thirteen: Твой (2/2)

Джош снова остервенело его целует, словно хочет губы разодрать, оттягивает нижнюю, отпускает, а потом довольно наблюдает, как как она наливается вишневым оттенком.

И Тайлер плюёт — ничего не изменится, он не вырвется из этой петли, не сможет. Он пытался и проиграл, и он уже не видит смысла продолжать.? Он просто тоже хочет выпустить себя, отдать, отыграться — хочет мстить. Он подсел на мужчину, как на наркотик, и он никогда не простит себе этой слабости.

И он сам подставляется под Дана. Пусть он будет плакать и трахаться, чем жалеть себя, упущенную жизнь. Он кричит ?прости? тому, к чему не вернулся, и лучше он просто постарается следовать совету его парня и забыть.

Ладони Джоша везде, покрывают каждый миллиметр тела, гладят и сжимают. Последний бьёт больно и ощутимо, чтобы хотя бы следующие полчаса держался след — яркая отметина принадлежности Джошу на бедре Джозефа, которого он боится, но к которому тянется, словно все земное притяжение сошлось на нем одном.

Дан снова дёргает, заставляя младшего привстать, потом поворачивает, и теперь Тайлер стоит на четвереньках, готовый рухнуть, и только какой-то совершенно непонятной силой остается на месте.

Он чувствует руку на шее, которая гнет вниз, и ему приходится уткнуться головой в подушку, оставаясь с выгнутой поясницей и коленями, упирающимися в кровать.

Джозеф вздрагивает и шипит, когда на кожу опускается ещё один шлепок. Он утыкается носом в подушку, давит полустон в ней и царапает простынь — он снова на грани того, чтобы расплакаться. Он шепчет и царапает короткими ногтями простынь, и в какой-то момент приподнимает голову, потому что воздуха начинает катастрофически не хватать.

В ту же секунду Джош хватает его за волосы, пропуская пальцы сквозь темные кудри, притягивает к себе. Дышит в шею горячо, сглатывает и снова, будто мантру, повторяет ?Ты мой?. А Тайлер уже даже не спорит.Его даже не опускают обратно на матрас, он просто чувствует, как Дан входит одним резким движением. Ему охота закричать от боли, едва не ненависти, но закричать — значит показать слабость. Опасная игра — в глазах играют огоньки, но потом старший трясёт головой, как больной пёс, скалится, отпускает себя и срывается с места в безумный темп. Крепкая кровать методично бьётся о стену, а потом звуки ударов тонет в стонах, криках, проклятьях.

Тайлер даже на вдох не способен — цепляется пальцами за то, что может ухватиться: простынь, подушка, спинка кровати. Выгибается, подается бёдрами и кричит, едва не бьётся головой о стенку, всем телом к Джошу. Тот лишь подталкивает за бедра к себе.

Джозеф словно воспламеняется, его колотит, накрывает, и Дан опрокидывает их без остатка. Это — способ сбежать, забыться, как наркотики или алкоголь. Он стонет, толкается в податливое тело, ощущает каждую клетку — они острые, колючие, как кусочки неправильно собранного паззла.

Боль от проникновения ощутимая, резкая; яркие всполохи перед глазами похожи на взрывы фейерверка, которые сильнее ощущений, и все смешивается в отвратительный коктейль из страха, ненависти и несправедливости.

—Да! Давай! — истерично простит Тайлер через пелену слез. ?Я хочу скрыться, я хочу, чтобы боль затмила все! Пусть лучше мне будет больно, трудно, пусть я буду задыхаться, чем помнить, что ты сделал, что ты забрал?. Это мольба на грани безнадёжного понимания ужаса, что накрыл с головой. — Сильнее!

Он не говорит больше ничего, за него все обозначают его стоны, которые срываются в закушенных губ. Он хочет, чтобы старший остановился, но и продолжал вечность, ведь пока он чувствует сильные и грубые толчки в себя, это не позволяет ему задуматься о чём-то другом.

Дан сцепляет их пальцы, крепко сжимая широкой ладонью и, не удерживая порыва, остервенело целует. Температура повышается, как на вулкане, а между телами словно действительно течёт раскаленная магма.

Тайлер взмокший, податливый, горячий, до невозможности испорченный, но Джошу настолько это нравится, что начинает сносить крышу. Младший раздвигает бедра, чтобы старший мог вбиваться в него ещё глубже. Он даже не пытается нормально продышаться — если упадёт и умрет прямо здесь, даже лучше.

Мужчина толкается по-собственнически, впиваясь зубами в чужое плечо, меняет угол, держит за волосы Тайлера. Последний видит свет в конце тоннеля, что мигает и прерывается. Или это слезы размывают взгляд?

У Дана простреливает тело, и он кончает с глухим, хрипом, прижимая чужие бедра к себе, сжимая волосы, и поэтому чувствует, как Джозефа встряхивает вновь и вновь. Но последний даже не остаётся лежать: через некоторое время он поднимается, чтобы просто уйти в ванную и смыть с себя не только последствия бурного секса, но и то, что он чувствует.

Джош зависает, послеоргазменное состояние опутывает его, пытаясь утопить. Но образ пошатывающегося, вставшего с кровати Тайлера, наверняка чтобы отправиться в ванную, бьёт по голове, и Дан уже в миллионный раз срывается:

—Я надеюсь, ты хорошо запомнил, чей ты! — с размаху больно впечатывает младшего в стену, нависая сверху.

Джозеф голый, встрепанный, с покрасневшими щеками и закусанными губами. Тёмная спавшая прядь как уголь на белоснежной бумаге посреди его лба — такая же, как и расшатанный отчужденный взгляд, в котором плещется холодная искра принятия.

От Дана не уйдёшь, Дан не отпустит. Своенравие Тайлера бесит, как и его попытки сбежать, бесит, как он смотрит прямо в глаза, прижимается спиной к стене — вовсе не тот Тайлер: они оба проиграли своим маскам. Он сильнее, чем кажется, ведь впервые им управляет отчаяние, а не любовь.

Джозеф сжимает пальцы в кулак, делает дерзкий шаг навстречу, разрезая напряжённый воздух, бьёт в открытое солнечное сплетение. Джош хватает воздух ртом, как рыба, которую выловить выловили, а назад не отпускают. Но он быстро приходит в себя, тянет парня и практически бросает его на пол, но сдерживается в какой-то определенный момент. Просто оглушает сильнейшей пощёчиной, заламывает руку, опускает к самому паркету и впечатывает колено в беззащитный живот.

—Надо же, мой мальчик умеет драться, — он тяжело вздыхает, а младший охает, опуская голову.

—Ты просто псих поехавший, — Тайлер дёргается от каждого слова, рвётся, но другой держит крепко.

—Я знаю, — Дан усмехается, как бы принимая эти слова: к черту, пусть его парень действительно так считает, он уже в любом случае не в состоянии ничего изменить.

Оба дышат так, словно весь воздух в комнате превратился в бетон, и в глазах обоих плещется противостояние: у Джоша — Тайлеру, у последнего — самому себе. Они на взводе, и это гораздо сильнее страсти, сильнее любви, секса. Они подсаживали себя друг на друга долгое время, залезали друг другу под кожу и смешивались с кровью, с ложью. Это даже не наркотик, это грёбаное помешательство, зависимость. Игра — великолепная, ломающая устои и стержни.

—Но ты поздно опомнился. Теперь придётся полюбить и психа, — Дан встряхивает его, как куклу.

—Почему ты притворялся? Все это время, почему строил из себя любящего парня? —Джозеф не сдается, пытается вывернуться, но огромная туша сверху придавливает, и счастье, что дышать позволяет.

—Психи тоже могут любить. Просто ты бы не позволил мне залезть к тебе в сердце, котенок. Раньше ты казался далеким, а сейчас я не представляю жизнь без тебя. Ты останешься, ведь и сам не сможешь уйти.

— Я не хочу быть удовлетворением твоих больных потребностей, — младший через боль выпрямляется, и он даже слышит хруст кости. Нет, ему кажется, ведь мужчина показал, насколько опасно даже собственному слуху сейчас верить.

—Ты мой, Тайлер, и ты будешь делать то, что я скажу.

—Отъебись от меня! — Джозеф рычит, всхлипывает, пытаясь двинуться и замереть всем телом одновременно.

—Повтори то, что я сказал, — Джош говорит это до ужаса тихо. Это страшнее самого громкого крика, это выводящее спокойствие. Парень боится, реально боится такого.Он не понимает, зачем все эти знаки принадлежности. Его обманули, заставили отдать себя полностью, и теперь он не больше, чем пустая оболочка — какая разница, чья она?

Но он знает единственный способ прекратить всю эту эмоциональную пытку.—Твой, — на выдохе произносит младший, обрубая себя в конец, отрывая все ниточки, как испорченная марионетка. Он даже собственных слез на лице не чувствует.

—Умница, — счастливо и победно улыбается Джош и наконец-то ослабляет свою акулью хватку. Он не даёт Тайлеру возможности просто упасть на пол, присаживает его перед собой, глядит на свой трофей, на результат своего безумия.

Джозеф подумал, когда он еще чувствовал себя настолько загнанным в капкан, но это был первый и единственный раз, после которого он даже не желал бежать против ветра или плыть против течения. Его совсем не волновало, что они были совершенно голыми в поту и сперме, на этом полу, потому что он был слишком измотан после всего случившегося, чтобы хотеть это исправить, но даже если и хотел — Дан крепко обнял его и сказал, что никуда не уйдет.

Когда Тайлера притянули ближе, он уткнулся носом в шею мужчины, пытаясь почувствовать его одеколон, потому что хотел снова вспомнить о доме. Однако, ему не удалось ничего почувствовать, так как запах сейчас словно стал другим, не оставив никаких следов. Но, в конце концов, парень знал, что это, наверное, только к лучшему, потому что мысли о прошлом только сильнее заставят его тосковать по дому, хотя он и так по нему ужасно скучал.Джош погладил его по волосам, и другой осознал, что постыдно прижимается к нему, принимая все жесты утешения, поскольку от кого ещё он мог их получить прямо сейчас? Мужчина был единственным, кто мог обеспечить ему это, и он предпочёл бы иметь эти прикосновения, чем вообще ничего, потому что это было лучше, чем остаться без внимания, лучше, чем быть просто отброшенным в сторону, как бесполезный мусор, которым уже изрядно попользовались.

Чем больше Тайлер оставался в руках Дана, тем легче ему было смириться с тем фактом, что теперь это его жизнь. У него не было другого варианта, как только надеяться на то, что полиция когда-нибудь найдёт его, потому что теперь он знал, что нужно перестать надеяться и постараться забыть о суровой реальности окружающего его мира, потому что реальность заключалась в том, что его парень не собирался отпускать его ни за что на свете, независимо от того, сколько он будет плакать, умолять или даже драться.

Хотя даже после этого всего Джозеф продолжал убеждать себя, что все могло обернуться куда хуже — вероятно, Дан не собирался и дальше причинять ему вред, наоборот — любить, просто сегодня всё было слишком не похоже на них обоих.

—Люблю тебя, детка, – прошептал мужчина прямо в ухо другого, желая убедиться, что тот услышал это. Затем, он нежно поцеловал Тайлера куда-то в волосы, обхватив его руками, словно боясь снова потерять.Последний ничего не ответил. Его пугало то, с какой искренностью были произнесены эти слова. Джош говорил правду, источая нежность в своём голосе, и он вновь вернулся к образу идеального заботливого партнёра, к тому самому образу, на который Тайлер и купился. Дан действительно любил его, но по-своему, странно, собственнически, так, как Тайлер никогда не поймёт.

И Дан... Ну, он просто наслаждался призом, который получил, одержав победу; он говорил, что они будут навсегда вместе, и не требовался вербальный ответ — ему вполне хватало судорожных объятий и пустого взгляда, что он собирался заполнять бесконечным обожанием.Тайлер знал, что если будет послушной деткой, то получит тонну любви и признание. Возможно, он когда-нибудь простит Джоша.Еще ему было известно: за непослушание он получит лишь грубость и одиночество. Он ненавидел ощущать себя хуже мусора с помойки.—Пойдём, малыш. Нам нужно принять ванную и лечь спать, — жуткое выражение лица и улыбка Дана, при которой младший вдруг почувствовал себя липким и испорченным, пугали его, но лишь надеялся, что со временем научится справляться с этим.

Ведь Джош пытается сделать себя счастливым, используя для этого Тайлера.

И Джозефу было чертовски отвратительно это знать. Знать, как он жалок перед своими чувствами и неспособностью вырваться из холодных и удушающих объятий. Когда внутри тебя живёт слабость, которая тебя убивает. Его уже ничего не сможет убить так, как это делает Джош.

Его разум погружался в ловушку Дана все глубже, тонул в утопии и мраке, там, где Джош хотел, чтобы Тайлер был.