Глава 4 (1/1)

Богдан задыхался. Тонул. Погружался в такую бездонную пучину, по сравнению с которой даже Марианская впадина покажется банальной канавой. Вокруг только темнота, ни одного проблеска света, и леденящий холод, проникший глубоко внутрь, сквозь кожу, мышцы и внутренности до самого сердца. Легкие невыносимо горели, требуя хотя бы крошечной порции воздуха. По нервам семихвостой плетью стегала паника, подгоняемый ею разум заходился в стремлении открыть рот и сделать вожделенный глоток, однако инстинкты всеми силами старались это предотвратить. Но Богдан знал – ни разум ни инстинкты не спасут, поэтому неистово бился всем телом, последними крохами ускользающего сознания стремясь вверх, туда, где непроглядный мрак все же слегка рассеивался, давая надежду на то, что поверхность не так уж и далеко. Рывок, еще рывок, руки и ноги опутывают какие-то прочные водоросли, убивая и эти последние крохи веры в спасение, а потом не осталось ничего, кроме как расслабиться и медленно опускаться вниз, мысленно прощаясь со всеми, к кому успел привязаться…Богдан проснулся от удушья и резко сел. Даже сейчас его не оставило это ощущение нехватки воздуха и оплетающих тело пут. Вдохи получались короткими, неглубокими, и некая скованность движений все же говорила о том, что он как-то… несвободен. Может, запутался в одеяле?Несколько хаотичных попыток освободиться не дали особого результата кроме того, что запутался он еще сильнее. Обмотавшая тело материя казалась какой-то бесконечной. Он уже довольно долго извивался на чем-то твердом, напоминая ужа на сковородке, но ни одного просвета пока не нашел. Заизвивался энергичнее.Итогом такой активизации и явилось долгожданное освобождение. Тяжело дышащий, раскрасневшийся и взъерошенный, но безумно счастливый, в первую очередь Богдан сделал несколько глубоких вздохов, от которых даже закололо немного слева и закружилась голова, а лишь после, немного придя в себя, огляделся.В самые первые секунды ему показалось, что сон и не думал заканчиваться. Но потом, вспомнив свои заблуждения при появлении в этом мире, Богдан, недолго думая, вцепился зубами в собственную руку. Предплечье обожгла дикая боль, он даже застонал, мысленно кроя себя последними словами за такие радикальные методы, а также не имея понятия, как объяснить себе неизвестную обстановку, не пошатнув и так не совсем крепкую психику.Засыпал он явно не здесь. Эта каморка с голыми серыми стенами и крошечным окошком где-то под потолком ни разу не походила на скромную, но очень светлую и уютную комнату Инана в общаге. Света было мало даже для этого подобия окошка, поэтому потолок и углы скрывала мутная темнота. Но не прошло и получаса, как одиночество Богдана разбавилось самым неприятным образом.Хлипкая дверца со скрипом отворилась, запуская внутрь опять же какой-то мутный свет, но узкий проход тут же загородили две фигуры настолько разных очертаний, что Богдан даже не мог сразу сообразить, кого разглядывать в первую очередь.Один из посетителей, худосочный шпендик в халате такой пестрой расцветки, что она даже усилила не слишком яркое освещение. Кажется, такая мануфактура называлась парчой и вышла из моды еще при Петре Первом, однако и сейчас кутюрье нет-нет да и сделают ее концептом новой экстравагантной коллекции. Тьфу, это же на Земле! А здесь такая ткань вполне может быть писком моды. Дяденька комкал и без того сморщенное личико непонятной гримасой и то ли неодобрительно, то ли восторженно тряс скудной бороденкой, полосуя Богдана из-под своей чалмы неожиданно острым взглядом так, что он чувствовал себя либо окороком, либо невестой на брачном одре.Второй субъект поражал размерами: если скрестить гориллу и мамонта, то гибрид будет выглядеть совсем как этот «добродушный» парнишка. Абсолютно лысая шишковатая голова покоилась сразу на плечах, видимо, шеи конструкция не предусматривала. Его плечи не смогли бы обхватить и три Богдана, а уж рост явно зашкаливал за два метра.

Войдя в почти уже обжитое помещение, посетители повели себя некорректно по отношению к обитателю, мгновенно поставив его в полный игнор. Богдан даже не сразу отреагировал, все еще сидя в рулоне какой-то ткани, а только таращился на визитеров, беззвучно открывая рот, ошарашенный подобной бесцеремонностью.Но вскоре пришел в себя.- Кто вы? И где я?Вопросы на засыпку. Но все равно, ему стало бы гораздо легче, получи он ответ, хоть какой. Однако не тут-то было.Дяди отвечать не торопились, попялились на него зачем-то, после чего амбал пошел в наступление. В буквальном смысле, медленно и неумолимо надвигался на замершего на полу Богдана, как настоящая гора. И только когда до него осталась всего пара шагов, тот отреагировал. Правильно отреагировал, учитывая ситуацию.Богдан подскочил на месте, и, кажется, его ноги заработали, еще даже не коснувшись пола, и именно это сыграло с ним злую шутку. Ведь закутывавшая его ткань никуда не делась, продолжая валяться под ним скомканными складками, затаившись, и вот подгадила – намертво запуталась в приготовившихся дать стрекача ногах. Так и получилось, что амбала Богдан поджидал, как говориться, тепленьким – упакованным и готовым к употреблению. Чем тот и поспешил воспользоваться.Не ожидавший такой подставы от куска материи, Богдан в мыслях уже скакал по стенам каморки, добрался до двери, и, сметя препятствие в виде хлипкого мужичка и не менее хлипких створок, ломился прочь из «нехорошей квартирки», однако, ощутив крепкую хватку мощных рук, осознал, насколько ошибся в представлениях. Но даже тогда занятый планами спасения мозг не дал страху и панике разрастись до критических размеров.

Парень судорожно забился в сильных руках, все еще веря в возможность убежать. Между лопаток кольнуло. Не обращая внимания на мимолетную боль, он продолжал неистово вырываться, молясь только о том, чтобы громила не пустил в ход кулаки, ведь и одного удара этой кувалды хватит на полный нокаут. Но тот держал его неожиданно осторожно и, можно сказать, нежно, если это слово применимо к сложившейся ситуации. И только когда в мышцы пошло несвоевременное расслабление, Богдан понял, как он попал. Вот тут ему стало по-настоящему страшно.Это действительно страшно, в такой опасной обстановке, в незнакомом помещении, в присутствии явно недружелюбно настроенной аудитории вдруг потерять контроль над собственным телом. С ужасом осознавать, что не сможешь противиться ничему, что бы с тобой ни сделали.Богдан напрягся, пытаясь подчинить себе обезволенные конечности, но руки только мотались, как плети, а ноги, казалось, совсем парализовало. И только оставшийся не порабощенным разум неистово метался, ограниченный пределами черепной коробки, строя бесполезные планы освобождения.Амбал между тем выволок его из каморки и спокойно понес по длинному узкому коридору. Судя по доносившемуся сзади запыханному бормотанию и шарканью слабых ног, бородатый дядька тащился в кильватере. Безжизненно вися в огромных руках, Богдан не раз и не два пытался вырваться, проверяя, не окончилось ли его странная беспомощность, однако ничего не изменилось, более того, рук он тоже теперь не чувствовал.Мозг заходился ужасом, стоило только представить, что это навсегда. Что он теперь абсолютно недвижим и останется таким до конца дней своих. И тогда начали закрадываться другие мысли, не менее страшные: в таком случае было бы неплохо, если бы этот конец наступил побыстрее. Нет, Богдан никогда раньше не думал о смерти, тем более, о суициде. Даже когда обнаружил себя в незнакомом месте, практически без надежды на возвращение домой. Не знающий языка, потерянный и одинокий, несмотря на обретенных друзей, он старался не унывать и думать о хорошем. А что поделать, всегда был таким, оптимистом, позитивно смотревшим на все жизненные трудности, которых, в принципе, и не видел в жизни. Психологи называют таких сангвиниками, и с холеричным Стасиком они составляли неплохой тандем. И вот, пожалуйста, вляпался, и не хило. Наверное, это расплата за прежнюю беззаботную жизнь.Богдана внесли в небольшое, но светлое помещение в обычном местном стиле, усадили в кресло. Что интересно, сидел он ровно, не заваливался, однако тело и не думало ему подчиняться. Такое ощущение, что оно пластилиновое, и новоявленный Пигмалион мог заставить его принять любую, даже самую замысловатую, позу. Амбал поупражнялся немного, укладывая безвольные руки и ноги поизящнее, и они, как ни странно, спокойно держали любое положение. Более того, Богдан внезапно ощутил, что расслабленные ранее мышцы лица вдруг начали сокращаться, меняя его выражение. Он отчетливо чувствовал, как губы складываются в какую-то пошловатую ухмылку-усмешку.Осторожно поправив светлые пряди, амбал отстранился, как истинный творец, оглядывая свое произведение последним взглядом и явно остался доволен. Богдан сидел в мягком кресле, и вся поза его дышала обманчивой расслабленностью: одна нога небрежно закинута на другую, привлекая внимание к тонким лодыжкам, хорошо проглядывавшимся через полупрозрачную ткань шаровар, обнаженные руки изящно уложены на подлокотники, голова слегка наклонена к плечу. Кстати, это что еще за похабный нарядец? Кроме шаровар, на нем красовалась бесстыдно короткая белая жилетка из гладкой блестящей ткани, оголявшая подтянутый живот с маленькой ямкой пупка.

Всей кожей лица парень ощущал совершенно неприемлемую для себя гримасу: слегка прищурив глаза, он улыбался, как распоследний бляденыш, так и норовящий поскорее выпрыгнуть из портков.- Клянусь Небесными очами, не жмоться вы так, я бы его трахнул! – прогудел вдруг амбал.Что?!!!! Как это – трахнул?! Это что за херня?! Не будь он обездвижен, Богдан подскочил бы до потолка от такого заявленьица. Это что за извращенцы, мать их?- Я те трахну, животное! – взвизгнул бородатый. – Я те так трахну! Боги, ну за что меня так?!Вот-вот, правильно! Никаких трахов!Дяденька экспрессивно воздел руки в широких рукавах к потолку комнаты.- За что?! – продолжал убиваться страдалец. – Я обещал твоей матери приставить тебя к делу, но откуда же я знал, что у тебя стоит на все, что шевелится? А в нашем деле это недопустимо, сколько раз тебе говорить!Богдан, ошарашенный уже не тайными желаниями амбала, даже испугаться не успел, хотя и приготовился к тому, что немаленький кулак походя стукнет по закутанной головенке, и здоровяк получит желаемое. Однако тот послушно отошел на несколько шагов от его кресла и, виновато опустив голову, тихонько шмыгал носом.- Да ладно, я уж так. Просто помечтать. А чего вы его, дядя, на общем аукционе не продадите?

- Ты спятил, что ли?! – бородатый снова сорвался на визг. – Посмотри на него? Во-первых, парень явно нездешний. И ты прекрасно знаешь, кому в первую очередь мы обязаны предложить такую драгоценность. Ну, кому?Экзаменуемый племянник закатил глаза вверх, старательно вспоминая ответ на билет. Богдан, кстати, тоже дожидался его не без трепета.- Ну… агентам шаха?- Хорошо, мозги еще не атрофировались. А что будет, если мы его предложим?- Купят его, обязательно.- Еще один балл! И сколько же нам заплатят за него шахские прихвостни?- Стандартную ставку по условиям лицензии, - уныло отрапортовал амбал.- А ты помнишь, какова эта ставка? – вкрадчиво поинтересовался дядя.Тот кивнул.- А сколько мы бы выручили за него на открытых торгах?- В тысячи раз больше.- Так о чем мы вообще сейчас толкуем, а?! – взорвался бородатый. – Ты что, враг семейному бизнесу? Хочешь меня разорить, смердящая отрыжка слонопотама?!- Нет, нет, что вы, дядя! – всполошился амбал. – Но вдруг кто-то узнает?- Именно для того, чтобы это предотвратить, я и организовал тайный торг, куда пригласил только самых проверенных клиентов. Да и вообще, он бы никогда добровольно не пошел в рабство, видишь, даже уколоть пришлось. А если после открытых торгов он устроит истерику новому хозяину по окончанию прихода? Да нас моментально сдадут!- Но ведь он все равно может ее устроить.- Эти люди в курсе, и уж поверь, найдут методы приструнить его. Ничего, вот купят его у нас и закроют в гареме, а туда уж посторонним вход запрещен. Искать его точно не будут, побоятся огласки.

- Где же его твой чайханщик нашел?- Да этот разиня к Аязу сам пришел, и даже догадался лицо открыть.- Один пришел?- Нет, с каким-то мужчиной, но, по словам Аяза, они там и познакомились. Наша драгоценность все и выложила. Жил в Афире в какой-то бедной семье, те тоже не больно его афишировали. Ты на лицо его глянь, он же чужеземец! А чужеземец может появиться на Фризе или как пленник, или как…- Шпион! – выдал находчивый амбал.- Вот-вот! Да только не думаю, что он шпион, внешность слишком заметная. Думаю, он именно пленник. Может, сбежал с пиратского корабля. В любом случае, искать его не будут.

- Дядя, вы гений!- Да, да, остолоп! Ладно, пора! А то я видел, как тут крутилась какая-то шахская ищейка. Не ровен час…Бородатого прервал громкий стук в дверь. Да что там, в нее буквально ломились так, что бедная ходила ходуном. Этот неожиданный штурм даже обездвиженного Богдана заставил вздрогнуть, а бизнесмены-преступники чуть на месте не подпрыгнули, подстегнутые неспокойной совестью.- Именем пресветлейшего шахиншаха Исмаила Коджер-Пахливи, властителя благословенной Фризы, да пребудет она во веки веков на древе мира, откройте!Громовой голос за дверью поверг торговца живым товаром в шок, он так и застыл, глядя на нее застывшим от ужаса взглядом. Амбал же вдруг ринулся к затаившему дыхание от неожиданного поворота Богдану и занес над ним свои мощные длани.

Никаких сомнений не было, сейчас его будут убивать. Богдан даже зажмуриться не мог, поэтому обреченно приготовился наблюдать за собственным убийством, однако дядя среагировал мгновенно и с удивительной для хилого тела скоростью влетел между палачом и жертвой.- Стой! Прекрати, дегенерат, так будет только хуже!- Почему? – замер амбал. – Шею свернуть и под кровать!- Кретин на мою голову! – зарыдал бородатый. – Найдут его. Если пришли, значит, точно знают.- Так что делать-то?- Дверь открой. Будем надеяться, что нам сохранят хотя бы жизнь…*** В открытую амбалом дверь шагнул некто среднего роста, худощавого телосложения, но распространяющий вокруг такую плотную ауру властности, что даже у слепого не возникнет сомнения – этот человек имеет право на все и не остановится, пока это все не получит. Осмотрев каморку тяжелым взглядом горящих прямо адским пламенем глаз, мельком мазнул по согбенным фигурам незадачливых торговцев и полностью сосредоточился на Богдане. А тот все еще улыбался, как дешевая портовая шлюшка, не имея возможности ни стереть с лица это паскудство, ни пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы воззвать о помощи. Подслушанный ранее диалог уже многое объяснил. Его определенно собирались продать, причем особо циничным способом, не спрашивая его согласия, хотя оно как бы требовалось. Конечно, ни о каком согласии не могло быть и речи, он вообще не мог себе представить, что способно подвигнуть свободного человека по своей воле продаться в рабство. А уж он, выросший в свободной стране и в далеко не бедной семье, считал этот анахронизм чем-то неимоверно исторически далеким: крепостное право, американские рабы на плантациях, и совершенно сказочные восточные гаремы. И уж конечно, его-то это не могло коснуться никогда и никаким боком. А вот коснулось.И тогда возникает еще один насущный вопрос – а в качестве кого его вообще могут купить? К домашней работе он не привычен, подумаешь, помогал Алире на кухне, это не сделало его шеф-поваром или феей домашнего очага.А к чему тут они приспосабливают рабов еще, в голову как-то не пришло. Мелькнуло что-то, словно он слышал нечто важное в том разговоре, способное подвести к ответу, но это никак не могло пробиться на передовую и дать хоть какую-то зацепку.Немую сцену нарушил бородатый, ринувшись к визитеру с самым приторно-сладким выражением лица, делавшим его похожим на полного извращенца.- Многоуважаемый Акмаль-бей, да продлятся твои годы под сиянием божественных светил! Что послужило причиной визита в мое скромное заведение?- Ну почему же скромное, Фарит-аке, если его освещают своим блеском такие алмазы!Посетитель снова уставился на Богдана, словно сличал его с фотографией или описанием. Потом решительно кивнул, словно во всем убедился и все совпало.- Да-да-да! – засуетился дяденька Фарит. – Вы правы, многоуважаемый, настоящий алмаз!- И что же делает этот алмаз в таком неподобающем ему обрамлении? – Богдан и не знал, что такие вкрадчивые, пропитанные ядом интонации могут быть присущи человеческому голосу, а не шипению змеи.- Мы как раз готовили его к аукциону… - попытался исправить ситуацию Фарит, но был безжалостно прерван.- Разговор утомил меня, едва начавшись! – отрезал Акмаль.Видимо, такой резкий ответ был совсем не в характере этого типа, потому что дядя заткнулся и уставился на него круглыми, как у филина, глазами. И беззвучно хлебал ртом воздух, не зная, какие придумать отмазы.- Вы спросите меня, что я тут вижу, - спокойно продолжал страшный Акмаль. – А вижу я грубейшие нарушения законодательства о работорговле. Принуждение – раз. Приватные торги – два. А самое главное – утаивание потенциально интересного товара от преданных слуг владыки. Это три, хотя должно стоять на первом месте. Вы не первый год в деле, Фарит-аке, и даже не знаю, как реагировать на все это. Санкции вам знакомы. По совокупности все тянет на эшафот. И, боюсь даже предположить, сколько эпизодов было до этого.Кошмарные перспективы были высказаны журящим тоном стыдливого палача, искренне расстроенного тем, что через мгновенье ему придется снести с плеч голову такого хорошего человека. И Фарит сломался.- Не губи, светлейший! – заголосил дедок и ринулся на колени, шустро подползая к шахскому слуге и обхватывая его ноги поверх простого черного халата. – Безликий попутал, не губи! Я хотел, правда! А он согласен, он на все согласен!- Да где согласен! А то я не вижу, что он сейчас прыгает на розовых пузырях. Что ты ему вкатил, шакал вонючий?!- Н-ниичего… ничего, правда! – с жаром отнекивался торговец, продолжая лапать обвинителя за ноги. – Он сам, он такой! Умолял меня! Хотел богатого покровителя. А я слаб! Не смог отказать!- Да я тебя сейчас распну! – рассвирепел слуга государев, с силой отпиннув дяденьку так, что он отлетел в угол.Стоящий до этого неподвижно амбал неожиданно ловко подхватил своего тщедушного родственника. Тот громко охал и картинно хватался за сердце.- Так, некогда мне с вами. Мальчика я забираю. А вы… не советую скрываться, найду, и тогда распну точно. Сидите дома. Все.Негромкий окрик куда-то за дверь, мах рукой появившейся в проеме фигуре. Вошедший мужчина в таком же черном халате стремительно подошел к креслу и неожиданно осторожно подхватил Богдана на руки.«Ну вот, по рукам пошел!» - печально подумал парень. Однако сопротивляться все еще не мог.В этот раз его не закутывали, поэтому он хорошо видел проплывающие мимо стены нескольких коридоров, два больших богато украшенных зала и узкую улочку. Правда, после этого был уложен на широком сиденье закрытого транспортного средства. Напротив расположился Акмаль. Водитель был отделен от салона плотной перегородкой, почти как в лимузине.Всю довольно долгую дорогу Богдан был в сознании, но продолжал недвижимо лежать на сиденье, скованный не спешившим отпускать приходом. Спутник его тоже застыл, как неживой, и только блестящий острый взгляд периодически полосовал лежащее напротив тело. Иногда их взгляды сталкивались, и тогда узкие обветренные губы неожиданного спасителя искривляла непонятная усмешка.Конечно, Богдан особо не обольщался. Складывалась совершенно туманная ситуация, и еще непонятно, что влечет такое неожиданное освобождение. Не попасть бы из огня в полымя. А он еще думал, что ничего хуже с ним произойти уже не сможет. Сможет, и еще как! Даже недолгое пребывание в рабстве всколыхнуло вдруг такую жажду свободы, о которой он и не подозревал раньше. Правду говорят, все познается в сравнении, и зачастую мы можем оценить принадлежащие нам сокровища, только потеряв их. Или понять, что не такие уж это сокровища. Он вот совершенно спокойно пережил отсутствие удобств и роскоши родительского дома, необходимость заниматься бытовыми домашними делами, без особого базара чистил овощи, мыл полы, даже стирал и плотничал понемножку. А вот рабство…Ведь, по сути, свобода – это последнее, что у него осталось, и принадлежала ему по праву рождения. Внезапно возникшая угроза ее потерять прошлась по психике асфальтовым катком, расплющив в блин не так давно обретенное спокойствие и надежду на лучшее. Из потаенных уголков сознания полезли непрошенные мысли о бренности бытия, а в частности – что будет дальше? А он так старательно долгие месяцы разгонял их по этим самым уголкам. В идеале было совсем избавиться от выедающих душу размышлений, но это оказалось ему не по силам. И теперь мощные заслоны с легкостью сметены этим неожиданным пленением. А теперь что?Он же слышал, что может быть обвинен в шпионаже. И поди вот, докажи, что ты не верблюд. Да силовикам легче тихонько прирезать непонятного типа, после допросов и пыток, конечно, убедившись, что он либо ничего не знает, либо ничего не скажет.Вспомнив старую добрую инквизицию, Богдан содрогнулся. Не уверен, что сможет выдержать такое. А ему ведь даже нечего сказать. И прав был этот Фарит, искать его никто не будет, у Инана могут быть проблемы, а у него семья. Да Богдан молиться будет, чтобы друг никуда не дергался, он и так рисковал, приютив непонятного чужеземца.Вот так и получилось, что к окончанию путешествия своими грустными размышлениями Богдан довел сам себя до практически невменяемого состояния. Самое страшное, что обездвиженный язык не давал шанса хоть как-то оправдаться. И он не знал, как долго продлится этот паралич и что за дрянь струится по его венам.Остановка. На этот раз его вытащил собственноручно Акмаль. Надо сказать, довольно осторожно, вселяя надежду на то, что пыток все же не предусмотрено. Ведь не церемонились бы с ним так, если бы планировали затем медленно расчленить по живому? Ведь правда?На улице уже смеркалось, бирюзовый отсвет ночного светила придавал окружающему мистический вид, который он наблюдал каждую ночь. Его внесли в неприметную дверь, услужливо открытую изнутри. Снова коридоры и залы, почти полностью утонувшие в сумерках. Богдан отметил только то, что помещения очень большие, с высоченным потолками, и частенько нет-нет, а мелькнет яркий отблеск, явно отраженный позолоченной поверхностью.В одном из помещений поменьше его опустили на мягкую поверхность. Кровать. Начинавшие обретать чувствительность пальцы ощутили гладкую ткань покрывала. Так и хотелось сказать – может, ну их, эти пытки? Я ведь все равно ничего не знаю, не шпион я, просто мимо проходил. Отпустите, дяденька!Дяденька отпустил. Точнее, устроил поудобнее на кровати и отошел на несколько шагов назад. И тогда Богдана начало накрывать. В глазах темнело, сознание мутилось, но не спешило сделать ручкой. Он уже не видел, а только ощутил каким-то непонятным чувством, что фигур стало две. Услышал тихий шепот.- Успел. Благодарю.- Да, все прошло успешно. Что с этими?- Лишить лицензии. Имущество в казну. Самих на конюшни. По сто плетей и оставить работать.- Нужны они вам?- Не в мои. На городской ипподром.- О! Вы жестоки.- Разве я не прав?- Правы во всем. Они не на то замахнулись.- Да, никто не имеет права посягать на принадлежащее мне. Что ему вкололи?- Да коктейль один. Мышцы он парализует, на лице тоже, а спазмы складывают губы в подобие похотливой улыбки. Вот и кажется, будто они на все согласны.- Не первый раз, да?- Не первый.- Может, все-таки башку с плеч?- Как хотите.- Ладно, я сегодня добрый. Это настоящий подарок судьбы.- Склонен с вами согласиться.- Ладно, оставим мальчика отдыхать. Все самое интересное завтра.Когда Богдан с трудом, но все же открыл глаза, в комнате, кроме него, никого не было.