Глава 27 (1/2)

Этот самый ров, о котором говорил Магистр, почему-то представлялся Богдану похожим на Большой Каньон – широкой трещиной на ровной поверхности пустыни. На самом же деле это была скорее исполинская борозда, пропаханная нереальных размеров плугом. То серое нечто, которое он видел с балкона цитадели, оказалось высокими, как горная гряда, отвалами земли. Богдан шел вдоль них в поисках места пониже, чтобы взобраться и заглянуть по ту сторону, и это заняло у него почти два дня. Переночевал он в небольшой нише, образованной в плотно спрессованной земляной стене с каменными вкраплениями, низкий потолок которой навевал не очень позитивные мысли о склепах и могилах.Наконец к середине второго дня в ровно идущем верхнем крае гряды он заметил резкий скачок вниз, как провес на графике, и достаточно пологий склон. В этом месте получился бы хороший перевал, если кому-то приспичило бы гулять по краю здоровенной дырки в земле, как например вот ему сейчас.

Стоя на вершине гряды, он с удивлением обозревал открывшийся пейзаж. По другую сторону рисовалась совсем иная картина, словно и не пустыня вовсе. Во-первых, здесь не было песка, на склонах росла чахлая растительность, а ров оказался широкой трещиной в земной плоти, уходящей в стороны насколько хватало глаз. Дальше вдоль внутренней стороны гряды он заметил что-то вроде оазиса, по крайней мере, зеленые кроны деревьев намекали на наличие воды. Воодушевившись, Богдан решительно шагнул вперед, начав спускаться.Вероятно, раскол был настолько глубоким, что пронизывал всю твердь материка. По крайней мере, осторожно подобравшись к его краю и заглянув вниз, Богдан не смог разглядеть дна. Только отвесные стены, постепенно скрывающиеся в матовой тьме. У парня затряслись поджилки, стоило представить, как долго пришлось бы лететь вниз, если не дай Бог, навернуться туда. Он судорожно сглотнул и бочком отодвинулся от обрыва, решив не дразнить судьбу. Дар даром, а с такой высоты он еще не падал, да и не планировал.

Оазис оказался настоящим раем. Небольшая роща, слегка взобравшаяся на склон, скрывала уютную полянку с родником. Вода тоненькой струйкой стекала по гладким камешкам, наполняя небольшую природную чашу, и у Богдана защемило сердце: там, на далекой родине, остался такой же родник, слегка правда облагороженный человеческими руками, однако находился он в самой глубине парка, скрытый высокими старыми деревьями. Они со Стасом часто приходили туда в детстве играть в путешественников, бродящих в глубокой чаще дикого леса. Словно они, уставшие и голодные, устраивали привал, жадно съедали принесенные из дома бутерброды, а потом долго пили ледяную воду из расколотой каменной чаши, не в силах оторваться от нее, пока не начинало ломить зубы. И не было ничего слаще этой чистой прозрачной влаги.С тоской в сердце Богдан припал губами к поверхности воды и начал пить, однако вкус оказался совсем другим, хотя она была чистой и очень холодной. Конечно, надо признать, он скучал по дому. По родителям, по друзьям, по той беззаботной жизни, которой лишился по неизвестным причинам. Даже по школе, хотя учился всегда с прохладцей. В этом мире он обрел второй дом, но все же был бы не против иметь возможность хоть иногда и ненадолго возвращаться туда, где родился.С такими мыслями Богдан удобно устроился на мягкой траве, перекусил остатками еды, прикинув, что ее осталось совсем мало и неплохо бы ему уже наткнуться на какой-нибудь караван. И сам не заметил, как заснул.Разбудило его легкое касание, и сразу же открыв глаза, Богдан замер, тревожно следя за широким лезвием то ли ножа, то ли кинжала, прижатого острием к щеке. Боль укола развеяла остатки сна. Над ним нависала темная фигура, и в ярком бирюзовом свете ночного ока Богдан узнал в ней Инана, человека, приютившего его в первое время после появления здесь, а потом предавшего. Но, кажется, именно у бывшего друга теперь к нему претензии. Взгляд, которым изможденный и оборванный парень прожигал его лицо, пылал порожденной настоящим безумием яростью и блестел слезами. Казалось, все свои неудачи, проблемы, и потерю возлюбленного, Инан записал на его счет.- Я знал, что рано или поздно встречу тебя! – прошипел парень, вдавливая лезвие сильнее.

По щеке Богдана скользнула теплая капля, только он не понял, была это его кровь, или слеза Инана.- Я знал, что смогу отомстить! – хрипло выдохнул безумец, и, резко замахнувшись, попытался вонзить в него нож.Богдан никогда не был мастером боя, хоть на кулаках, хоть с оружием, однако быстрая реакция спасла его от удара. Оттолкнув Инана коленом, он быстро откатился в сторону и попытался вскочить на ноги, однако смог только подняться на колени, потому что нападавший резво прыгнул ему на спину и начал бешено размахивать ножом прямо перед его лицом. Богдан с силой упал на спину, услышал сдавленный стон, оттолкнул от себя вооруженную руку и отодрал пальцы от шеи. Откатился и вскочил на ноги.Инан уже вновь летел к нему, беспорядочно размахивая ножом, но Богдан успел пнуть его в бедро, тот упал и покатился по траве, однако снова вскочил невероятно быстро. Все происходило настолько стремительно, что Богдан не мог даже вздохнуть лишний раз, не то что заговорить. Он не особо часто дрался, поэтому все силы направлял на оборону, да и то как-то неуклюже, а прибегать к помощи гнева для того, чтобы урезонить несчастного безумца, он не собирался. Не тот это случай, и Инан здесь не злодей, а жертва. Просто он оказался слаб и не смог достойно пережить потерю близкого человека. И наверняка коварный старикашка и здесь приложил свою морщинистую лапку, накручивая подчиненный разум и заставляя поверить, что виноват во всем только один человек.Силы Инана, казалось, совсем не убывали, по крайней мере, он продолжал так же резво набрасываться на него, а вот Богдан уже начал уставать. Все тяжелее становилось даже просто отмахиваться от остервеневшего парня, с губ которого уже срывалась пена, не говоря о том, чтобы атаковать.- Убийца, убийца! – визжал Инан, раз за разом накидываясь на него с ножом.В распоряжении Богдана были только руки, которыми он как мог отмахивался и закрывал лицо, потому что большинство ударов метили именно туда. Во время очередного броска Инану удалось воткнуть нож в тыльную сторону его неловко вывернутой кисти, а тот еще и навалился, протыкая ее насквозь. Богдан успел отодвинуть раненую руку от лица, но кончик ножа все же пропорол его щеку.

От неожиданности Инан отскочил, оставив нож в ране, а Богдан не веря смотрел на конструкцию, от шока не чувствуя боли. Потом поднял наливающийся яростью взгляд на оторопевшего Инана. По всей видимости, вынашивать планы убийства гораздо легче, чем воплотить их, по крайней мере, парень вдруг поник и опустил плечи. Ну уж нет, теперь держись.- Ну, сука, ты меня достал! – проревел Богдан, резким движением вытаскивая нож из ладони и отшвыривая его далеко в сторону.Из раны хлынула кровь, но Богдан, не обращая на это внимания, ринулся вперед, сшибая бывшего друга и падая вместе с ним на землю. Инан остервенело отбивался, однако Богдан вошел в раж и не собирался отступать. Разум заволокла багровая пелена, через которую смог пробиться только мысленный вопль «Сдохни! Сдохни!», а сведенные судорогой пальцы сами тянулись к горлу, чтобы сжать изо всех сил, сдавить, сломать… Оба с ног до головы измазались в крови и земле, но продолжали кататься по ней, неумолимо приближаясь к пропасти.Богдан даже не заметил, как они оказались на самом краю обрыва. Он моментально пришел в себя, перекатился, оказавшись снизу, и расслабил руки, пытаясь перехватить и перекинуть Инана подальше, однако тот, почувствовав свободу, неожиданно свалился на другую сторону и почти сорвался вниз, успев уцепиться за Богданов рукав. Парня рвануло вслед, но он смог задержаться, повиснув боком параллельно краю. Тело, которое он удерживал, казалось неимоверно тяжелым и покачивалось, усложняя задачу. Богдан слепо шарил свободной рукой по неровной поверхности, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, но только соскальзывал еще ниже, свисая уже половиной собственного тела. И когда сошедший с ума парень вдруг поднял лицо вверх и посмотрел на него, Богдан увидел в его глазах другое безумие – страх близящейся смерти. Однако страх этот бушевал недолго, сменившись спокойным равнодушием. Кажется, Инан все уже решил. И когда судорожно сжавшие крепкую материю пальцы начали расслабляться, Богдан сам вцепился в его ладонь, как назло той самой рукой, что была только что ранена.- Нет, Инан, нет! – прохрипел он. – Не отпускай, помоги мне!- Какой смысл? – вполне осознанно тихо спросил бывший друг. – Никого нет, все они мертвы…- Нет, брат! – уговаривал Богдан, почти рыдая и продолжая цепляться за выскальзывающую из-за текущей крови ладонь.Другой рукой он смог довольно крепко ухватиться за небольшой выступ, зависнув над равнодушной бездной. Почему-то попытки вызвать гнев, чтобы спастись, снова рассеивались в ушибленном животе горячими искрами. Парень глотал бессильные слезы, понимая, что без помощи Инана он ни за что не сможет вытащить его, однако тот его не слышал, продолжая бормотать что-то очень тихо, словно напоследок хотел со всеми проститься и покаяться в грехах.- Инан, не надо! – хрипло умолял Богдан. – Не все мертвы, брат, Зиля жива и она в хороших руках, у Джуна тоже все в порядке. Ты не один, пожалуйста, не надо так…Взгляд висящего над пропастью Инана стал взволнованным.- Правда?- Я не стал бы врать тебе о таких вещах, поверь, ты им нужен! Давай, хватайся крепче и поищи ногами опору.Инан глубоко вздохнул, огляделся и попытался уцепиться за его рукав второй рукой, одновременно, видимо, отталкиваясь от чего-то ногами, но из-за этого резкого рывка каменный выступ, за который держался Богдан, неожиданно раскрошился под его пальцами, и оба парня, беспорядочно махая руками, рухнули вниз.Неправду говорят, что перед смертью перед глазами проносится вся жизнь. Там только темнота.***Дико болела голова. Ощущения такие, словно вместо мозга под черепом обосновался воздушный шарик с очень плотными стенками, который надувается, зараза, так, что грозится в любую минуту лопнуть, в хлам разнеся многострадальную башку. И вообще, ну сколько уже можно биться ей о разнообразные твердые поверхности.А еще довольно чувствительно прохладно, словно по дну глубоченного каньона, в который он сорвался вслед за Инаном, сквозит ветер. Не хотелось ни шевелиться, ни открывать глаза, ведь в глубокой тьме нельзя будет рассмотреть даже изломанное тело несчастного парня, которого он не смог спасти. Однако, прислушиваясь к собственным ощущениям, Богдан вскоре понял, что лежит вовсе не на жестком камне: под спиной что-то мягкое и упругое, словно он лежит в кровати. Неужели его нашли и вытащили?!Слипшиеся ресницы не позволяли открыть глаза. Такое чувство, что он плакал в забытьи, да и повод все же имелся…Богдан с трудом подтянул руку к лицу и принялся пальцами раздвигать веки левого глаза, так как другой, как и вся правая сторона лица, был прижат к мягкой поверхности. Ресницы отклеивались с трудом, даже с болью, и Богдан был уверен, не менее половины остались на щеках.Вокруг была мягкая сероватая полутьма. Пришлось приподнять голову и расковырять второе веко, однако лучше видеть он не стал. Какое-то непонятное чувство… или воспоминание заставило тревожно забиться сердце. Что-то странное копошилось в животе, нет, не пресловутые бабочки, а непонятное чувство смятения, вовсе не относящееся к нему самому, и, как это ни странно, ко всему, что происходит вокруг. Это было связано с прошлым, с тем далеким временем, когда он жил с родителями, учился в школе и ни сном, ни духом не подозревал о нескончаемой Веренице миров, великом Древе, Фризе и вообще…Некоторое время спустя он понял, что это было. Запах. Неповторимый запах его собственной комнаты в доме родителей, немыслимая смесь ароматов туалетной воды, подаренной девчонками на 23 февраля, связки коричных палочек, оставшейся от попыток приготовления глинтвейна, старых исчитанных до дыр в обложках книг, кишевших невероятными приключениями. Ему, наверное, сейчас было бы скучно читать их, ведь с появлением его на Фризе, вся жизнь превратилась в одно большое и страшное приключение, но в данный момент он не жалел ни об одной секунде, проведенной здесь. Все, что с ним произошло, вело к одному результату – встрече с Яром, и это стало самым значимым событием всей его жизни. Не важно, что сейчас его нет рядом, зная капитана, можно было с уверенностью сказать: встреча близка, и что бы ни задерживало его, это ненадолго.

Решив поблагодарить неведомых пока спасителей, Богдан перевернулся на спину и открыл глаза. Большая комната, окно приоткрыто, легкий ветерок колышет занавески. Серебристые обои на стенах, компьютерный стол с ноутбуком, на стене плакат с «Аматори»… Погодите! Ноутбук?! «Аматори»?!!! да какого хрена здесь…Забыв о слабости, Богдан взметнулся с широкой двуспальной кровати, прыгнул на пол. Голые ступни утонули в мягком ворсе ковра. Это…это же его комната, там, в давно покинутом доме позабытого города далекого мира. Здесь он жил с десяти лет, с тех самых пор, как умерла бабушка, оставив в наследство свой дом, и они переехали в элитный коттеджный поселок «Родниковый дол».Бросившись к окну, парень резко отдернул занавеску, чуть не обрушив на себя карниз. Вид на зеленые дворы, тихие улочки, гуляющих детишек вырвал мученический стон. Нет, этого не может быть! Это сон, снова горячечный бред. Он сейчас еще там, на дне глубочайшего рва, валяется не жесткой каменной плите и бредит о далеком родном доме. Это точно просто кошмар! Богдан даже сначала не заметил, что мысли о так ожидаемом раньше возвращении домой приносили только боль и тоску, а когда понял, расстроился еще сильнее. Его дом уже не здесь, причем давно. Что же произошло, почему он вернулся, немало выдержав, справившись с поистине тяжелыми испытаниями, выжив в нелегкой борьбе и обретя в другом мире близкого человека и верных друзей?В следующие мгновенья произошли две вещи: он внезапно запнулся, краем глаза ухватив какое-то движение, но сразу вспомнил, что это зеркало. Там отражался… он. Шестнадцатилетний, с короткой рваной стрижкой, типичный подросток, худощавый и невысокий. Никаких ран на лице и в ладони. Только глаза… В потемневшей грозовой глубине бесновались эмоции, которых ранее он никогда не испытывал. Он дома. Не мог в это поверить. Он снова школьник. Не мог в это поверить. Он может увидеть…- Сынок!В закрытую дверь мягко стукнули, толкнули, медленно приоткрыв, и в комнату вошла мама. Богдан видел ее отражение за своей спиной в зеркале, и поэтому ощущение нереальности не покидало его, хотя он сразу вспомнил эти мягкие интонации, свежий цитрусовый запах и ласковое прикосновение к плечу.- Да, мам! – кивнул он, не оборачиваясь. – Это я.***- Богдан, ты во сколько вчера пришел-то? – поинтересовался отец. – Я не слышал.- Как всегда! – не утерпела мама. – Сына, скоро май уже, надо во всю силу к экзаменам готовиться, а ты только и знаешь, что шляться где попало!- Да не где попало он шляется! – вступился папа, усиленно подмигивая непутевому сыну. – Как там у тебя с девчонками? Надеюсь, ты не поддаешься дурному влиянию Стаса? Может, тебе деньжат подкинуть, на киношку там, кафешку…- Куришку и бухашку, - пробормотал все еще пришибленный внезапным перемещением во времени и пространстве Богдан.- Не говори ерунды! – возмутилась мама, сердито поглядывая на мужа. – Они со Стасом дружат лет с пяти. Если б там что-то могло повлиять, уже повлияло бы. Наташку одно только успокаивает – Ринат парень хороший, да и семья там ого-го! Папа – министр, мама – управляющая банком. Можно сказать, молодая пара ни в чем нуждаться не будет.- Ты так спокойно всегда об этом говоришь! – завелся отец, начиная уже не раз один и тот же разговор. – А если бы твой сын…- Даже если бы мой сын! Но он же не такой. Ведь так, сынок?Несмотря на слова, в голосе мамы звучала такая жгучая надежда, что он, единственный сын, горячо подтвердит ее слова и заверит, что конечно не такой, совершенно не такой, как Стас, и ростом повыше, и глаза другого цвета, и волосы… но в главном они похожи, да только озвучивать этого парень не стал.- Нет конечно, мам!- Ну, вот видишь! – женщина победно оглядела мужа, раздавив его своими аргументами и прихлопнув свидетельскими показаниями подозреваемого в голубизне сына, полностью снимая все обвинения в адрес последнего.А Богдан, смотря на них, своих любимых родителей, вспоминал, как сильно в первое время после того, как оказался на Фризе, скучал по ним, как хотел увидеть еще хоть разок, посмотреть в любящие мамины глаза своими, точно такими же. Хотел прижаться к отцу – сильному, надежному, родному… И вот он здесь. С ними. Но ничего, ничего, кроме ужасного чувства потери и разочарования, нет внутри, ни радости, ни счастья. Его дом давно уже не здесь и родными он считает совсем других людей. И не виноват в этом никто, просто так получилось, так почему же сердце рвет жесточайшая вина, словно он их предал, забыв, и сейчас тоже предает, скучая совсем не по ним. Не оправдал надежды, изменился, причем коренным образом, подтверждая опасения – он действительно не такой… Не такой, как они ждут.И если… если все же это навсегда… Богдан сделает все, чтобы измениться снова. Да это и не проблема – ни один мужчина никогда не привлечет его, ведь в сердце живет только один.

Однако всеми фибрами души парень надеялся, и за это себя тоже возненавидел, как за очередное предательство, что последние годы не были бредом. Что есть она, неведомая Вереница, что растет в ней великое Древо с дивными плодами – огромными материками-государствами, что на одном из них вот сейчас, в данную минуту, мужчина, самый лучший и любимый, думает о нем, беспокоится, ищет и ждет.- Сынок, все хорошо? – вдруг затревожилась мама. – Бледный ты что-то.Мягкая теплая ладонь легла на лоб, и Богдан потянулся за ней, как в детстве.- Все нормально, мам! – просмаковать это слово, так давно не слетавшее с его языка, зная, что говорит его именно ей, своей маме. – Мам…- Что?- Ничего, мам, я…

- Ну, тогда марш в школу! Опоздаешь же, давай, у тебя ведь алгебра первая?Только на пороге, закинув на плечо привычно-забытым жестом большой рюкзак, Богдан полностью осознал ее слова, и липкий ужас затопил сознание.- Погоди… Что? Алгебра?!*** Уже на Фризе, и даже после, будучи матросом на пиратском корабле, бывало, он просыпался, едва выбираясь из ошметков ночного кошмара, с содроганием вспоминая подробности зловещего сновидения: он в школе и сейчас начнется какая-то контрольная, однако голова совершенно пуста, без намека на знания. Тем более страшно оказаться прямо внутри такого сновидения, прекрасно зная, что это уже не сон. И чаще всего в качестве учебной дисциплины, подвергаемой тестированию, виделась именно она – мерзкая тягомотная фигня по наименованию алгебра.Богдан ненавидел ее всеми фибрами души всегда, с самого первого момента, то есть с пятого класса, когда этот совершенно непонятный учебник попал в его руки и он некоторое время на полном серьезе считал, что написан он на китайском. Причем, геометрию он просто обожал, к физике относился ровно, а вот ее, ненавистную, просто отрицал.И вот поди ж ты – именно она, да еще и контрольная, в такое нелегкое время. Хотя, кое-что в этой ситуации все же успокаивало его – в голове не осталось даже крупицы знаний, как если бы последние несколько лет он прожил на самом деле вдали от дома, думая об алгебре в последнюю очередь и все позабыв. Значит, есть еще надежда…Когда он вошел в большой светлый вестибюль, кто-то с налета запрыгнул на него, больно ухватив за плечи и обвив ногами бедра. В ухо заорал звонкий голос:- Бонька-а-а-а-а-а-а-а-а! Ура, ты здесь! Дашь списать?Только у единственного человека в школе дела с алгеброй шли еще хуже, чем у него. И висевший сейчас на его плечах Стас тоже в пролете – как можно списать у того, кто сможет правильно изобразить только сегодняшнюю дату и слова «Контрольная работа». Кстати, а какой сегодня день?- Семнадцатое апреля две тысячи десятого от Рождества Христова. Бонь, ты чего?Стас сполз с его спины и, нахмурившись, вгляделся в лицо, в то время как Богдан жадно оглядывал лицо давнего друга. И неужели он задал вопрос вслух, сам не заметив?- А чего со мной?

- Ну, не знаю, какой-то ты сам не свой, - это точно. – В числах потерялся, какой-то хмурый. Я понимаю, контроша по алгебре не повод для веселья, но… И вообще, где твои возмущения по поводу Бони?- Ты прав, я… потерялся, - Богдан с силой провел ладонью по лицу.Все не так. Он чужой здесь, хотя прожил в этом мире шестнадцать лет. Но все не так, как он помнил, все другое и… чужое? Даже вот Стас… он помнил его совсем другим… кажется. Почему же сейчас ищет в лице друга совсем другие черты – прямой носик, острый подбородок, огромные карие глазищи? А ведь он клялся, и себе, и ему – Стасу – что никогда не забудет. А теперь что – снова предательство?Богдан беспомощно водил головой, смотря то в один конец длинного коридора, то в другой, словно избегал настойчивого взгляда.- С тобой точно все в порядке? И, кстати, ты чего вчера от нас оторвался?- Вчера?- Ну а когда? Мы же вчера в тот дом ходили. Ну, на отшибе который. Богдан, ты меня пугаешь! Что с тобой произошло? Как ты до дома добрался вообще?- А-а-а-а-а… нормально…- Мы тебя не нашли, телефон в отключке, - Стас, как всегда, эмоционально размахивал руками. – Мы с Ринатом пошли к тебе домой, а на дворе ночь! Не знали, звонить в дверь, не звонить. Смотрим в окошко на двери, а твоя куртка висит на вешалке, ботинки стоят. Ну мы и успокоились вроде. Думаем, увидим тебя в школе, и вот ты тут…- Я с тобой, Богдан, еще поговорю на эту тему! – рядом со Стасом замер упомянутый Ринат, хмуро смотрящий из-под широких бровей. – Я его еле успокоил, ты же знаешь, какой он впечатлительный! Ну на хера было втихаря сматываться?- Да я сам не понял, как все вышло, - примирительно пробормотал Богдан. – Все же нормально, я не потерялся.

- Больше так не делай, - попросил успокоившийся Стас, прижимаясь спиной к своему парню, который тут же обнял его за плечи.- Хорошо, - кивнул Богдан, отводя глаза.И если раньше он делал это от смущения, то сейчас его банально грызла зависть – отвратное чувство, но он ничего не мог с этим поделать, отчаянно желая тоже оказаться сейчас в надежном кольце сильных рук и с горечью понимая: не факт, что он вообще когда-нибудь сможет испытать это чувство защищенности. От этого становилось еще хуже.- Ладно, пойдемте, - Ринат потянул Стасика к лестнице на второй этаж. – Контрольную никто не отменял.Но знали бы они, как глубоко наплевать было расстроенному Богдану на эту контрольную в частности и учебу вообще, вместе с выпускными экзаменами. Да только вот кто знает, может это и есть его настоящая жизнь и это все, что у него в ней осталось… ***

Как он смог продержаться до вечера, непонятно. Все события, что раньше под завязку наполняли его день и казались очень важными, сейчас не вызывали даже тени того ажиотажа. Теперь он не мог понять, в своем ли был уме, часами обсуждая новую компьютерную игрушку или электронный девайс, капризничая по поводу закрытого в гараже за двойку скутера, то есть, совершая множество выглядевших теперь абсолютно бесполезными телодвижений. Он вырос из этой жизни, не только прожитыми после шестнадцати годами, но и событиями, их наполнявшими. Так, наверное, чувствует себя человек, вернувшийся из зоны боевых действий: там всегда начеку, рядом со смертью, и смысл жизни состоит в том, чтобы выполнить долг и выжить. А мирная жизнь вот она, оказывается, рядом, и совсем другая, и в ней совершенно не те правила выживания. Как найти в ней себя, когда привык к другому?

Говорят, человек привыкает ко всему, в конце концов, Богдана тогда никто не спрашивал, хочет ли он перемен, а в результате он огреб по самое не хочу, но парадокс в том, что вернулся он в совершенно чужое место. И каждый прожитый здесь час лишь нагнетал тоску. Внезапно все люди, по которым он скучал все эти годы, стали далекими незнакомцами. Родители, друзья, все они остались там, очень далеко, а у него уже другая жизнь. Была…Так вот, к вечеру стало совершенно невыносимо терпеть домашний уют, и обижать родителей откровенным невниманием тоже не хотелось. Поэтому часов в восемь, когда уже начало смеркаться, Богдан оделся и, предупредив маму, пошел в парк. Ноги сами принесли его в самую глубь, к роднику, и он вспомнил, как совсем недавно думал о нем, находясь так далеко отсюда.

Губы обожгла ледяная свежесть воды. Вот что осталось неизменным, этот неповторимый чуть сладковатый вкус, это ощущение утоляемой жажды, пусть сейчас и не жарко, но он жадно глотал холодную влагу, до онемения языка, до полного насыщения, когда пить уже вроде и не хочется, но нет сил оторваться от нее.Потом Богдан присел на скамейку. Что же произошло, какие пласты сместились вновь, почему он вернулся? Или может быть, все эти годы действительно были всего лишь сном, а на самом деле он не покидал своей постели? И, кажется, он знает, где можно поискать ответы.Дом на отшибе выглядел так же, каким он его запомнил. Тот же низкий заборчик, покосившаяся калитка без замка. Дверь закрыта, но не заперта, и он спокойно зашел в темное пыльное помещение. Побродил по скрипящему полу, разглядывая едва заметные в сумерках очертания немногой закрытой ветхими покрывалами мебели. Поднялся по рассохшейся лестнице на второй этаж, где попытался вспомнить, в каком именно месте находился, когда пропал из этого мира, чтобы появиться в другом. Но сколько бы он ни ходил, ничего необычного найти так и не смог. Старый дом надежно хранил все свои секреты.В какой-то момент Богдану показалось, что шаги, хорошо слышные в абсолютной тишине, рождают негромкое эхо. Странно, внизу подобного не наблюдалось. Он остановился, прислушиваясь, и вскоре раздался очень знакомый тихий скрип древних половиц. Теперь уже не осталось сомнений – здесь был кто-то еще.Конечно, скорее всего, это какой-нибудь бродяга, или очередные малолетки, что проникли сюда, замирая от ужаса и сладкого ощущения собственной крутизны. Лучше всего сейчас уйти и поискать ответы в другом месте. Богдан тихо, стараясь казаться незаметным, начал пробираться к лестнице, когда вдруг из темного проема на него неожиданно выскочила массивная фигура, сильно толкнув, и, не удержавшись на ногах, Богдан в обнимку с неизвестным рухнул на пол. Он вскрикнул от удара, и рядом как эхо раздался еще один вскрик. Они тут же отпрянули друг от друга, откатившись как можно дальше, через мгновенье вспыхнул белый, но не очень яркий свет, и Богдан разглядел незнакомца.