Весенняя Война. Эпилог: "На Олении они не остановятся..." (1/2)

"Будущее туманно. Страх неизвестности наполняет наши души и сердца. Враг бесчинствует в нашей стране, мы же ютимся в чужих краях, не имея ни крова над головой, ни твёрдой земли под ногами. Мы — изгнанники, наша жизнь наполнена горечью и тоской по Родине, которую нам не хватило сил отстоять.

Единственное, что у нас осталось — это память. Память об Олении, которую мы потеряли. Потеряли из-за своих и чужих пороков, из-за слабости и нерешительности как нашей собственной, так и тех, на кого мы решили положиться. Воспоминания о былом терзают наши умы, полнящиеся картинами варварского ига, что обрушилось на народ нашей страны, брошенный нами трусливом бегстве.

Но знайте все те, кто сейчас томится на чужбине, знайте и те, кто остался в покорённых врагом пределах Родины! Оления не потеряна, Оления не погибла, Оления жива, пока жив последний оленийский солдат и моряк, пока вьётся по ветру отеческое знамя! Настанет час, и мы вернём свой потерянный дом! Борьба не окончена в мантийском вагоне грязными копытами предателей! Борьба идёт, пока пепел Эстскога бьётся в грудь каждого воина Олении, пока жива наша надежда, жива наша память!

Пусть весь равнодушный и кровожадный свет услышит: Оления жива! Оления сражается! И рано или поздно, Оления победит!"

Один из вдохновляющих очерков оленийской эмигрантской газеты "Возрождение". Автор остался анонимным. Воззвание было опубликовано где-то между июнем 1008-го и январём 1009-го.

***Солнце двигалось к зениту, шум прибоя и солёный морской ветер влетали в распахнутое окно кабинета. Комната была обставлена по последнему слову моды и ясно говорила о богатстве местного обитателя: пол был выложен дорогим паркетом, письменный стол был вырезан из красного дерева и выглядел настолько мило, что настоящим кощунством было бы пролить на него хоть каплю чернил. У стен стояло два небольших шкафа из того же материала, сами стены были покрыты сине-золотыми обоями на которых был витиеватый растительный орнамент. Помимо всего этого, здесь было два роскошных кресла, обитых синим бархатом.

У окна стояла олениха, она смотрела в морскую даль. Сине-серые волны бились о скалы далеко внизу, а горизонт скрывал за собой берега страны, с которой она уже давно была в разлуке.

Жизнь в эмиграции для королевы Вельвет вовсе не была тяжёлой. Скорее наоборот — в Эквестрии ей оказались очень рады, как и всем её сторонникам. Принцесса всё так же жила великосветской жизнью, регулярно получая деньги лично от Селестии. Она даже не особенно планировала свергать своего незаконнорожденного брата, надеясь на повсеместную помощь её всемогущей благодетельницы.

Но последние события сильно всё поменяли. Её наследная земля оказалась захвачена, а ненавистный ей Йохан Дьявулен скончался так жестоко и внезапно, что Вельвет ужаснула это. Она не желала такой страшной гибели для своего сводного брата, кем бы он ни был. В Эквестрию хлынули толпы эмигрантов с запада: множество военных и гражданских, которым не осталось иного выбора, кроме как просить помощи у неё и её ближнего круга. Принцессу решено было короновать, а утверждение оленийского правительства в изгнании стало уже не блефом, а простой необходимостью.

Сегодняшний день не один из многих, сегодняшний день должен был иметь значение.

— Госпожа, герр Мантельхейм хочет поговорить с вами. Он ждёт вас внизу. — В дверях раздался голос служанки. Молодая королева обернулась, вид её был возвышенно-непроницаем, но в глазах читалась смесь усталости, скуки и тоски.

— Передай ему, что я сейчас спущусь.

Служанка коротко кивнула и скрылась с глаз долой, Вельвет же подошла к стоявшему здесь ростовому зеркалу, имевшему для неё значение большее, нежели стол для бумаг. Она осматривала себя около пяти минут, после чего пришла к выводу: "В таком виде вполне можно показаться."

Вельвет вышла в коридор, он был короток и обит почти такими же обоями, как в кабинете. После коридора начиналась лестница на первый этаж, где была устроена гостиная. Там, в одном из уютных кресел сидел пожилой олень в сером костюме. На вешалке в прихожей осталась его фетровая шляпа. Карл Густав Мантельхейм после эвакуации перестал носить военную форму.— Здравствуйте, Ваше Величество. — Произнёс он, вставая из кресла и кланяясь спускающейся по лестнице Вельвет.

— Здравствуйте, герр маршал. — ответила она ему, проходя по комнате и садясь в одно из кресел. — Вы явились намного раньше намеченного времени, с какой целью?

— Ваше Величество, — заговорил олень, — я хочу рассказать вам о моей поездке в Кантерлот. Вы, наверняка, о ней уже осведомлены.

— Если вы хотите мне что-то рассказать, то значит осведомлена недостаточно. Насколько я знаю, вам удалось добиться того, что здесь будет проведён серьёзный военный совет. — Королева склонила голову на бок, пытаясь прочитать мысли старого офицера. Она знала его с малых лет и всегда считала очень достойным и хорошим оленем. У неё всегда была надежда на то, что он перейдёт на её сторону, но разумеется не при таких чудовищных обстоятельствах.

— Проблема в том, что это единственное, чего мне удалось добиться. Селестия благоволит нам, а Луна прислушивается к нашим предупреждениям, но вот только этого недостаточно... — Олень сделал короткую паузу, как бы пытаясь найти слова. — Кантерлотский двор мало влияет на местные власти. Военные чиновники ванхуверского округа даже не хотят меня слушать, а федералы ничего не могут им сделать. Они отказываются собрать эмигрантские полки, они даже не хотят меня слушать! Надеюсь, на собрании удастся как-то повлиять на ситуацию.

— Герр Мантельхейм, зачем вам собирать армию сейчас? Прошу прощения, но я не вижу логики...

— Моя госпожа, логика тут самая простая. Те силы, что я смог эвакуировать, сейчас находятся в Ванхувере. У них нет ни денег, ни довольствия — они фактически безработные, бродяги. Если подразделения снова не организовать и не поставить их на снабжение, то у нас вовсе не останется солдат. Они станут бандитами и чернорабочими, либо просто сопьются. Я не могу этого допустить.

— Прошу прощения за мою непроницательность, мне очень тяжело даже думать о том, что то, что осталось от нашей армии сейчас в таком ужасном положении. Но чего вы хотите от меня добиться?

— Вы имеете связи в местном бомонде, было бы хорошо, если бы вы воспользовались ими на благо наших воинов.

Выслушав это предположение, Вельвет улыбнулась, но улыбка её была печальна.

— Да, у меня есть связи, но тут всё совсем непросто... Один мой хороший друг неплохо знаком с двоюродным братом ванхуверского военного администратора. Вы наверняка тоже знаете его — это Арвид Хьортссон, он бежал вместе со мной во время известных событий.

— Да, я знал его. Достойный и честный офицер.

— Так вот, — продолжала королева, — он с недавних пор вхож в их семью и знает о них многое. Как известно — помимо дружбы и гармонии, в Эквестрии очень любят ещё одну вещь — деньги. Более того, им зачастую отдают большее предпочтение, ведь в отличие от эмпирических понятий, деньги имеют самый материальный вес. Если коротко, то всё упирается в военный бюджет. Округ просто не хочет выделять денег на содержание лишних подразделений. Не то чтобы денег на это нет, просто господа чиновники хотят распорядиться ими несколько иначе... Вам это ничего не напоминает?

— К сожалению — напоминает, Ваше величество. Нет гидры страшнее и лицемернее, чем гидра военной коррупции. В стране, где армия содержится за счёт регионов, ей суждено разойтись пышным цветом. А самое тут глупое — это то, что они пилят сук на котором сидят. Герр Блюблад намерен выжечь всю эту сволочь калёным железом, главное — чтобы не стало слишком поздно. Не знал, что здесь всё так запущено, ведь это пограничный регион, на их лежит большая ответственность.

— Их это мало волнует, уж поверьте. Эквестрия сотни лет ни с кем серьёзно не воевала, в этой стране военный бюджет — это то, что разворовывают на практически законных основаниях.

— Это так... Как бы не хлебнули горя наши новые союзнички из-за таких "традиций".

Послышалось приближающееся тарахтение моторов. В прихожей послышались торопливые шаги.

— Господа, господа! Военные прибыли! — Встревоженно воскликнул один из домашних слуг, поставленных "на часы" у дороги.

Мантельхейм кивнул ему, а затем повернулся к Вельвет.

— Вы будете присутствовать?

— Прошу прощения, но я не вижу в этом смысла. Надеюсь, у вас всё получится.

Тарахтение машин приближалось, собеседники встали из кресел.

— Я тоже надеюсь. — Ответил наконец маршал, а потом пошёл на улицу встречать гостей.