Глава 2 (1/1)

Сначала ему показалось, что окутанные солнечным светом фигуры неспешно бредут по водной поверхности, весело переговариваясь между собой. Богдан даже ощутил себя песенным апостолом Андреем, глазевшим сразу на четырех Спасителей. Даже заозирался вокруг, словно отыскивал кукан с каноническими пескарями. Может, это и странно, но не нашел. Поэтому вновь уставился на реку.Четыре парня весьма необычного вида гордо рассекали водную гладь, уверенно стоя на досках для серфинга. Более того, эти доски вовсе не плыли по воде, а скользили над ней сантиметрах в десяти. Кажется, навеянный алкоголем сон начал приобретать невнятный оттенок сумасшедшего бреда.На подлете к обрыву, метрах в двадцати, доски замедлили стремительный бег и ловко причалили к берегу совсем недалеко от того места, где заховался Богдан. Парень наблюдал за этим маневром, отвесив челюсть, жадно осматривая тех, с кем ему уготовило встречу столь витиеватое сновидение.Парни выглядели настоящими фанатами солярия. Что ж, при такой-то жаре. Далее, одежда. Вернее, ее практическое отсутствие. Опять скидка на жару, однако. Короче, весь наряд незнакомцев состоял из странного вида подштанников, хотя создавалось впечатление, что это просто широкие куски белой ткани, странным образом намотанные на бедра до самых колен. Нет, не как у мумии, а гораздо свободнее. Так называемые штанины сужались книзу, а к талии собирались множеством мелких складочек. Такой контраст делал кожу еще более темной, насыщено-бронзовой. Ну, в принципе, на этом перечисление нарядов можно было закончить. Двое были лысыми. Один коротко стриженный. И один патлатый до плеч, с очень волнистыми волосами. Темные волосы, смуглые лица, резкие скулы и выразительные карие глаза.Эта живописная группка надолго зависла, не сходя со своих странных досок, и активно общалась на незнакомом Богдану языке. За это время он отметил еще пару нюансов их внешнего вида. У одного из лысых и коротко стриженного контур лица очерчивали тоненькие, ювелирно выбритые бородки. А у другого лысого обнаружилась диковинная татуировка. Странная и формой и местом нанесения. Для парня уж точно. На абсолютно безволосой и бронзово-загорелой коже лодыжки левой ноги рос изящный цветок черных очертаний. Богдан, не такой уж большой знаток экзотической фауны, не смог идентифицировать растение даже с минимальной степенью вероятности. И, согласитесь: цветок, выбитый на ноге парня. Очень спорный выбор. Хотя, если честно, выглядело супер.

Даже с виду гладкие восковые лепестки в несколько рядов, причем в каждом изогнуты по разному, но всё вместе так гармонично. По центру целый пучок всяких пестиков и тычинок… ну, или как там называются такие тоненькие стебельки с пышными махнатками на кончиках. А по бокам еще несколько нитевидных усиков, загнутых спиральками. Если бы Богдан увидел такой цветок в магазине, по любому купил бы в подарок девушке, на которую хотел бы произвести впечатление. Только не букет, это уже перебор, а вот один цветок на длинном стебле, на фоне ярко-зеленых широких гладких листьев… Да вы эстет, господин Смирновский!Замечтавшись, Богдан с трудом оторвал взгляд от этого яркого боди-арта и обратил внимание на еще одну деталь:у всех четверых на щиколотках болтались тонкие, по виду золотые, цепочки. С металлическими пластинками, напоминающими армейские жетоны. Еще один странный выбор. Походило это сборище на местную гей-тусовку. Ну, да, подсознание шалит.В принципе, с таким другом, как Стасик, удивляться Богдану не приходилось. Даже несмотря на то, что лет до четырнадцати ничего такого за парнем не наблюдалось. Ну, не пялился он на каждую проходящую мимо телку, и что? Убить, его, что ли, за это? Да и вообще, тогда он сам, ни сном ни духом не подозревал о себе ничего криминального. Думал, просто время еще не пришло, детство в заднице играет, вот и не торкают его девки. Думал до того самого момента, когда в начале нового учебного года порог их класса не переступил новенький – высоченный широкоплечий брюнет – и не обжег вытаращившего серые глаза русоволосого худенького мальчишку пылающим смородиновым взглядом. После чего последовал целый год отчаянной нервотрепки, хождений вокруг да около, ссор до сорванного горла, яростных драк и прочих прелестей зарождающегося бурного романа. И сам Богдан в центре этого тайфуна, злой, офигевший от внезапно открывшихся предпочтений лучшего друга и собственного плавного перехода от стоящего в горле вонючим сгустком отвращения до полного принятия его таким, какой он есть. С ужасом осознающий, что ничем, кроме сочувствия и поддержки, больше помочь-то и не в силах.Не счесть тех раз, что он поджидал Рината где-нибудь в укромных местах, с целью сначала морду набить, потом поговорить по душам. И как скептически щурящийся Стасик обозревал бланши и ссадины обоих переговорщиков. И вот – аллилуйя! – они вместе, все-таки вместе, и Богдан, сам от себя хуевший, делает облегченный выдох, крепко обнимает друга под ревнивым взглядом Рината, жмет руку самому Ринату, думая, что наконец-то на него снизойдет желанный покой. Ага, свежо предание. Но сейчас не об этом.Посему, госсссподи, ну и что, даже если геи, боже мой, кого ебет чужое горе? Богдан давно уже вполне толерантен, лишь бы от него с любыми такими притязаниями держались подальше.Пока парень размышлял, сидя в кустах, о природе их сексуальности, туземцы активизировались. Вот интересно, за каким они приперлись к этому водопаду? Чего, подальше нельзя было поплавать? Или это какой-то экстремальный вид развлечения – удастся или нет не свалиться вниз… куда? Что там, за этими облаками? Вряд ли, конечно, не собираются же они всерьез…Додумать Богдан не успел, потому что один из лысых чуваков вдруг с силой оттолкнулся от берега, в считанные мгновенья оказался на середине реки и стремительно понесся прямо к краю, через который перетекали сотни тысяч тонн воды, сопровождаемый одобрительными воплями и подбадривающими свистами оставшихся у берега придурков.В тот момент, когда безволосая макушка мелькнула в последний раз, блеснув в солнечных лучах, Богдан не выдержал и громко вскрикнул, выпрыгнув из ставших родными кустов. Оставшиеся пока в живых экстремалы или самоубийцы, разница небольшая, до этого спокойно наблюдавшие за гибелью товарища, резко обернулись к нему и замерли в шоке, какой сам Богдан испытал бы, стань ему достоверно известно, с какой же планеты на самом деле прибыл на грешную Землю Мерилин Менсон в совокупности с раскрытием подлинного внешнего вида эпатажного певца. Короче, охренели они, и гораздо сильнее, чем от предыдущего самоубийственного поступка собственного спутника.Богдан же все еще пялился на тот край, за которым мгновенья назад исчезла полуодетая фигура, и никак не мог прикрыть рот, бессмысленно плямкая губами. И даже не заметил, как оставшаяся троица соскочила на берег и буквально обступила его вплотную. Очнулся только, когда чужие пальцы ухватились за прядь волос.А вот это уже было ожидаемо. Потому что с тех самых пор, как с его головы сошел младенческий пух, и отросли настоящие волосы, они начали привлекать внимание всех без исключения. Очень светлые, с пепельным отливом и крупными кольцами на концах. За зиму стрижка отросла, и сейчас волосы закрывали уши и шею, не доходя до плеч. В принципе, ухватиться есть за что, вот только парень до судорог не переносил, когда касались его головы. В детстве достаточно было громко зареветь, потом в ход пошли кулаки.

Сейчас он почти спокойно, не резко, но настойчиво отвел от себя руку настырного лысого.- Парень, остынь, ты и так другана своего потерял, стоит ли нарываться? – пробормотал Богдан, не надеясь, впрочем, что его поймут.И верно, троица отчаянно защебетала на своем неидентифицируемом языке, резко жестикулируя и иногда повышая голос. Потом тот же самый хрен снова протянул руку к его голове. Значит, с первого раза мы не понимаем. Придется особо непонятливым вбивать информацию непосредственно в мозг. Богдан с силой оттолкнул руку и отступил на шаг, группируясь и занимая выгодную позицию спиной к солнцам. В своем-то сне он точно всем накостыляет.Лысый дернулся было за ним, но вперед выступил парень с самыми длинными волосами и отдернул его назад, крепко ухватив за плечо. Тот дернулся, мотнув блестящей башкой, и подступил к защитнику, что-то угрожающе шипя, но вдруг резко отодвинулся, отшитый буквально несколькими яростными словами.И, как финал-апофеоз, со стороны обрыва вдруг донесся дикий крик, переходящий в ликующий визг, и из-за него, как пробка, вылетела доска, на которой балансировал недавний самоубийца, живехонький и довольный. И вот теперь Богдан застыл в таком каменном ступоре, что не возмутился бы, и сотвори ему лысый прическу по своему подобию. В голове крутились какие-то беспомощные вопросы «Ээттто что?», «Это кааак вообще?» и совсем дебильное «На каком основании?!». Вот именно, на каком основании этот… смертник, сиганувший за край мира, имея в арсенале лишь набедренную повязку, доску для серфинга и собственный идиотизм, посмел выжить, да еще и, возможно, не прилагая к этому особых усилий?Сам выживший, между тем, триумфально подплывал к друзьям, совершенно спокойно следуя против течения на ничем вроде не управляемой доске. Соскочил на берег, что-то весело чирикая, и только тогда увидел находку своих дружков. Секундный ступор ииииии… кто бы мог подумать, рука тянется к невиданным волосам. Ну вот, опять!Богдан в очередной раз дернулся и отступил. После чего вновь воссоединившаяся компания замутила долгую оживленную дискуссию, понять которую Богдану было не дано. Да и не больно хотелось, ведь он погрузился в собственные рассуждения.Сказать по правде, этот сон уже задолбал. Какой-то затянутый, начавший изживать сам себя. Но, даже осознавая фантомность происходящего, Богдан не имел возможности самостоятельно, по собственному почину выплыть из пучин опостылевшего сновидения и выпить уже анальгина, потому что голова так и продолжала болезненно пульсировать. Поэтому начал прикидывать вполне себе осуществимый план. Пользуясь непроходимой занятостью спорящих друг другом туземцев, парень бочком, прикидываясь домкратом и стараясь особо не отсвечивать, подбирался к чуть колыхавшимся на прибрежных волнах доскам. Серфингом он занимался немного на Маврикии пару лет назад. Поэтому довольно ловко прыгнул на крайнюю доску и с силой оттолкнулся от берега. Доска неожиданно быстро, гораздо быстрее течения, полетела, рассекая волны, приближаясь к месту, где все закончится.Расчет был прост и гениален. Богдан очень часто летал во сне. Просто парил в небе, или прыгал с разных высоких объектов, чаще всего с отвесных скал. И всегда просыпался еще в полете, так и не добравшись до логического конца. Вот и сейчас он небезосновательно рассчитывал проснуться, не долетев и до тех самых, уже снившихся ему облаков.Начало плана воплотилось с блеском. Спорщики даже не сразу обнаружили угон плав-средства, а когда Богдан услышал за спиной возмущенные крики, фора была уже внушительной. Оборачиваться не стал, опасаясь потерять равновесие, ориентировался по голосам. Вскоре вопли сменили тональность и эмоциональную окраску, все четче слышались тревога, почти сразу перешедшая в ужас. Интересно, им за него страшно или они переживают потерю доски? Додумать мысль не успел, перед глазами мелькнула уже знакомая бездна, и из-под ног внезапно исчезла опора, предварительно хорошенько стукнув по подошвам ботинок. Богдан постарался заглушить охвативший сознание страх, успокаивая себя тем, что скоро все закончится, и он проснется… ну, где-нибудь, наверное, хотя хорошо бы в своей собственной комнате, а еще лучше, чтобы головная боль ему тоже приснилась. Даже глаза закрыл, готовясь открыть их уже в бодрствовании.Но падение заканчиваться не спешило. Ветер все так же шумел в ушах, завязанный на поясе свитер трепыхался за спиной недоразвитыми крылышками, а потом Богдан вдруг погрузился в нечто противно-влажное. С перепугу раскрыв глаза, обнаружил себя в плотной молочной массе, а вовсе не на собственной кровати. Да что же это такое-то? Что за приставучая греза попалась! Богдан начал серьезно опасаться, что проснется только, шмякнувшись со всего маху оземь, порушив тем самым все свои предыдущие выкладки. Но, выпав через некоторое время из влажной массы, оказавшейся теми самыми пресловутыми облаками, увидел нечто, заставившее осознать: ни на что твердое рухнуть ему не грозит, а если залогом выхода из сновидения служит членовредительское приземление, то он рискует не проснуться до конца дней своих.После облачного фронта падение резко затормозилось. Словно он погружался в воду с небольшим балластом, чтобы не выкидывало на поверхность, даже воздух вокруг ощущался как-то плотнее, хотя с дыханием проблем не возникло. Вокруг насколько хватало глаз – сероватая пустота, и только в дали, причем очень далекой дали, виднелось нечто, выглядящее как ствол дерева, хотя по размерам больше напоминало колоссальную горную цепь. Только вот поверхность объекта никоим образом не походила на камень, а состояла, казалось, из множества переплетенных между собой стволов вековых деревьев. Богдан нервно хихикнул, лицо перекосило нервным тиком, левый глаз неприятно задергался, да так, что ему пришлось осторожно прижать его пальцами.Не надо сильно богатого воображения, чтобы понять, что именно напоминает ему эта композиция. Гриб на ножке. Вот эта хрень вдали – как раз ножка, а то место, откуда он очертя голову спрыгнул недавно – собственно, шляпка. Получается, что место, где живут его недавние знакомцы, имеет растительное происхождение. Оборжаться. Где же этот чертов реальный мир, когда он так нужен!Внезапно щиколотку сильно обожгло. Дернувшись, Богдан широко распахнутыми глазами уставился на левую ногу и в очередной раз охренел – голенище его ботинка несколько раз обмотала какая-то веревка, уходящая в преодоленные им облака. И не успел парень пробормотать «ох ты ж…», за ногу резко дернуло, так сильно, что от боли слезы брызнули и зависли на мгновение возле лица в этом плотном воздухе, а потом ему стало не до слез и не до чего вообще, потому что боль охватила уже все тело, глаза закатились под веки, а сознание медленно погасло, но даже этот долгожданный факт не обрадовал измученный болью разум.***Когда он очнулся, нога все еще болела. Глаза открылись сразу, без проблем, но даже то, что обстановка вокруг была незнакомой, не насторожило, не испугало, не расстроило. Как-то достало его уже размышлять о событиях, объяснять себе вовсе не очевидные вещи, обосновывать испытываемые ощущения. И даже не было сил бесноваться от того факта, что проведенный ранее эксперимент не дал результатов. Все он дал. И еще как.Сколько раз Богдан слышал – ущипни меня! – когда люди хотели убедиться, что они не спят. Во сне боль не ощущается. Так чего же он до самого конца не мог заставить себя поверить, что он все-таки не спит, не обращая внимания на сигналы: жажда, обгоревшая в свете двух солнц кожа, треснувшие до крови губы, и, как апофеоз, дикая боль, разрывающая на части все тело.И получается полнейшая хуйня, а конкретно: он реально, на самом деле оказался в глубокой жопе, то есть в каком-то жутковатом местечке, самим своим существованием попирающем законы природы. И это не сон. Не чертов гребаный сон, в чем он так активно себя убеждал.Скрипнула дверь. Невольно дернувшись, Богдан уставился на посетителя. Это оказался один из четырех парней, первых встретившихся ему людей этого чужого мира. Патлатый. Так он окрестил его тогда, с темными волнистыми волосами до плеч, одновременно похожий на Болливудского актера и исламского террориста. Ну, чисто внешне. Краем глаза наблюдая за тем, как медленно и осторожно парень приближается к низкой широкой кровати, на которой он валялся, Богдан осторожно огляделся.Комната небольшая, с низким, куполообразным ярко-бирюзовым потолком. Стены гладкие, видно, что отштукатуренные и покрашенные в светлую терракоту, по которой пущен темно-коричневый растительный орнамент. Вроде два окна, занавешенные многослойными шторами: одно слева от кровати, другое справа, побольше, отделенное от комнаты аркой с двойными дверцами, украшенными изящной воздушной резьбой. Дверь, через которую вошел парень, тоже двустворчатая, невысокая, ему даже пришлось пригнуться. Тоже украшена резьбой, только не сквозной. Над кроватью балдахин. В алькове с окном – ворох разномастных подушек.Богдан все еще пялился на это подушечное многообразие, когда парень заговорил. Чуда не произошло, ни хрена он не понял. Только тупо глазел теперь на него, отметив большее количество одежды, нежели в прошлый раз. Белые брюки с широкими штанинами, длинная, до колен, белая же рубаха без воротника, застегнутая всего на пару пуговиц посередине, и расписные шлепки с агрессивно загнутыми вверх носами.

Прямо Маленький Мук, мимолетно пронеслось в голове. Да и обстановочка какая-то… нерусская. Да и не европейская, больше похоже на восток или Азию. Даже больше на… на арабские сказки. Шахерезада, мать вашу, тысяча и одна ночь! Может, его все же похитили, а два солнца – это так, глюки? Ага, и край мира тоже. И как он там летал.Не удовлетворенный индифферентной реакцией Богдана, парень подступил ближе и снова залопотал, уже настойчивее. Тот приподнялся на кровати, одеяло сползло, и он с недоумением уставился на свой оголившийся торс. Не понял! Это что за на хрен?! Сам оделся, а его раздел?

- Где мои шмотки? – сдвинув брови, хмуро спросил Богдан.Снова незнакомая речь.- Нихт ферштейн, блин, что, не допетрил? – прикрикнул Богдан. – Не понимаю я не хрена. Штаны мои где, говорю?Он со страхом приподнял тонкое одеяло и убедился, что штанов действительно нет, но вот трусы на месте. И то хлеб!Мук продолжал что-то самозабвенно лопотать.

- Ты чего, дебил? – уже заводясь, поинтересовался Богдан. – Не понимаю я тебя. Жестами покажи, идиот!Он сам хаотично замахал руками, на каковые действия Мук уставился сначала с ужасом, потом с сочувствием. Блядь, это у тебя с головой не в порядке, харе так пялиться!- Где. Моя. Одежда. – Богдан сопровождал каждое слово жестами: провел ладонями по груди и животу сверху вниз, по ногам снизу вверх, постучал по ступням, намекая на обувь.Мук приподнял бровь и потянул к нему руки.- Эй! – Богдан с силой хлопнул по смуглым ладоням. – Руки прочь! Да что ж это такое!Внезапно почувствовав слабость, парень откинулся на подушки, а Мук снова замер напротив, недоуменно приподнимая брови и покусывая нижнюю губу.- Чет как-то не идет у нас общение! – задумался Богдан. – Ну, давай так. Пить мне дай. Пить!Он сделал вид, что обхватил ладонью нечто неширокое и поднес ее ко рту в характерном жесте.Парень застыл на секунду, чуть наклонив голову к плечу, потом вдруг лицо его озарилось ликующей улыбкой, он хлопнул себя ладонью по лбу и убежал. Богдан даже выматериться всласть не успел, а он уже вернулся, таща металлическую, украшенную затейливой резьбой кружку. Осторожно приблизился и передал чуть подрагивающей рукой. Опасается, зараза!Богдан кружку взял, поднес к лицу, понюхал сначала. Не пахнет ничем, как обычная вода. Хлебнул, подержал во рту. Глотнул. Вкусно. Никакой химии. Глотнул еще. Жадно допил до конца.Мук, до этого с большим интересом наблюдавший за этой сценой, забрал кружку и сделал рукой изящный волнообразный жест, который Богдан расшифровал как предложение еще полежать. Не став сопротивляться, снова откинулся на подушку и подтянул одеяло к подбородку. Мук снова улыбнулся, кивнул и вымелся из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Полежав еще немного и чутко прислушиваясь к шуму извне, Богдан осторожно приподнялся и откинул одеяло, намереваясь вскочить с кровати. И со стоном рухнул обратно. Нога, та самая, за которую его поймали там… неизвестно где, жутко болела, и щиколотка, и бедро, а вместе с ней и поясница тоже. Спину ломило. Плечи. Короче весь организм – одна большая болячка. Вот черт!Не с первой, и даже не со второй попытки, но ему удалось подняться и даже нормально встать на ноги, после чего Богдан с трудом добрался до окна. И замер.Ну, хорошо уже, что не пустыня. Своим видом местечко напоминало небольшой и не особо богатый турецкий городок. Узкие улочки, прямоугольные каменные дома со стрельчатыми окнами. Создавалось впечатление, что дом, в котором он находился, расположен на одной из самых высоких точек города, поэтому все было видно как на ладони. Практически у всех домов были внутренние дворики, наполненные яркой зеленью. Слева город огибала высокая горная гряда, а впереди блестела водная поверхность: наверное, та самая река, медленно несущая воду до края мира. Справа высились несколько довольно высоких каменных сооружений, увенчанных несколькими куполами, очень похожими на луковки православных церквей, оранжевого, бирюзового и серебристого цветов, причем сооружение с бирюзовым куполом располагалось чуть дальше от двух других. Шпили этих «луковок» украшали какие-то витиеватые знаки, ярко сверкающие в лучах двух солнц.***Мука на самом деле звали Инан (авт.: ударение на «и»). Он жил в этом доме вместе с матерью – невысокой молчаливой и улыбчивой женщиной в длинных темных одеждах по имени Алира (авт.: ударение снова на «и») – и младшими братишкой и сестренкой, Джуном и Зилей, соответственно. Городок звался Афир и располагался совсем недалеко от столицы, гордо именовавшейся Фатина. Вся же эта страна, так похожая на сказочный восточный край, называлась Фриза. Как об этом стало известно? Ну, как говорится, жить захочешь – на любом балаболить выучишься, тем более, если тебя вообще никто не понимает. А кушать охота.Все началось с бытовых предметов и одежды. Сначала только в пределах дома и внутреннего сада. Потом улицы. Разноцветный и многолюдный базар. Те самые красивые сооружения, оказавшиеся и правда храмами всех трех богов, которым тут поклонялись. Увидев ночью местную луну, слепящее бирюзовое пятно на черном бархате неба, Богдан сообразил, наконец, с чем фризийцы ассоциируют свой пантеон. Инан потом подтвердил: да, местные светила действительно считаются всевидящими очами богов, пристально наблюдающими за своей паствой. Ну, здесь-то удобнее этим заниматься, все-таки мир плоский, каждого хорошо видно. А вот с Землей посложнее в этом смысле, может, поэтому и религий гораздо больше? А так, у каждого свой сектор, все под присмотром.Самое прикольное, это не было средневековое общество. И технологии здешние вовсе не уступали земным, а в чем-то и превосходили. Это по рассказам того же Инана здесь-то не было ничего сверхъестественного, а вот в столице и других больших городах каких только диковинок не сыщешь. Сам парень учился в фатинском университете, собирался стать архитектором. Отца в семье давно не было, Богдан так и не понял, куда он делся, но, судя по некоторым вещам, явно превосходящим роскошью остальные, они явно переживали и лучшие времена.И еще. Что-то здесь было такое, о чем все знали, но перед Богданом пока особо не афишировали. То ли какая-то могущественная каста, представители которой обладали чуть ли не магическим потенциалом, то ли это была секта государственного значения, совершенно спокойно уживавшаяся с официальной религией, а может и какой-то орден типа масонов или иллюминатов. В первый раз Богдан увидел адепта этого тайного формирования месяца через два по своему личному календарю, который он вел с того самого апреля, навсегда перевернувшего его жизнь.Он был на кухне, помогал Алире чистить овощи на обед. Осталось совсем немного, когда в небольшом помещении возник Инан, почему-то в довольно взвинченном состоянии, и позвал его в комнату, служившую гостиной. Именно там и поджидал первый за все это время посетитель. Молодой, не старше тридцати, мужчина, необычно закутанный в черное от ушей до пяток. От неожиданности Богдан отступил на шаг назад, но быстро взял себя в руки. Незнакомец смотрел спокойно, без враждебности. И ничем вроде не внушал недоверия, поэтому Богдан поспешно шагнул ближе, не из вежливости даже, скорее, из желания уверить, прежде всего, самого себя, что бояться нечего. И замер, забыв отвесить традиционный легкий поклон, с усиливающимся недоумением озирая всю темную фигуру. Потом дернул головой, будто прогонял странное видение. На миг, в порядке бреда, Богдану вдруг показалось странное марево, мерцающее вокруг незнакомца. Видение скоро исчезло, но тут же он увидел вовсе даже реальную вещь – из под высокого ворота темного одеяния выглядывал небольшой нежный бутон, черная татуировка на смуглой шее, прямо под ухом. Снова выбитый цветок, уже второй раз.

Гостя Инан представил Джелалом и за все несколько десятков минут «общения» он не проронил ни слова. Может, немой? Когда Богдан вернулся на кухню, обед был уже почти готов – матери помогала Зиля. Они уже уселись за стол, а Инан все не шел. Пускающий голодные слюнки Богдан понесся подпиннуть медлительного парня, но ни в гостиной, ни в личной комнате того не было. Совершенно случайно оказался у входной двери, выглянул из-за арки, просто чтобы убедиться, что пропажи тут точно нет и замер, вытаращив глаза: в небольшом и не очень освещенном коридоре этот самый черный Джелал страстно целовал Инана. Будучи выше почти на голову, он хищно нависал над парнем, по обыкновению одетым в белое, крепко прижимая его к себе обхватившими узкую спину руками, а Инан так же крепко обнимал его за шею. О каком-то принуждении говорить не приходилось, объятие было взаимным даже на первый взгляд.

И даже не поцелуй между мужчинами так ошеломил Богдана, этого-то он насмотрелся в последнее время, а такой резкий контраст, это нетрадиционное инь и янь, напряжение сильных тел, сплетенных в страстном объятии, та нежность, с которой большие смуглые ладони обхватили длинноволосую голову, едва слышный стон, шедший, казалось, из глубины души. И тонкие линии растительной татуировки, скользившие по тыльной стороне кисти из-под черного рукава до самых пальцев.