10. Запугивание и объятия (1/1)

Мустанг уткнулся лбом в сложенные руки и глубоко выдохнул. Часы с поражающей медлительностью отсчитывали минуты третьего на неделе рабочего дня. Третьего и, по ощущениям, последнего: больше эту вакханалию выносить не было сил. Нет, серьёзно, это были самые тяжёлые для полковника дни за всё время службы в армии. Трудно было даже выбрать, чего хотелось больше: дотла выжечь эту богом забытую землю, спалив всё вокруг к чертям собачьим, или же тихо-мирно застрелиться у себя в кабинете, чтобы не отвлекать остальных от работы. А началось всё в понедельник. Тогда он, ещё молодой и глупый, вошёл в свой кабинет с подобием улыбки на лице и отличным настроением. Рой наивно полагал, что сразу же по прибытии на работу начнёт обрабатывать и выискивать свидетелей потасовки, чтобы отбелить свою репутацию. Мужчина?— смешно сказать?— думал, будто это займёт у него от силы пару часов, а другой работы можно будет как-нибудь избежать. Бред, абсолютный бред, но тогда алхимику так не казалось. Как только полковник переступил порог своего кабинета и попытался удобнее усесться за стол, так к нему сразу же прибежали все, кому не лень, а те, кому всё-таки немного лень, начали обрывать телефон. Оказалось, от дел он временно отстранён, и все бумажки теперь?— забота Хоукай и компании. Но от компании этой пользы было лишь немногим больше, чем вреда, поэтому Риза очень нуждалась в консультации начальства: кто, как не он, знает, как правильно расписать отчёт на десятки страниц вместо трёх и принудить работать даже тех, кто в своей жизни и пальцем не пошевелил? Не успел он всё объяснить ошалевшей от обязанностей Ризе, которая вздохами разной тональности активно выражала своё недовольство, и выпроводить её, как снова нагрянули гости. Армстронг собственной персоной под руку с молоденьким смущённым офицером. Луи буквально швырнул спутника к столу Огненного и провозгласил, мол, на, держи, первый свидетель в твою пользу! Рой даже не сформулировал ещё свои возражения и вопросы, как Алекс ретировался, оставив свидетеля и нарушителя наедине. Как он нашёл этого офицерика, где, почему именно он?— ни на один вопрос ответа не было, а вот смущённый и неуверенный молодой человек в кабинете был. Пришлось самостоятельно знакомиться, вспоминать пятницу, записывать сбивчивые показания, трижды напоминать поставить подпись под?— в принципе?— не имеющим никакой юридической силы текстом. Путанный рассказ свидетеля был, скорее, для себя и успокоения нервов, но начало было положено. И только за юношей закрылась дверь, только Мустанг посмел улыбнуться, радуясь, что хоть что-то пошло по плану, как зазвонил телефон. После этого телефонная трель в кабинете полковника не умолкала до самого конца рабочего дня. Звонили все?— Риза, Армстронг, Хавок, Фьюри, Грумман, Фарман и чёрт знает кто ещё. Звонили подбодрить, пожурить, поинтересоваться, как заполнять то-то и что делать с тем-то. Спустя какое-то время стало казаться, что пару раз звонил даже Хаято. И каждому звонившему и приходившему нужно было что-то ответить и объяснить, чем-то помочь, да даже просто выслушать. Это занимало ужасно много времени, и совсем не было похоже на ?отстранение?: работы только прибавилось. Конец дня Мустанг помнил смутно, урывками: вот он выходит из своего кабинета и пытается запереть дверь, с пятой попытки попадая ключом в замочную скважину; после этого просыпается в машине уже у своего дома; перед тем как окончательно провалиться в сон?— неразборчивое бормотание над ухом, то ли недовольное, то ли очень сосредоточенное, и позвякивание посуды. Уснул полковник быстро и радостно, изо всех сил стараясь убедить себя: завтра всё вернётся на круги своя. Но вторник стал продолжением кошмара. Звонки, визиты, протоколы, рапорты не заканчивались, к ним добавились вызовы к власть предержащим: чувствовалась рука Груммана, который, очевидно, вмешался в эту историю и не придумал ничего лучше, чем попросить у местных шишек досконально разобраться во всём произошедшем. Естественно, разобраться?— по возможности?— в пользу Огненного. Повторив в пятый раз историю о том, как он превратил обычный обед в акт справедливого возмездия, Мустанг был готов согласиться на любое наказание, лишь бы больше не возвращаться к этой ситуации. Вряд ли тюремный срок намного хуже, чем его теперешние страдания. Однако добровольно нацепить на себя наручники и выбросить погоны алхимику никто не позволил, пришлось дорабатывать и этот день. Вечер закончился даже более скучно, чем в понедельник: едва переступив порог квартиры, Рой прошмыгнул в спальню. Кое-как заставив себя снять хотя бы верхнюю часть формы, Огненный забился под одеяло. Радужных надежд он уже не строил. И вот среда, силы на исходе, а вся эта карусель только набирает обороты. Это ж надо было так вляпаться: один раз не сдержался, на каких-то несколько минут потерял самообладание, а последствий?— на всю жизнь. Полковник даже себе не мог объяснить, как так получилось. Уж кто-кто, а он умел держать себя в руках, конфликты всегда словами решал, да так, что у оппонентов и не возникало желания продолжить разборки на кулаках. Конечно, желающих спорить с самим Огненным алхимиком в принципе было немного, но всё же. А тут? Не поленился ведь, не побрезговал с какими-то солдафонами отношения в такой грубой форме выяснять, ещё и у всех на виду?— совсем не в его стиле. Так и причина была не самая веская: да, сплетничали, да, нагло врали, да, поливали грязью одних из самых одарённых молодых алхимиков, да, лезли не в своё дело. Ну и что? Это ведь не повод кулаками махать? Смешной вопрос. Ещё какой повод! Будь предметом разговора проделки каких-то других государственных алхимиков, он бы и ухом не повёл. Но тут безнаказанно проходились по Элрикам?— его Элрикам?— и сдержаться было просто невозможно. В конце концов, полковник за них отвечает: если понадобится, сам отругает, накажет и успокоит, другим тут делать нечего. Эта версия, конечно, не могла в полной мере объяснить новую манеру Огненного вести диалог, но очень нравилась мужчине. Ещё бы, ведь она избавляла от необходимости признать, что офицер попал под влияние Стального. Именно Эдвард решал проблемы кулаками, именно Эдвард сначала делал, а потом думал?— или не думал?— и разгребал последствия своих импульсивных решений. И теперь всё это относилось и к Рою, что не могло не настораживать.—?Полковник Мустанг, разрешите…—?Позже! Алхимик нехотя поднял голову. Даже знать не хотелось, кто пытался прорваться в его кабинет: кому надо, придут ещё раз. Дел хватает и без этого. Мужчина потянулся так, что захрустели позвонки. Стрелки часов еле-еле отмотали десять часов, а значит, у него есть как минимум полтора часа перед приходом Армстронга. Алекс возложил обязанность поиска свидетелей на себя?— Рой не возражал?— и в этот раз даже предупредил о своём визите. За это время можно успеть написать новый рапорт Грумману: старик очень хотел почитать подробную версию событий, а предыдущие ему не понравились. Мустанг вооружился бумагой и ручкой, готовясь в шестой?— а по ощущениям в шестьдесят шестой?— раз изложить свои похождения. Единственная хорошая вещь во всём этом беспределе заключалась в отсутствии Эдварда. В кабинете, в квартире, в мыслях?— Стальному нигде не осталось места, на него не хватало ни времени, ни сил, Рой не обратил бы на него внимание, даже если бы тот ударил его. Мальчишка, оценив ситуацию, предпочёл самоустраниться: Мустанг был совершенно без понятия, где сейчас находится его подопечный. И сейчас, утопая в рапортах и приказах, вяло отбиваясь от визитов и вызовов, Огненный отдыхал. Отдыхал от постоянных терзаний и попыток объяснить себе то влечение, которое он испытывает к подчинённому. Отдыхал от смущения, которое душило каждый раз, когда Элрик оказывался слишком близко. Отдыхал, чёрт возьми, от постоянных разговоров и споров с самим собой, которые он, каким-то чудом, всегда проигрывал, и предметом которых была манера поведения с Эдвардом. Сейчас всего этого не было, как не было и взлохмаченной светлой макушки на плече, насмешливого взгляда, буравящего со спины, тяжести и холода автоброни, закинутой на спину. Дышалось намного легче. Может быть и пронесёт.***—?Что это за бред сумасшедшего! Это точно ошибка,?— Стальной ударил кулаком по столу, полный непонимания и злости. —?Кто-нибудь мне объяснит? Риза выкрик проигнорировала, ведь он был далеко не первый, и только глубже зарылась в бумажки. Быть лейтенантом, пускай даже таким толковым, и заменять полковника?— работа не из лёгких, тут не до истерик младшего состава. Каин, казалось, и вовсе не услышал: так увлечённо он перебирал протоколы. Фьюри даже не повернулся на крик о помощи, очевидно находя официальные документы более интересным занятием, чем… Чем там обычно Стальной занимается? Да что бы там ни было, сейчас была работа поважнее. Хавок и Фарман переглянулись. Кому-то из них предстояло удовлетворить любопытство сослуживца, ведь все остальные от такой чести отказались. Вот только кому? Жану, который последние полчаса был занят тем, чем перекатывал карандаш от одного края стола к другому, или Ватто, который был завален бумагами немногим меньше, чем Риза, и как раз закончил подшивать очередной отчёт?—?Что там у тебя, Эдвард? —?Фарман недовольно покачал головой и временно?— но с большим удовольствием?— отложил папку с отчётами.—?Как такое может быть? —?Стальной, безмерно довольный, что ему наконец ответили, вскочил из-за стола. —?Почему за какую-то драку могут на три года посадить, а за дезертирство?— на семь? То есть сбежать со службы только в два с половиной раза хуже, чем кому-то разок вмазать? Ватто не сразу понял суть вопроса, особенно ту часть про два с половиной раза. Но Эдвард так отчаянно удивлялся этой, по его мнению, несправедливости, что ответ ?не знаю? просто не принимался. Прапорщик склонил голову набок, старательно перебирая в памяти статьи уголовного кодекса.—?А ты просто так интересуешься, для общего развития, или с какой-то целью? —?слишком сильно толкнув карандаш, Хавок был вынужден наблюдать, как единственная его канцелярия падает на пол и выкатывается на середину комнаты. Делать нечего, значит перерыв.—?Да нет никакой цели,?— алхимик отмахнулся и на секунду замялся, готовясь как можно безразличнее пробормотать:?— Понять хочу, как долго я морду полковника не увижу. Хочу ему шикарные проводы устроить, а не знаю, какую цифру на плакате писать. Младший лейтенант присвистнул и многозначительно подмигнул Каину. Исправление Элрика, похоже, ещё даже не началось, поэтому Фьюри рисковал проиграть пари. Хоукай тоже, но Риза сейчас вряд ли вникала в разговор и могла распознать опасность, ей грозившую.—?А, так ты об этом! —?Фарман с таким облегчением хлопнул себя по лбу, будто перспектива проститься с боссом радовала его даже больше, чем Стального. —?Случай с полковником квалифицируется как нарушение уставных взаимоотношений в отношении двух и более лиц, поэтому и наказание больше будет. За такое все пять лет можно получить. Эдвард, сначала сражённый терминами и самой формулировкой статьи, был окончательно добит грозящим начальнику тюремным сроком. Если сложные слова просто пугали и вызывали отвращение своей бюрократической холодностью, то предельно понятные цифры скрывали за собой реальные неприятности. Безразличие на долю секунды сбежало с лица алхимика: к таким новостям он был не готов.—?Пять лет? —?шутить про ?шикарные проводы? резко расхотелось. —?За пару ударов? Вы уверены? С понедельника натаскав из библиотеки разнообразные кодексы и своды правил, Элрик надеялся, что сможет лучше вникнуть в ситуацию. Перечитывая раз за разом безбожно длинные и сложные формулировки, повторяя себе под нос особо мудрёные моменты, Стальной верил, что вот-вот постигнет все тонкости юридической науки и сможет отмазать начальника. Наконец наткнувшись на нужный раздел и кодекс, глотая страницу за страницей, алхимик не сомневался: где-то там прячется доказательство невиновности полковника. Пять лет совсем на это не походили.—?Не сомневайся,?— Ватто, немного уязвлённый тем, что кто-то посмел усомниться в его знаниях, снова взял в руки папку. —?Но это максимальный срок, можно отделаться и тремя годами, если повезёт. В удачу Эдвард совсем не верил. Не в этом случае. Мустанг и до этого счастливчиком не был?— чего стоили ливни, сопровождавшие его в каждом сражении?— а сейчас и вовсе можно о везении не заикаться. Тут даже чудо не поможет, нужно что-то более реальное.—?Но ведь нужно что-то делать,?— Элрик с грохотом отодвинул стул и вышел из-за стола: жажда деятельности проснулась неимоверная. —?Надо как-то его спасать.—?Полностью поддерживаю,?— Риза, не отрывая головы от бумаг, одной рукой подписывая распоряжение, другой?— роясь в телефонном справочнике, наконец подала голос. —?Я не выдержу такой нагрузки три года. Полковника нужно вернуть. Каин с готовностью кивнул, всецело разделяя позицию лейтенанта. График, в котором они работали с понедельника, мог сломить любого: Хаяте уже сдался, уснув прямо на столе. Из-за вечной занятости, которая свалилась так внезапно, вопрос, почему именно они заменяют Мустанга, всё ещё не был поднят. Разбираться со всеми сложностями распределения обязанностей в армии означало тратить время зря. Хавок и Фарман снова переглянусь. Легко сказать: спасать. А как это сделать-то? Все их прошлые поползновения успехом не увенчались: рапорт отклонили, прошение не приняли, открытое письмо даже не читали. Не то это было дело, в котором можно было что-то изменить общественным мнением. Тут правило правосудие, и личные привязанности мало кого интересовали. Личные интересы, как заметила Риза, тоже.—?Наши попытки ничем хорошим не закончились, сам знаешь,?— Жан стащил со стола Хайманса карандаш и указал им в сторону Стального. —?Прощать полковника просто потому, что я и ты к нему хорошо относимся, никто не хочет. Цены на хорошего адвоката просто невероятные?— я узнавал?— тут всем штабом нужно скидываться. Ещё варианты есть?—?А что насчёт свидетелей? —?кое-какая информация, которую Рой тщательно скрывал от Эдварда, просочилась-таки к нему благодаря бдительности Альфонса. Младший брат очень вовремя подслушал один телефонный разговор своего воспитателя: смысла не понял, но общую суть уловил, а затем незамедлительно всё передал родственнику. —?Армстронг же вроде что-то придумал?—?Придумать-то придумал, только это не работает,?— Фарману снова представилась возможность блеснуть своими познаниями. —?Что бы там эти свидетели не говорили, но их показания к делу не пришьёшь,?— Элрик приподнял одну бровь и в непонимании склонил голову, так что прапорщик был вынужден продолжить:?— Ну не мог лейтенант, сидящий через три ряда, услышать, о чём там эти умники шептались. И майор, куривший у выхода, никак не мог разобрать все сплетни, которые подслушал босс. Это слишком неправдоподобно. Даже не будучи юристом, Стальной понял: идея с показаниями свидетелей ни к чему хорошему не приведёт. Их отклонят так же, как все прошения подчинённых Мустанга, а самого полковника закроют. Его полковника посадят за решётку, а он даже сделать ничего не может. Так ещё и из-за кого посадят? Из-за какого-то ублюдка, который почему-то решил, что знает о нём больше, чем кто-либо ещё, и решил поделиться этой информацией со всеми. Вдарить бы ему пару раз, чтобы… Нет, плохая мысль, Мустанг уже вдарил, и где он сейчас? Эдвард призадумался: возникший конфликт нужно было решать, это точно, но все его методы?— насилие и жестокость?— тут не работали. Нужно что-то другое. Что-то более тонкое, но вместе с тем более действенное. Что-то, за что точно не отправят под трибунал. Что-то, что сделал бы Мустанг. Как бы поступил полковник?—?Как там этого лейтенанта зовут? —?чёткого плана в голове ещё не было, но направление было понятно. Элрик метнулся к двери, но вдруг вспомнил, что не знает имени своей будущей жертвы.—?Хоулинг,?— Ватто выпалил фамилию не задумываясь, машинально отвечая на вопрос, и только потом заподозрил что-то неладное. —?Зачем тебе?—?Хочу воспитательную беседу провести,?— Стальной закатал рукава до локтя, выставляя напоказ броню; расстегнул пару пуговиц и расправил ворот, стараясь оголить шрамы у ключицы; немного подумал и переложил часы в карман брюк так, чтобы цепочка точно была видна.—?Не переусердствуй,?— Жан, наблюдая все приготовления алхимика, был совсем не уверен в его добрых намерениях. Однако совет Хавока остался не услышан: Эдвард уже вылетел из кабинета и шустро ковылял по коридору, очень воинственно постукивая гипсом. Младший лейтенант поднял глаза на часы. Пора на перекур.—?Ты проиграл, Фьюри,?— зажатая в зубах сигарета не мешала злорадствовать. Пока начатый Жаном спор о том, кто же всё-таки кого перевоспитал?— Мустанг Элрика или Элрик Мустанга?— разгорался в кабинете и уже переходил в драку, Стальной уверенно шёл решать проблему. Непривычное дело, ведь обычно он отвечал за создание неприятностей, а их устранением занимался кто-то другой. Чаще всего такая честь выпадала Огненному, и тот прекрасно справлялся. Да, бубнил иногда, мог даже накричать, но всегда со всем разбирался. Но теперь у полковника были проблемы, и решить их предстояло Эдварду. Не из принципа ?ты?— мне, я?— тебе? или чувства долга, нет, такого и в помине не было. Даже благодарностью тут не пахло: слишком много Рой любил напоминать о своей помощи, чтобы быть ему благодарным дольше пяти минут. Элрик прекрасно отдавал себе отчёт, что делает это исключительно из-за своего природного чувства справедливости, развитого даже слишком. Не мог он допустить, чтобы какой-то тип вот так легко сломал карьеру Мустангу. Блестящую, надо сказать, карьеру с далеко идущими планами. Кроме того, разве можно наказывать полковника, когда вступился он за Стального? Да, всей правды мужчина так и не сказал, но Эдварду повезло краем глаза увидеть рапорт одного из участников конфликта, а Альфонсу?— краем уха услышать сетования Армстронга и его телефонный разговор с очередным заинтересованным лицом. Даже из таких обрывочных сведений картина вырисовывалась весьма чёткая: Рой услышал об Элриках что-то настолько грязное и неприятное, что не смог не вступиться. Стальной был уверен: будь он там вместо начальника, то любители поболтать отхватили бы ещё больше. Так разве справедливо наказывать Мустанга просто за то, что он подменил его на пару минут? Конечно же нет, твердил себе Эдвард, и ковылял ещё быстрее. Знай он точно, где искать виновника всех бед, то может перешёл бы на бег, но из-за своей торопливости приходилось плутать по коридорам и стучаться во все кабинеты. Ничего, он всё равно найдёт эту дрянь, пусть даже придётся обойти все комнаты! Подобное рвение не совсем свойственно людям, ратующим только за справедливость, ведь так? Вот и Элрик это понимал. Злился, но всё прекрасно понимал. Отвращение, которое он испытывал к Хоулингу и его дружкам, было слишком сильным и неконтролируемым. Страх и растерянность, охватившие его, когда Фарман вынес полковнику неутешительный приговор, чересчур выбили из равновесия. Каким бы сильным не было чувство справедливости, не могло оно вызвать такие эмоции. А вот чувство глубокой привязанности могло. Осознанное только несколько дней назад, оно очень быстро обосновалось где-то внутри, залезло глубоко в подкорку и мешало думать о чём-либо другом. Конечно, как мог Эдвард размышлять над тем, что же приготовить на ужин, когда в спальне ничком лежал полковник, уставший, измотанный и несчастный? Как он мог спокойно изучать книги по алхимии, когда вот уже второй вечер подряд Мустанг не обращает на него никакого внимания? Приходилось глушить голод стаканом горячего чая и изучать кодексы и уставы, устраиваясь на кровати поближе к сопящему мужчине. Чёртовы эмоции заставляли переживать и откладывать все свои дела, чтобы решить чужую проблему. Такая несвобода раздражала, поэтому приходилось врать даже себе. Нет, привязался он к Рою только после прожитой рядом недели?— несколько лет совместной работы и взаимопомощи не при чём. Эта привязанность?— временное помешательство, оно пройдёт, как только он съедет отсюда. Да, он будет рад уехать как можно скорее. Всё, что он говорил и думал раньше, абсолютный бред. Ну кому понравится жить в тепле и заботе? Кому вообще нужно чувствовать, что о нём думают, им дорожат? Точно не ему. Нет, он не обманывает себя. Необходимость переубеждать себя возникла ещё и из-за самого Мустанга. Поведение офицера последние несколько дней было отвратительным. Сначала он его избегал, потом подобрел и накормил мороженым, затем снова избегал и практически не разговаривал, а с понедельника и вовсе перестал замечать. Хорошо, последнее можно списать на усталость и нервы, а всё остальное? Тут точно что-то не так. Почему-то, несмотря на свою высокую самооценку, Эдвард склонялся к варианту, будто он мешает начальнику или же слишком ему надоел. Узнать это наверняка сейчас было невозможно, поэтому приходилось накручивать себя, обижаться и принимать необдуманные решения. Худшие дни за всё время его службы.—?Разрешите? —?и вот очередной кабинет, уже набивший оскомину вопрос. Элрик просунул голову в дверь, окинул взглядом помещение без всякого энтузиазма. Не услышав отказ, влез в комнату уже наполовину и выпалил, ни к кому отдельно не обращаясь:?— Лейтенанта Хоулинга где можно найти? Да, не ахти какой метод розыска?— просто врываться в кабинеты и пытаться выведать местоположение цели?— но другого нет. Обойдя несколько этажей, Стальной уже начинал сомневаться, что такая тактика сработает. Но в этот раз наконец-то повезло.—?Это я,?— мужчина обернулся, и алхимик раздосадованно выдохнул: как же он сам не догадался? Лицо лейтенанта прекрасно сохранило следы кулаков Мустанга. Напыщенная морда сразу не понравилась алхимику. —?А кто ищет? Мальчишка проскользнул в кабинет и закрыл за собой дверь. Попытка спасти Мустанга была только одна, нужно действовать наверняка.—?Стальной алхимик Эдвард Элрик,?— каких же трудов ему стоило не расхохотаться! Вмиг помертвевшее лицо обидчика, с которого моментально слетела вся надменность, весьма располагало к улыбке. Но нет, нельзя, нужно сохранять как можно более воинственный вид, сейчас не до смеха. Не зря же он, в конце концов, так старался с порога продемонстрировать свои шрамы и побрякушки. Алхимик поманил мужчину пальцем и сжал металлическую ладонь в кулак. —?Поговорим?*** Этот чертовски длинный день наконец закончился. Стрелки уже переползли шестичасовую отметку и теперь, несмотря на свою медлительность, подбирались к половине седьмого. Что-то он сегодня слишком задержался, так можно и на дежурство ненароком остаться. Мустанг откинулся на спинку стула и отвернулся от стола. Рабочий день?— официально?— закончился больше часа назад, на улице уже темнеет, а он всё ещё здесь. И, похоже, полковник единственный, кто сейчас находится в штабе: слишком уж тихо в коридорах. Конечно, все нормальные люди уже дома, им не нужно исписывать сотни листов разнообразными объяснительными и ходить от одного генерала к другому только чтобы не попасть за решётку. Да уж, так себе неделя, если честно. Ещё и идея Армстронга не выгорела. Все свидетели на деле оказались бесполезными, их показания никого не интересовали, а врать под протокол они?— по понятным причинам?— отказывались. Придётся снова что-то изобретать. Огненный подошёл к окну и упёрся лбом в стекло. За время его тоскливых размышлений на улице потемнело ещё сильнее, а сумерки, как известно, не способствуют поднятию настроения. Полковник чувствовал, что чем дольше он находится в мрачном неуютном кабинете, тем больше застревает в этом упадническом состоянии. Ощущение было такое, что сидеть ему в этой темноте теперь до конца жизни, ведь солнца никакого не предвидится.—?Добрый вечер, полковник! Ему даже оборачиваться не нужно было: с такой интонацией к нему не обращался никто, кроме одного человека. Знакомый голос за долю секунды поставил под угрозу всё спокойствие, заработанное за дни вынужденной изоляции. Как будто и не переставали общаться. Это нехорошо.—?Ты чего ещё здесь, Эдвард? —?Мустанг развернулся к подчинённому. Пусть тот не хочет называть его по имени, он же отказываться от такой привилегии не собирается.—?Зашёл вытащить тебя из тоски и забрать домой,?— Стальной зашагал к столу так гордо и с такой широкой улыбкой на лице, что сомневаться в его словах не приходилось. —?А может ещё и обрадовать.—?Да что ты? —?Рой окинул взглядом замершего перед ним подопечного и убедился: ничего за три дня не прошло. Стало только хуже. —?Ну попробуй. Элрик довольно оскалился. Зря офицер радовался отсутствию смущения: вот оно, и куда сильнее, чем раньше.—?Пока ты тут сидел, страдал, игнорировал свои прямые обязанности,?— как же хотелось добавить ?и меня?,?— я полностью решил твою проблему. Этот лейтенант?— как там его? —?больше тебя не побеспокоит. Он сегодня признался в том, что сам развязал драку. Разбирай чемоданы, не посадят тебя. Когда Стальной, окрылённый, маршировал в кабинет начальника, то искренне считал эту речь неплохой. По крайней мере, в голове звучало сносно. Эдвард немного разочаровался в своём красноречии, но всё ещё надеялся получить крики радости, аплодисменты и громкие слова благодарности. Но Мустанг с этим не спешил.—?То есть как? —?мужчина опасливо оглядел подчинённого с головы до ног: искал следы драки. —?Что ты с ним сделал?—?Спокойствие, полковник,?— Элрик поднял ладонь. Хоть убей, а по имени называть Огненного всё равно было непривычно. Одного раза в парке хватило, неуютно было целый вечер. —?Ты ведь не зря со мной мучился. Я просто поговорил с ним.—?Поговорил? —?такое абсурдное объяснение даже вытеснило неприятные мысли о том, как же он соскучился по мальчишке. Рой скрестил руки на груди. —?Ты и поговорил?—?Да. Вежливо поговорил, объяснил ему, что он не прав, и помог найти единственный правильный выход из ситуации,?— Стальной снова расплылся в улыбке. —?Всё, как ты учил.—?Я не настолько хороший педагог,?— чем больше Эдвард ходил кругами, тем сильнее Мустанг начинал волноваться. Только с ним проблем не хватало. —?Давай-ка поподробнее.—?Какой же ты дотошный,?— приветливая улыбка сбежала с лица. Ещё бы, Стальной думал, что рыцарем на белом коне ворвётся в кабинет к мужчине и несказанно обрадует его такой новостью, обрадует настолько, что лишних вопросов не будет. Но не получилось: Огненный в рыцарях не нуждался, и в конях, похоже, тоже. —?Ладно, слушай. Пришёл я к этому Хоулингу, взял его нежно за руку и всё-всё ему рассказал: и про шумиху в Лиоре, и про камень, и про Ала. Во всех красках описал, как мы, сумасшедшие выскочки, топили города в крови. Ещё и всё своё добро показал, даже потрогать разрешил,?— алхимик ткнул в расстёгнутый ворот, сверкнул бронёй. —?Он почему-то отказался. Но истории мои ему так понравились, что он сам предложил взять вину на себя. Я сначала отказываться стал?— не дело ведь человека зря наказывать?— но он так просил, что я не смог ему отказать. Подробнее некуда. Офицер даже не сдерживал улыбку: сказочка Элрика ни при каких условиях не могла быть правдоподобной, но излагал он её так серьёзно и вдумчиво, будто и правда только что отговаривал Хоулинга от явки с повинной. А если ещё и вспомнить, как изначально Стальной это обрисовал, то закрадывались отнюдь не смутные сомнения. Мужчина усмехнулся.—?То есть, если я правильно понял, ты запугал его и заставил признаться в том, чего он не совершал? —?Огненный не был уверен, что это именно то, чего он хотел от Эдварда к концу воспитания.—?Можно сказать и так. Но я был предельно вежлив,?— Элрик безразлично пожал плечами. Трудно понять этого полковника. То он учит решать проблемы словами, то называет его методы переговоров запугиванием. И как под него подстроиться? Стальной радовался, что не стал пересказывать начальнику весь свой разговор с обидчиком: тогда он бы точно обвинил его ещё и в шантаже.—?Даже не знаю: горжусь я тобой или побаиваюсь? —?Рой действительно был в ужасе от того, какое чудовище он воспитал. Плохим решением было научить Эдварда дополнительным методам воздействия, он и без них был опасен. В конце концов, главный манипулятор в их штабе он, конкуренты?— пусть и такие очаровательные?— ему без надобности. —?Ты ведь понимаешь, что это тоже может аукнуться? Зря ты влез. Не хотелось мешать триумфу подчинённого, но и радоваться раньше времени не стоило. Безусловно, если любитель поговорить возьмёт всю вину на себя, то о большем и мечтать нельзя. А если нет? Если Элрик был недостаточно страшен и убедителен, Хоулинг решит заявить об этом в своём очередном рапорте? Тогда уж точно лучше выйти в отставку. К тому же, если Риза узнает, чему он научил подопечного, то тут даже тюрьма санаторием покажется. Нужно непременно показать Стальному, что его поступок не самый хороший: в конце концов он тут именно для того, чтобы перевоспитать мальчишку, а не ускорить его падение. Но ведь Эдвард так старался, было видно, как он ждёт похвалы или одобрения. Мустангу совсем не хотелось расстраивать Элрика: ему не хватало шумного подчинённого. Мустанг осуждающе покачал головой и отвернулся к окну. Стальной несколько раз моргнул. Алхимик совсем не понимал, что сейчас произошло. Вот он заходит в кабинет начальства, объявляет ему о своей победе и снова получает нагоняй. Вроде бы ничего не упустил, тогда почему так нелогично? Эдвард не ожидал, что Рой бросится к нему на шею с благодарностями, но и такого недовольства не ждал. Это что получается? Он за него переживал, весь исстрадался, в итоге сумел помочь, а в ответ вот это? Элрик покосился на усталое, напряжённое лицо начальника, который что-то очень увлечённо высматривал в окне. Если б только не его чувство справедливости?— именно оно и ничего больше?— то он бы лично запер Огненного на три года. Нет, на пять, нечего ему поблажки делать. Может тогда понял бы, как за него волнуются. На этом моменте мысли Стального буквально замерли. Где-то он уже слышал подобное, очень часто слышал. Кое-кто постоянно изрекал подобное, когда Эдвард ошибался или торопился. Думать и угадывать не пришлось: кое-кто стоял прямо перед ним и, обиженный, страдал, тоскливо глядя на уличный фонарь. Понадобилось почти завести на начальника уголовное дело, чтобы до Элрика дошло, как же иногда он сам бывает невыносим. Так получилось намного доходчивее, чем словами.—?Сядь,?— не хотелось этого делать, но ведь иначе до него не достучишься. Тем более, так обычно делала Уинри, а она точно не может ошибаться. Огненный удивленно повернулся, но продолжил стоять. —?Сядь, пожалуйста. Мужчина, умудряясь сохранять на лице одновременно и разочарованное, и непонятливое выражение, опустился на стул. Стальной мог выкинуть всё, что угодно, но раз он так вежливо просит, то отказать было бы грубо. Рой всмотрелся в мордашку подчинённого, такую сосредоточенную, будто тот и правда готовился к серьёзному делу. Мустанг даже начал жалеть, что так неблагодарно поступил с ним: ну подумаешь, угрожал он этому лейтенанту?— а кто тут никому не угрожал? —?он ведь ради него. Последняя мысль особо грела душу, позволяя надеяться на ответную привязанность. Суровое лицо подопечного эти надежды не поддерживало, но и не разрушало.—?Рой,?— как же непривычно и стыдно это звучит, с ума можно сойти. Но то, что он делает, ещё стыднее! Эдвард обнял начальника так сильно, что тот бы и при желании не смог вырваться. Крепко-крепко прижал к себе, уткнулся подбородком в чёрную макушку. Отобрав у Мустанга возможность смотреть ему в глаза, Элрик надеялся побороть смущение. Но это не помогло: горячее дыхание на голой коже?— чёрт, нужно было сразу застегнуть рубашку! —?волосы, щекочущие лицо, сильные руки, которые почему-то не торопились обнимать в ответ. Молчание затянулось, а речь он так и не придумал.—?Рой,?— второй раз имя выговорить было легче. Ему даже показалось, что мужчина вздрогнул при этом. Хорошо хоть не вырывается. —?Я понимаю, что поступил не совсем законно, но это ведь для твоего же блага. Я просто не хочу, чтобы ты возился с этим в одиночку. Я могу помочь. И я очень хочу помочь. Не игнорируй меня. Огненный совершенно не был к этому готов. Объятия, похожие на захват, лишили возможности не только дышать, но и думать. Стальной был чертовски близко?— опасно близко. Полковник мог, при желании, укусить его в шею?— вот на таком расстоянии они находились! А ещё эти пуговицы: он их специально расстегнул или что? Мустанг неглубоко вдохнул, боясь опьянеть от запаха, и тут же выдохнул. Он готов был поклясться, что Эдвард чуть было не отстранился от горячего дыхания. Предупреждая это, полковник быстро поднял руки и наконец обнял в ответ: неуверенно, неловко, почти не касаясь, но всё же хваля себя за смелость. Хотя какая тут, к чёрту, смелость? Он даже не может ничего ответить Элрику, хотя молчание знатно затянулось. Мустанг встряхнул головой и попытался выпутаться из цепких объятий, но получилось не очень: удалось лишь немного отстраниться, задрать голову повыше.—?Я не игнорирую. Это называется забота,?— мальчишка вскинул бровь, и Огненный испугался, что сказал что-то не то. —?Не хочется впутывать тебя во всё это. Я сам могу со всем разобраться.—?Нет, не можешь,?— Стальной опустил взгляд вниз и прямо перед собой увидел тёмные, внимательные глаза. От такого взгляда ничего не скроешь, чтоб его. —?А если можешь, то не должен. Это тоже называется забота. Думал ли Элрик, что когда-нибудь будет доказывать кому-то прелести работы в команде? Конечно же нет. Но ему он хотел это доказать, как когда-то?— ещё совсем недавно?— Рой сам доказывал это ему. Раньше казалось бредом зависеть от кого, перекладывать на других людей свои проблемы и просить помощи, а теперь это было единственным выходом. Без этого было раздражающе неспокойно, что-то слишком настырно скреблось где-то внутри, постоянно напоминая: у него проблемы, сделай хоть что-нибудь.—?Это очень по-взрослому, Эдвард,?— мужчина опустил руки и положил голову на грудь подопечному: в этот раз он победил. Слишком убедительно и искренне звучал мальчишка, чтобы и дальше отвергать его помощь. Ведь это так приятно, когда о тебе переживают. Полковник был готов, казалось, каждую неделю попадать в неприятности, лишь бы Стальной вот так вот обнимал его и успокаивал. Оно того стоило. —?Пойдём домой? Элрик взглянул вниз на удобно устроившегося у него на груди начальника. Тот щекотал горячим дыханием и совсем не собирался вставать. Эдвард не поверил сам себе, когда вдруг осознал: он и не против, чтобы мужчина вот так немного понежился, как-никак, ему нужен отдых, поддержка. Алхимик поспешно разжал руки.—?Пойдём. Только ужин сегодня на тебе,?— короткая заминка, которую заметили оба,?— полковник. Позаботься о растущем организме, а то я уже два дня на подножном корме.—?Как скажешь,?— Рой специально сделал паузу, а затем закончил, как ни в чём не бывало,?— Эдвард. Стальной вздёрнул нос повыше: начальство явно добивалось, чтобы его называли по имени. Не дождётся. И вообще, он завтра же съедет. Может быть послезавтра, но точно съедет. Крайний срок?— в понедельник, а там только его и видели. Почему-то как только Мустанг поддался на уговоры и растаял в объятиях, спасать его резко перехотелось, а привязанность и забота снова стали восприниматься как помешательство. Что ж, оно и понятно: никому не хочется признавать свои слабости и зависимости, Элрик же вообще считал, что у него таковых не имеется. Огненный же ни о чём таком больше не думал. Всё смущение, страх, непонимание происходящего осталось где-то там, на прошлой неделе. С этим ведь можно было разобраться потом. Сейчас главное?— не упустить Стального. У мужчины теперь не было сомнений, что и подчинённый может быть к нему неравнодушен, хотя бы самую малость. Ну а что, часто вы видели Эдварда утешающим кого-то? Вот то-то же. В конце концов, пятнадцать лет не такая уж и большая разница.