала. Было интересно рисовать картинки происходящего по другую сторону, это веселило его.

— Делайла? — наконец спросил он, устав ждать.

— Да, да, — отозвалась та, — я на связи, Генри. Я тут.