Пролог (1/1)

- Гордыня! – раздался над ухом зычный голос, вырвав парня из раздумий.Гордыня нехотя перевёл взгляд с красивого вечернего пейзажа на ухмыляющуюся и оттого тошнотворно-неприятную физиономию Зависти. Пальмоголовый гомункул явно считал, что блондин разозлится на такую пакость с его стороны. Но в лице Гордыни не дрогнул ни один мускул, а его золотые глаза оставались всё такими же пустыми.Зависть притворно вздохнул. Нет, с этим парнем было намного веселее разговаривать, когда он ещё был импульсивным мальчишкой, который бесился из-за одного только вида Зависти. А сейчас даже не посмеёшься над ним, разве что над его вечным ?лицом-кирпичом?. - Чего тебе, Истеричная пальма? – без тени эмоций в голосе поинтересовался Гордыня, снова отворачиваясь к окну и мысленно смеясь над той реакцией, что непременно последует. Так и есть. У Зависти, который никогда не мог похвастаться железным терпением, тут же задёргался глаз. Парень с причёской-пальмой сжал кулаки, часто задышал, прикрыл глаза, явно сдерживаясь, чтобы не сорваться и не начать орать на этого бесчувственного юмориста без лицензии, забыв о том, зачем сюда пришел. Его ведь сюда Отец отправил не с Гордыней препираться. Тот же незаметно для своего ?старшего братика-изверга? слегка усмехнулся. Десять-один в пользу блондина.Пока Зависть, пыхтя как паровоз, собирался с мыслями, Гордыня снова задумался. Он здесь уже два месяца, а всё уже осточертело. Уже надоело притворяться, что он потерял память о своей догомункульской жизни, надоело делать вид, что он не хочет каждые пять минут отправить на тот свет убийцу его младшего брата, выполнять странные и порой идиотские поручения Старика. Надоело притворяться, будто у него нет больше эмоций. Нет, эмоции он испытывал, но у него недолгое время были проблемы с их выражением на лице. А ещё… да всё надоело, осточертело и давно уже в печёнках сидит. Парень не мог уже здесь спокойно находиться. Его очень раздражала (а если совсем уж честно, дико бесила) эта необходимость жить в одном убежище с гомункулами, особенно с Завистью, которого Гордыня действительно на дух не переносил. Блондин был бы очень рад сейчас оказаться где-нибудь подальше от Столицы и осесть в том же Ризембурге, из которого он так давно уехал. Интересно, что сказала бы на это Уинри?Гордыня побледнел, чего, к счастью, не заметил Зависть. Парень боялся представить, что с ним сделает эта помешанная на машинах мегера, когда узнает, что на самом деле тут произошло. Причём, ни один из приходивших в голову вариантов возможного развития событий его совершенно не радовал и не сулил ему лёгкую смерть. И плевать, что он теперь бессмертен, за жизнь всё равно очень страшно. Ведь получить несколько раз по голове гаечным ключом и, в придачу, разрыв барабанных перепонок – это наименьшее, чем бывший государственный алхимик мог отделаться. Нет, нет и ещё раз нет. Ему с избытком за всю жизнь этого хватило, больше не надо. Нет, тогда не в Ризембург, а куда подальше сбежать лучше. На другую планету, например. Хотя, Уинри его и там достанет. - Гордыня, мать твою!!! – заорал Зависть так, что в ушах зазвенело. Гордыня слегка вздрогнул и снова посмотрел на извечного нарушителя покоя. Повернувшись к Зависти лицом, парень изо всех сил подавил в себе желание ударить того прямо по физиономии. - Либо говори, чего надо, либо иди уже отсюда, - пытаясь скрыть раздражение, произнёс Гордыня. - Только воздух зря сотрясаешь. - Ого, неужели ?Мистер хладнокровие? разозлился? – с издёвкой протянул парень-пальма. - Зависть, - этот предупредительный тон и сжавшаяся в кулак правая рука блондина заставили Зависть мгновенно заткнуться, - я не буду дважды повторять. Зависть попятился. Он лучше, чем кто-либо другой из гомункулов знал силу удара Гордыни. - Меня просто Отец за тобой послал. - Что, у дедули зачесалась спинка, а сам он не дотягивается? – не удержавшись, съязвил Гордыня. - Нет, – довольно сухо ответил Зависть, – он тебе, вроде, что-то поручить хочет. Гордыня, еле удержавшись от желания закатить глаза, слез с подоконника, на котором он всё это время сидел, и вслед за Завистью вышел из комнаты. Несколько минут они шли в полной тишине по полутёмным от недостатка света коридорам. Гордыня гадал, зачем Старик мог вызвать его после пары недель ?отпуска?. Обычно он посылал парня осмотреть окрестности, что-то найти или устранить проникших в убежище людей. Последнее Гордыня делал лишь по необходимости – тогда, когда он знал, что рядом есть кто-то из гомункулов. Он никогда не любил убивать людей без необходимости, да и не убивал никогда никого до шестнадцати лет. Это Зависть мог убить человека просто за то, что тот на него косо посмотрел. - Ладно, иди. Отец сказал, что хочет с тобой наедине поговорить, - Зависть снова безо всяких угрызений совести оторвал блондина от мыслей, хлопнув того по спине. Гордыня посмотрел на огромную дверь перед собой. Внезапно к горлу подкатила тошнота. Очень уж не хотел парень заходить туда, но хочешь-не хочешь, а зайти придётся. Он потянул за ручку, открывая дверь, и оказался в обширном зале, по габаритам похожий на храм бога Лето в Лиоре. Здесь было намного светлее, чем во всех коридорах убежища. Гомункул немного поморщился и, стараясь привыкнуть к свету, начал блуждать взглядом по залу. Тут Гордыня почувствовал, что в нём снова начала закипать почти неконтролируемая ненависть. В центре зала на каменном троне сидел мужчина со светлыми волосами и бородой, одетый в длинные белые одежды. Он сидел, склонив голову набок и подперев её рукой, и смотрел куда-то сквозь вошедшего в зал молодого гомункула. Гордыня же в попытке сдержать всё нараставшие внутри ненависть и отвращение стиснул зубы и с такой силой сжал кулаки, что мышцы свело судорогой. Он прикрыл глаза и глубоко вздохнул, успокаиваясь. Как только буря в душе немного поутихла, блондин медленно подошёл к мужчине. Но чем ближе он подходил, тем сложнее было держать себя в руках. А когда мужчина обратился к парню, тому пришлось до хруста стиснуть зубы, чтобы не выдать своих истинных эмоций. – Что-то не так, Гордыня? – спросил Ван Хоэнхайм. - Всё нормально, - парень пытался говорить спокойно, что при его нынешнем состоянии ему неплохо удавалось. Гордыня уже довольно давно понял, что является очень даже хорошим актёром. А за эти два месяца он в этом окончательно убедился. Просто премию за актёрское мастерство можно давать. - Полагаю, Зависть уже сказал, что я хочу тебе кое-что поручить, - неторопливо произнес Хоэнхайм, внимательно осматривая парня. - Угу. - Так вот, ты же понимаешь, к чему я стремлюсь? – начал Старик. - К созданию мира, где не будет иного Повелителя кроме меня. Для этого мне нужна сила, а чтобы получить силу - нужно чем-то жертвовать… Гордыня даже не слушал. Он с первой же произнесённой Стариком фразы понял, какая тирада за этим последует, поскольку слышал всё это не впервые. Но лучше не перебивать, иначе он разразится не менее длинным монологом. Поэтому парень просто стал разглядывать каменное изголовье трона, пропуская все слова мимо ушей и думая о своём.По наступившей тишине он понял, что Старик закончил с прелюдией и теперь перейдёт наконец к сути. - Вот почему, - всё с тем же пафосом подытожил Хоэнхайм, - я хочу, чтобы ты мне помог. - И чем же? – спросил Гордыня. - Ты должен создать для меня Философский камень, - огорошил парня Старик. Гордыня остолбенел, не веря в услышанное. Он помнил, что именно из-за этого проклятого камня он стал тем, кем является сейчас и потерял двух дорогих ему людей. Сердце забилось с такой силой и частотой, что казалось, будто его чёрная куртка немного колыхалась, как от ветра. Ему не было страшно, просто он не мог поверить, что Старик снова его об этом станет просить. Мысли разбежались как тараканы, голова отказывалась работать. Настолько сильны были испытываемые парнем шок и неверие. Но через несколько секунд мозг снова включился, и в голову пришла неплохая идея. - Хорошо, - сказал Гордыня, - но у меня есть одно условие. Если оно не будет выполнено, то на мою помощь можешь больше не рассчитывать. Хоэнхайм задумался почти на целую минуту. На то была веская причина – кроме Гордыни никто из гомункулов не мог использовать алхимию. Можно было, конечно, завербовать кого-нибудь ещё из алхимиков, но Гордыня, ещё будучи человеком, считался гением алхимии. А терять такого способного юношу не хотелось. - Говори, - сказал Старик. - Я сделаю всё один, - голос парня был тих, но очень твёрд. - И никто со мной не должен идти или следить за мной. Если я обнаружу слежку, то больше вы меня здесь не увидите. Никогда. Хоэнхайму эти условия не очень понравились, но он понимал, парень не шутит и говорит на полном серьёзе. - Хорошо, иди. Гордыня вышел из зала. Первым делом он зашёл в комнату и взял из тумбочки сухпаёк. Дорога до места, которое ему было нужно, занимала несколько дней быстрым ходом, поэтому нужно было взять что-нибудь съестное. Парня забавлял тот факт, что в отличие от остальных гомункулов он нуждался в пище и сне. Но он мог контролировать это, то есть мог есть и спать по желанию. На выходе из убежища Гордыня наткнулся на Кинга Брэдли – он же гомункул Гнев. Тот с недоумением посмотрел на парня. - Гордыня? Что ты тут делаешь? - Старик дал поручение, и мне нужно наружу. Гнев удивлённо приподнял брови. Было видно, он что-то заподозрил. Из всех гомункулов он был самым умным. - Поручение? – с подозрением переспросил Гнев. - Тебе одному? - Да, - напряжённо ответил Гордыня. - А что? - Да нет, ничего. Гнев прошёл мимо парня с задумчивым видом. Гордыня пошёл дальше, стараясь не оборачиваться. Внутри шевельнулось нечто, не предвещающее ничего хорошего. Блондин понимал, что Гнев мог о чём-то догадаться, ведь не за красивые же глаза он столько лет был фюрером. Но это было сейчас неважно. * * * Через пять дней Гордыня добрался до нужного места. Сейчас он стоял под дождём перед маленькой хижиной в центре леса. Отличное место для того, чтобы спрятать что-нибудь или кого-нибудь от посторонних глаз. Особенно от военных. Да и для жилья этот лес почти идеально подходил. Единственный минус – до ближайшего городка было около сорока пяти километров, а дорога туда не проложена. Но в остальном место было прекрасным – тихим и очень живописным. Юноша подошёл к двери и легонько постучал в неё. За дверью послышались шаги и раздался приглушённый женский голос: - Кто там? - Сентиментальная фасолина, - тихо ответил парень. - Открывай. - Эд?! Раздался скрежет щеколды и дверь отворилась. На пороге стояла женщина с короткой стрижкой и татуировкой, тянувшейся от щеки до локтя с правой стороны и которую было видно из-за того, что женщина была в майке. Она с ошарашенным видом смотрела на парня, который стоял в расслабленной позе, засунув руки в карманы. - Эд, но, ты же… - начала было женщина. - Не на улице, Мартель! – резко перебил её блондин. - Может впустишь? Мартель посторонилась, впуская Гордыню в хижину. Парень, прошёл внутрь и откинул капюшон. Вода стекала с него в три ручья. Гордыня стянул плащ, повесил его у камина, в котором горел огонь, и сел на рядом стоящий стул. Мартель протянула ему полотенце. - Спасибо, - сказал юноша и, взяв протянутое полотенце, утёр лицо от дождевой воды. - Эд. - Что? – машинально отозвался парень, хотя звук его настоящего имени для него был подобен удару ножом. - Это правда? – с явной надеждой на обратное спросила Мартель. - Правда, что Ал… - голос её дрогнул. - Что Ал погиб? Гордыня отвёл взгляд и долго невидящим взглядом смотрел на деревянный пол хижины. Он хорошо понимал причину, по которой она надеется, что его младший брат всё-таки жив. Большая часть людей, которых они знали, высказывали эту надежду. Гордыня видел их издалека, пока перебирался с гомункулами в убежище или выполнял поручения Старика, но не мог к ним подойти, поскольку считался погибшим во время обрушения части подвала в Центральном штабе. Каждый из их знакомых и тех, кому они когда-то помогали, хорошо помнили и любили Ала. Не потому что он долгое время был огромными доспехами, но потому что Ал был очень ярким. Его словно окружал тёплый свет, к которому хотелось тянуться и следовать за ним, лишь бы не терять из виду. Ал был добрым и открытым и, в отличие от своего импульсивного старшего братца, предпочитал всё решать словами, а дрался только в том случае, если это действительно необходимо. Однако… Гордыня почувствовал, как к горлу подступил комок, а на глаза навернулись слёзы. Воспоминания о брате все эти два месяца причиняли юноше нестерпимую, ни с чем не сравнимую боль. Ведь Гордыня считал, что именно он, и никто другой, виноват в смерти Ала. И не только Ала, но и Роя Мустанга, который для Гордыни был не просто начальником, а другом. Они оба погибли. Два очень дорогих ему человека расстались с жизнью при попытке защитить его, парнишку, который в итоге всё равно стал гомункулом. - Да, это правда, - ответил он на вопрос Мартель. - Ал погиб. Парень всё это время смотрел в пол и потому не видел лица женщины. Но он понимал, что она изо всех сил сдерживает слёзы. Она не забыла, как Ал полгода назад спас её от гибели, а потом вместе со своим старшим братом помог обустроиться в этом лесу. Гордыня слегка помотал головой, словно пытаясь прояснить её. Сейчас не время для печальных воспоминаний. Он здесь не для этого. - Мартель, - не поднимая головы, произнёс парень. Голос его был немного глухим. - Что? - В соседнюю комнату ведь никто больше не входил? - Нет, - отрицательно помотала головой женщина. - Да и никто кроме тебя и Ала больше ко мне не ходит. - Вот и хорошо, - сказал Гордыня, вставая, - тогда я заберу, то, что там спрятал, и уйду. А ты можешь дальше делать, что хочешь. - В смысле? – не поняла Мартель. - С домом, - пояснил он. - Можешь его разнести к чертям собачьим, продать… В общем, делай с ним, что хочешь. Всё равно мы с Алом его создали с помощью алхимии, сама знаешь. Мартель усмехнулась. - Ничего я не буду с ним делать. Просто продолжу жить. - Ну и славно. Гордыня был рад, что сумел хоть немного разрядить обстановку. Хотя, он понимал, что это была очень вялая попытка. Блондин зашёл в упомянутую комнату. Там он извлёк из потайного ящика небольшую коробку. Открыв её, парень увидел внутри кроваво-красный камень. В горле снова застрял комок. Гордыне очень захотелось уничтожить этот проклятый камень. Но он подавил это желание и сунул его в карман. Он понимал, что не для того Жадность отдал ему этот камень перед смертью, чтобы его потом уничтожили. - Уверен, что не хочешь переждать дождь? – спросила Мартель, когда Гордыня собирался уходить. - Там ведь льёт, как из ведра. - Прости, Мартель, - сказал парень, снова натягивая плащ поверх куртки, - но я не могу остаться. Нужно кое-что срочно закончить. Он открыл дверь. Теперь дождь представлялся сплошной стеной. Гордыня присвистнул. - Прям светопреставление какое-то, - не удержался он от сарказма. Мартель усмехнулась. Но потом произнесла: - Эд. Парень обернулся. Она улыбнулась. - Заходи как-нибудь на чай. Блондин улыбнулся в ответ и, повернувшись, ушёл. ?Жаль только, - подумал Гордыня, - что я, возможно, не смогу выжить после того, что я хочу сделать?. * * * Молодой гомункул воспользовался своей способностью. Хоэнхайм нахмурился, глядя, как в руке блондина появляется огромная коса. Оружие засверкало в свете ламп. Парень рванул с места и одним ударом разрубил каменный трон, около которого мгновение назад стоял Хоэнхайм. Тот вовремя успел отпрыгнуть. Однако оружие прошло в паре сантиметров от его живота, слегка зацепив одежду. - Так значит, - произнес Старик, - ты решил предать меня? - Я никогда не был на твоей стороне! – крикнул Гордыня, глядя на Хоэнхайма. Зрачки его золотых глаз стали вертикальными. Старик напрягся. Во взгляде этого парня было столько ненависти и боли, что казалось, будто Хоэнхайм сейчас сгорит под влиянием этого взгляда. - Так ты всё вспомнил? – приподнял брови мужчина. Гордыня до скрипа стиснул зубы. Он очень хотел сдержаться от крика, но тот вырвался помимо его воли. Парень не мог больше контролировать свои эмоции. - Я ничего и не забывал! – заорал он, снова поднимая косу. Хоэнхайм снова успел увернуться, и лезвие воткнулось в каменный пол. Гордыня выругался. Он, конечно, ожидал, что у Старика довольно неплохая реакция, но не настолько же. Но в одном у парня было большое преимущество – Хоэнхайм был не очень хорош в ближнем бою, тогда как Гордыня мог сражаться как на ближней, так и на дальней дистанциях, используя алхимию. На шум борьбы прибежали остальные гомункулы. Гордыня был к этому готов и потому, пусть и с трудом, уходил от большинства атак Похоти, Обжорства, Гнева и Зависти. Парню было довольно тяжело противостоять сразу пяти врагам, но он бывал в ситуациях и похуже. Хотя, казалось бы, куда уж хуже-то? В какой-то момент этой схватки Гордыня слишком сосредоточился на отражении очередной атаки Гнева, и потому Похоть всё же сумела достать его своими когтями со спины. Длинные, тонкие и невероятно острые чёрные пики пробили тело парня насквозь. Однако тот не растерялся и рубанул косой позади себя – его целью было не столько ранить Похоть, сколько обрубить когти. Однако, вопреки ожиданиям, парень добился обоих результатов. Когда обрубленные когти рассыпались в пепел, Гордыня отпрыгнул и приземлился метрах в пяти от того места, где недавно стоял. Он, утерев полившуюся изо рта кровь, дотронулся до раны и обнаружил на том месте десять дырок на одежде – Похоть умудрилась ранить его когтями обеих рук и зацепила лёгкие. Рана уже успела затянуться. ?Дело плохо. Так не может длиться вечно, - думал Гордыня, отбив рукоятью косы удар Зависти. - Пора уже с этим заканчивать?. Блондин перестал уворачиваться и перешёл в нападение. Гомункулы даже немного стушевались от неожиданности. Гордыня и сам был немного удивлён собственной решительности. Ведь раньше он не решился бы идти на такую толпу гомункулов в одиночку. По крайней мере, когда был человеком. А сейчас… Гомункулы начали слегка отступать. Они понимали, что теперь, даже вчетвером, им будет очень тяжело победить этого подростка. С ним было нелегко драться и когда он был человеком, но тогда его хоть убить была возможность, и потому он был осторожен. Теперь же, получив ускоренную регенерацию, он совершенно не опасался смертельных ран, но и так просто ранить себя не позволял. Проблем им также добавляло и то, что Гордыня, ещё будучи человеком, был в отличной физической форме, а став гомункулом он стал ещё сильнее и быстрее. Про повышенную выносливость можно даже не заикаться. Под напором Гордыни, гомункулы отступили в центр зала. Это стало их ошибкой, потому как они попали в давно приготовленную длинноволосым блондином ловушку. Гордыня с хлопком соединил руки и дотронулся до пола. Гомункулы стали озираться, но через мгновение провалились в дыру, появившуюся у них под ногами. Как только они скрылись из виду, пол снова собрался. Ещё одна ярко-синяя вспышка – стены, пол и потолок каморки, в которой оказались искусственные люди, стали невероятно прочными – когти Похоти не смогли и царапины на них оставить. К тому же, атака была настолько неожиданной и быстрой, что даже Гнев с его Абсолютным зрением не успел ничего понять. - Вот вам привет от Жадности с того света, - негромко произнёс Гордыня. Парень повернулся к Хоэнхайму. Теперь осталось только осуществить задуманное. - Ты ведь понимаешь, что не сможешь убить меня? – спросил Старик. - Да, понимаю, - ответил блондин. В его голове уже сформировался чёткий план действий. - Тогда какова твоя цель? – решил поинтересоваться Хоэнхайм. - Так я тебе и сказал, - хмыкнул парень. Старик, даже не пошевелившись, преобразовал часть пола, и в Гордыню полетело множество острых каменных шипов. Но они разбились о барьер из кроваво-красной энергии. Хоэнхайм мгновенно изменился в лице. - Не может быть! – воскликнул он, отправив новую порцию шипов в сторону парня. Тот все также продолжал стоять, а шипы снова разбились о тот же барьер. - Так значит у тебя все же есть Философский камень?! – не унимался Старик. - Какая удивительная проницательность, - съехидничал Гордыня, показав камень, по размеру чуть больше перепелиного яйца. Хоэнхайм снова начал атаку. Он безостановочно отправлял множество каменных снарядов, что создало большое облако пыли, закрывшее мужчине обзор. Он прекратил эту бомбардировку. Когда пыль немного улеглась, Хоэнхайм понял, что парень куда-то пропал. Не опуская рук, мужчина стал осматриваться, но никого не увидел. Внезапно прямо над головой раздался свист рассекающей воздух стали.Хоэнхайм не успел поднять голову вверх, как его руки были одним ударом отсечены по самые локти. Гордыня, который держал в руках теперь два похожих на катаны изогнутых меча, вторым мгновенным ударом отсёк Старику ноги выше колена. Мужчина издал неистовый вопль и, на долю секунды повиснув в воздухе, с глухим стуком упал на пол. Отсечённые части тела мгновенно превратились сначала в четыре Философских камня, а потом все четыре слились в один целый камень, который был довольно большим. По крайней мере в ладони парня, сразу же подхватившего добычу, камень умещался с трудом. - Ах ты… - злобно прошипел поверженный собственным сыном Хоэнхайм. - Немедленно верни камень назад! - Не дождёшься! – воскликнул Гордыня. - Ты не понимаешь, что делаешь! – продолжал вещать Старик. - Как раз-таки понимаю… Внезапно парень застыл, словно его только что парализовало, а пространство вокруг и его самого озарил ярко-красный свет. Свет этот испускал Философский камень в руке Гордыни. Глаза парня расширились и словно остекленели, сам он смотрел в пол. Тут Философский камень стал… впитываться в тело Гордыни. Парень закричал – было невыносимо больно. Хоэнхайм и сумевшие выбраться гомункулы во все глаза смотрели на это. Они были слишком шокированы увиденным, чтобы пытаться напасть. Гордыня понимал, что ничего не может со всем этим сделать, но боль, которую он сейчас испытывал, невозможно было описать словами. Такой он не испытывал, даже когда потерял руку и ногу. Юноша согнулся пополам от острой, быстро распространявшейся по телу боли. Было такое ощущение, что по всем его сосудам сейчас текла не кровь, а расплавленное железо. Тем временем Философский камень полностью впитался в тело гомункула. Боль начала перемещаться в солнечное сплетение. Парнянесколько раз вырвало кровью. Гордыня упал на пол, тяжело дыша и ещё откашливая кровь. Зрачки его золотых глаз всё ещё были вертикальными и очень узкими. В сознании всё плыло, сфокусировать зрение или связно мыслить казалось совершенно невозможным. Парень почувствовал, что начинает терять сознание. ?Да что, чёрт возьми, происходит?!? - пронеслось в голове Гордыни, перед тем, как он окончательно лишился чувств…