глава XXl. лжец. (2/2)

– Я не помню своих желаний. Помню лишь лицо матери, которую заталкивали в полицейскую машину. А я сжимал в руках деревянный самолётик, который отдал мне Иаков. Единственное, что мы смогли забрать из дома.

?…Мой отец умер в федеральной тюрьме в Атланте ближе к концу своего приговора. Много лет спустя, когда я начал проповедовать, я столкнулся с бывшим заключенным, который вспомнил его – Безумного Старика Сида, как он был известен тогда. Бывший заключенный сказал мне, что он умер в тюрьме от падения с лестницы. Был ли это несчастный случай? Сложно сказать. Но я помню, что проповеди моего отца могли быть очень раздражающими.

Я не скучаю по маме. Она уже была призраком, когда мы все жили под одной крышей. Сегодня она, должно быть, несомненно, рада быть вдали от человека, который разрушил ее жизнь. Возможно, она уже мертва. Или скоро будет, как и все остальные…?– А ты? – Женский голос резко прерывает внезапно нависшую тишину. – Ты скучал по матери?

– Да… наверное, да. До определённого момента. Понимаешь, я был слишком мал и примерял её образ на Элеонору, нашу вторую мать, и на ту женщину, которую всю оставшуюся жизнь звал матерью. Это прошло, когда я решился посетить женскую тюрьму Атланты по одному из дел, которое выпало. Я уже собирался уходить, как вдруг увидел её на переговорах с кем-то. Не смог отпустить этот момент и пришёл снова. И вот тогда всё. Разочарование. Полнейшее.

– Что ты сказал ей при встрече?

– Как сильно ненавижу её, – Иоанн разводит руками. – Из-за того, что она подчинялась этому тирану и привела меня туда, где я стою сейчас.

– В бункер посреди апокалипсиса, – Эйприл выдавливает на лице улыбку, вспоминая, как любой их диалог приходит к одной и той же фразе, что прозвучит и сейчас. – Неужели тебе так не нравится моё общество?

– Перестань, – он отшучивается, поправляет волосы и продолжает чтение.

– Их я помнил чётче, чем родных родителей, – мужчина морщится, закинув голову на подушку.

– Они, действительно, были словно из теле-шоу? – У Эйприл возникает желание сесть рядом и, словно по-матерински, обнять его.

– Почти. Всё, что было для людей, всё, что было напоказ, – да. Остальное, то есть наши спальные места, наш быт, наше существование и их общение с нами– это было ужасно. Дальше об этом и говорится. И всё это чёртова правда.

– Тебе было пять, – девушка заправляет несколько локонов Сида, сильно отросших, за его ухо. Смотрит с трепетом, которого ему сейчас и не хватало.

– Шесть, если быть точнее. На тот момент уже шесть. И я не в праве говорить, что мне жилось плохо, но, твою мать, – казалось в нём буквально вскипел огонь, – заставлять шестилетку раскидывать сено, когда он еле держал в руках эти вилы?

– Иди сюда, – Эйприл сводит рыжеватые брови к переносице и протягивает навстречу Иоанну свои раскрытые руки.

Он не понимает. Некоторое время просто смотрит, но после ныряет в этот омут объятий, с теплотой подготовленных девушкой. Она не понимает, почему это сделала. Из-за истории и фактов, что рассказал Сид? Или ей просто надело величать его ?врагом?? Всё возможно.

Дыхание Эйприл замирает, когда голова Иоанна тихо ложится на её плечо. Шею отдаёт горячее дыхание, а его массивные руки сжимают хрупкую талию. Это был момент, наполненный трепетом и той теплотой, которой Иоанну не хватало. Девушка это чувствовала. Чувствовала из-за его реакций.

– Тебе не кажется забавным, что его увольняли за малейшее отклонение от привычного образа жизни? – Иоанн продвигает книгу к девушке, пытаясь доесть свой паёк.

– Нет, – Эйприл лишь разводит руками, откинувшись на стуле, и смотрит на картину сожжённого мира, отпечатанного на страницах книги. Самое примечательное здесь – табличка. Табличка с надписью ?Санта-Моника?. Больше она туда не попадёт. – Это нормально. Люди боялись, и я их понимаю, – девушка останавливает взгляд на своём собеседнике. – Я бы тоже постаралась избавиться от тебя, если бы ты замаячил рядом.

– Ты кофе со мной пошла пить, – он отводит вилку на уровень глаз, разводя руки, словно сказал что-то, что было очевидно, но девушка этого не замечала. – Просто напоминаю.

– Тогда ты был другим, – она поджимает губы. – Мне нравился Джон Дункан, и, стыдно говорить, но тогда, после нашей прогулки, я думала о том, что было бы, если бы я пригласила тебя зайти со мной в отель.

– И что было бы? – Иоанн откладывает вилку и еле заметно подвигает тарелку, внимательно смотря на девушку.

– Думаю, я бы не устояла. Джон Дункан… он очень интересный персонаж, – Эйприл останавливается и возвращается в нормальное сидячее положение. – Иоанн Сид – грёбанный сектант, которого бы я с большой радостью засадила за решётку. Жаль они сожжены.

– Но ты всё ещё меня хочешь, не так ли?

Мужчина резко встаёт. Так, что стул, на котором он сидел, падает. Эйприл сглатывает, и ком в горле не даёт ей возразить. Иоанн обходит её со спины и кладёт свои руки на её плечи. Кофта, которую девушка нашла этим утром, не даёт ей почувствовать холод его рук. Но позволяет чувству тревоги вернуться. Напомнить о том, что она никогда не будет в безопасности.

– Не забывай, Эйприл, – имя. Боже, она вновь слышит своё имя, которое начинает казаться чем-то выдуманным, – у тебя есть своё место в новом мире. И та мысль, что оно может быть по правую руку от меня, имеет место быть.

С этими словами он покидает комнату.

– Думаешь, так и было? – Произнесла девушка, сплюнув зубную пасту. – Мне был интересен этот момент. То есть… Голос не говорил с ним до момента попадания в Монтану? Ведь после он вещал, как минимум, трижды при мне, что слышал голос. Плюс пророчество о смерти рыжика, – Эйприл через зеркало замечает, как Иоанна передёргивает от подобной клички своего старшего брата. – И твоей тоже, – она улыбается. – Всё сбылось, если так подумать.Её всё ещё задевало пророчество, что было уготовано Иоанну. То, из-за которого он здесь, а не похоронен под слоем грязи. Эйприл не понимала, почему её бесит это. И почему именно она сейчас в бункере с Сидом младшим, а не его главная подстилка.

– Да, он начал чаще слышать Голос после того, как мы поселились в лачуге на центральном острове. Чем ближе к Коллапсу, тем чаще.

– И в последние дни? – Эйприл обтирает рот полотенцем и поворачивается лицом к собеседнику.

– Да. Перед… перед арестом Бог рассказал ему о том, что будет через семь лет, – книга в руках Иоанна захлопнулась, а сам он собирался покинуть комнату. Ведь все утренние процедуры по умыванию были завершены.

– И что он сказал?

– Дал две развилки. И… если бы ты только сказала нам ?да?, господи, помощница, скольких проблем бы ты нас лишила. Ты даже представить не можешь, насколько всё было бы прекрасно.

– Не могу, – она пожимает плечами, следуя за Вестником.

– Не можешь, – с этими словами он и закрыл в бывшем штабе Датча.

Этот день пленники бункера решили провести в единственной тёплой комнате – комнате, в которой спал Иоанн, окружённый выбором из нескольких десятков кроватей. Эйприл всё же по привычке закуталась в одеяло и наблюдала за тем, как бывший Креститель продолжал строить теории о ?Слове?, но в голове крутились мысли о том, насколько тёплый момент проскочил между ними на днях, и то, что Иоанн похудел. Это всё больше бросалось в глаза. Ключицы стали всё больше выпирать из одежды, которую он выбирал.

– В каком-то смысле ты стал прообразом своих родителей, – отмечает девушка. – Ты знал, что в округе тебя описывают лаконично… ?Инквизитор?.

– Да. По сути, мои обязанности именно так и выглядят со стороны. Выглядели, – Иоанн не мог смериться с тем, что теперь всё будет иначе. – Забавно, но ведь Иоанн-Креститель делал то же, что и я. Но его все боготворят.

– Ваши дурачки тебя тоже боготворят. Но сравнивать себя с Иоанном-Крестителем – глупо. Только не говори, что руководствовался этим, когда получал приставку святости к своему имени? И Иаков…

Эйприл касается своей верхней губы большим пальцем руки, смотря в сторону. Она пропускает ответ Иоанна мимо ушей.Слишком много совпадений, Сиды ведь не могли всё продумать до таких мелочей.

– Иаков… – Она вновь обращает свой взгляд на собеседника. – Скажи, вы говорили когда-нибудь о том, как он умрёт?

– Пару раз, – мужчина решает накрыть свои плечи одеялом. – Когда впервые услышали свою судьбу и, когда услышали, что причина нашей смерти, рыжая девчонка, что бегает по округу, отнимая землю.

– Вы обсуждали обстоятельства?.. – Она подцепляет свою губу коготком, внимательно наблдая за его реакцией.

– Нет, а что? Я думал, мы будем обсуждать мою незавидную судьбу, честно говоря, а не моего брата, которого ты так бесцеремонно убила на вершине горы.

– Самой высокой горы округа. Ты всё ещё не понял?

– Нет, – Иоанн хмурится.

– Лестница Иакова тебе ничего не говорит? Вы примерили на себя эти образы… слишком буквально. А Иосиф, кто в этой истории?

– Спаситель, – с этими словами Иоанн вновь открывает книгу.

?…Для всего мира он был Джоном Дунканом, человеком, рожденным в зажиточной семье, унаследовавшим небольшое состояние, когда умерли его родители.

Для всего мира он был преданным сыном, который оплакивал их с достоинством на похоронах.

Ибо он был искусен в крокодильих слезах.

Иоанн был человеком в маске. Он носил шелковые галстуки, как полицейские под прикрытием носят бандитские расцветки. Он ненавидел общество. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что его основы были глубоко погружены в болота нищеты; это общество не могло бы процветать без бедных детей в пригородах таких городов, как Ром, Атланта и многие другие.

Тот факт, что никто не знал о его внутреннем гневе, сделал его еще более опасным. Он хотел посмотреть, как все рушится, он хотел, чтобы мир горел.…Когда мы воссоединились, Иоанн даже ненавидел себя.

Он ненавидел свое жалкое детство и взрослую жизнь в равной степени. Он жил жизнью прямо из бульварного романа, пристрастился к сексу и наркотикам, устраивал модные вечеринки с участием известных актеров, пресловутых гангстеров, полицейских и федеральных судей…?С каждым словом, что отпечатывалось на губах Иоанна, Эйприл всё больше зарывалась в кокон… скорби? Именно эта энергетика исходила от мужчины, и ей становилось не по себе. Это странно. Она читала ?Слово?, не думая о том, как Иоанн пережил этот период своей жизни, но сейчас, когда всё это исходит от него, она понимает. Понимает и принимает.– Ты не был похож на наркомана в нашу встречу. Иначе я бы даже не заговорила с тобой. Не переношу их, – произносит девушка, тут же вспоминая образ Веры. К ней тянуло, и это было странно.

– Тогда я был неделю в завязке, может быть, чуть больше. Точно помню, что не употреблял три дня до появления Иосифа на пороге моего кабинета, – Иоанн склоняет голову на бок, будто что-то выискивая.

– Что ты испытал… когда увидел его? – Брови хмурятся. – Он рассказал о своих впечатлениях, но ты… ты ведь должен был что-то почувствовать, когда услышал его имя.

– У меня сердце забилось чаще, – мужчина поднимается и буквально падает рядом, по левое плечо от Эйприл, зарываясь в кокон из одеяла, который она соорудила ранее. – Я будто нашёл то, что потерял очень давно.

– Ты говоришь словами Иосифа, – Броди оборачивается к мужчине, который решил поселиться рядом. – Я же хочу услышать твои. Если бы я хотела услышать про Коллапс, про Голос, про… вас, наверное, я бы обратилась к нему. Но я спрашиваю тебя, Иоанн Сид. Что ты почувствовал, когда увидел своего брата на пороге?

– Ненависть, – он подкусывает нижнюю губу, посмотрев вниз, на Эйприл. – И примесь облегчения.

– Почему?

– За три дня до его появления я устроил вечеринку, в надежде, что непроглядная скорбь исчезнет, что вся эта музыка и светодиоды помогут мне, – Иоанн закрывает глаза. – Не помогло. Я подошёл к барыге, который присутствовал там, взял таблеток двадцать со словами, что это для друзей, а после заперся в ванной и глотал одну за другой. Но… как видишь я здесь после всего.

Он приподнимает подбородок, отводя взгляд в сторону так, чтобы борода не мешала разглядеть борозду на шее, а после приподнимает руку. Два заживших шрама, некогда оставленных вдоль руки.

– Боже, – Эйприл придвигается ближе и, продолжая обнимать себя, стучится в его грудь, - откуда у тебя такое рвение убить себя? И почему ты раз за разом выживаешь? Это начинает надоедать, – в её голосе слышен смешок. Подобные шутки обычно выводили Вестника на новую ветвь разговора.Но не сейчас. Сейчас Иоанн открывает глаза, полные сожаления за то, что он сказал сейчас. Он нервно сглатывает. Броди слышит это. И после мужчина поднимает руку к V-образному вырезу на кофте, стаскивая его вниз. Уныние. Он демонстрирует ей свой грех, в очередной раз предостерегая.

– Я помню, – тихо шепчет девушка. Её пальцы же сами тянутся к вырезанным на груди буквам.

Кто это сделал с ним? Всегда было интересно. Глядя на грех каждого из сектантов, даже на Иосифа, глядя на тату, что украшали их тела, она всегда понимала, что это дело рук Крестителя. Его след читался на тату, на шрамах. Но вот с ним… Все его руки были вытатуированы различными знаками, а это Уныние… Неужели он сам вырезал его?

Эйприл касается гласной буквы и тут же чувствует, как холодные пальцы Вестника Долины касаются её подбородка, заставляя оторвать взгляд от злополучных букв и обратить на голубые глаза, заполненные болью. Без шуток, иногда Эйприл думала о том, что Иоанн имеет настолько выразительные глаза лишь по причине вселенской скорби, что таится в них.

В этот момент он поддаётся вперёд, вновь обжигая своим дыханием её лицо. Так теплее. Поцелуй. Пусть Эйприл и пыталась скрыть этот факт от себя самой, но становилось всё более очевидным, как сильно она желала вновь ощутить его губы на своих. Вновь прикусить до крови, что после оставит след на её подбородке или щеке. Сид, наконец, отпускает ворот своей кофты, вогружая руки на талию девушки и притягивая её к себе, заставляя полностью отдаться ему. В его полный контроль. Иоанн Сид искусный манипулятор – это отмечали все, в том числе и его старший брат, написавший книгу. Он манипулятор, а она попала в этот сладкий плен.

Рука, вытатуированная грехами, сжимает женскую талию до боли. Приятной боли. А после резко отпускает, и мужчина забирает Эйприл в объятия, в которых они и засыпают.

Это ?утро? Эйприл встречает с ломотой в костях оттого, что выбрала неудачную позу для сна. Причина проста – массивное мужское тело, которое лежало рядом и смотрело на верхний ярус двухэтажной кровати. Она обращает внимание на то, что рука, которая выступала сегодня её подушкой, всё ещё ей и была, вторую же он согнул в локте и подложил под свою голову.

– Странный сон, – с утренней хрипотцой шепчет девушка. – Будто Датч ломится в бункер, а ты силком держишь двери. И было чувство, что вот-вот проснусь, открою глаза и не обнаружу тебя рядом. Думала, ты будешь посапывать у люка, придерживая двери.

– Брось, – шепчет Иоанн в ответ. – Почему в твоих фантазиях я всегда сбегаю?

– Потому что так и есть? – Она слегка улыбается, заправляя нависшие на лицо локоны за ухо. Сухие волосы. Из-за условий бункера.– Серьёзно? – Сид, наконец встречается с девушкой взглядом.

–В ?Гневе? ты кинул меня, оставив записку, которую так и не объяснил, к слову, – ухмылка. – Не так давно, ты убежал, сделав все свои дела.

– Так-так-так, – Иоанн привстаёт, делая более серьёзный вид. – Во-первых, когда ты являешься значимой ячейкой культа, ты не можешь спать до обеда, особенно на острое Отца. Во-вторых, я убежал, как ты выразилась, в душ. Ненавижу всё это.

Эйприл лишь разочарованно выдыхает, дотягиваясь до книги в белой обложке и кинув ею в Вестника.

Новая глава была всецело посвящена второму брату. С каждым новым прочитанным словом Эйприл чувствовала всё больше злости в голосе Иоанна. Иаков был для него более значим, чем Иосиф, как бы он не пытался доказать обратное. Рыжеволосый был для самого младшего из Сидов примером, и он, скорее всего, в некоторых моментах даже равнялся на него. Но Эйприл убила солдата. Убила, а после прикатила голову к ногам Иоанна. Честно говоря, до сих пор ей было интересно: почему он не убил её в ту же ночь. Неужели он беспрекословно выполнял волю Отца??…Некоторые были искренними, другие - нет.

Несмотря на наши грандиозные планы, наше сообщество также привлекло завистников, людей, которые мечтали о власти и хотели проявить свое господство. Однажды один из интриганов, мечтавших узурпировать меня, исчез после того, как мы выгнали его. Что с ним стало? Мы не знали. Но его исчезновение было предлогом для стука властей.

Они пахли кровью.

Полиция нашла нас и допросила нас. Без доказательств они пытались тайно обвинить нас в убийстве пропавшего человека. Я объяснил, что все в мире скоро умрут, поэтому мы не были заинтересованы в такой отвратительной мести. Все умрут, кроме тех, кто присоединился ко мне.Слухи - мощное оружие. Они могут осуждать невинных, разрушать репутацию. Даже сегодня наши враги распространяют этот яд среди слабоумных. Меня не волнует такая клевета или те, кто в нее верит. Эти люди не могут быть спасены. Они те, кто подчиняется голосу своих хозяев, которые верят всему, что говорят газеты и телевидение. Они кланяются властям. Они умрут без понимания; им скажут, что нечего бояться до самого конца. Сегодня мы извлекли уроки из своих ошибок, и Иоанн гарантирует, что те, кто присоединяется к нам, имеют чистые намерения. Но в то время, чтобы спасти нашу общину, у нас не было другого выбора, кроме как покинуть Ром?.Иоанн замолкает. Пальцами он перебирает рыжие волосы, что переходили в блонд. И эта тишина пугает. Пугает, казалось, не только девушку, лежащую на груди Сида, но и его самого. Об этом говорило его сердце и то, как быстро оно билось.

– Тебе страшно? – Он решает заговорить. – Я не понимаю, почему ты не боишься? Ни в один из моментов, когда мы виделись, я не видел в тебе страха, если не считать, конечно, Троя. Но… я не уверен, что эмоции, пылающие в твоих глазах, можно было принять за страх.

– Когда я убила Веру, – Эйприл сходит на шёпот, а рука, перебирающая её волосы, останавливается, – я передала все её слова Марку. На что он сказал лишь одно: героизм. Синдром героя, который должен всех спасти, всем помочь и остаться победителем.

– Только что я прочёл тебе то, что ты восприняла не так, как написано, не так ли?

– Да, – голос девушки дрогнул, но она продолжала со спокойствием обводить что-то на кофте Иоанна. – Я думаю, вы убили того неугодного паренька.

– Так и было, – признаётся Сид, а Эйприл замирает. – И даже поле этого ты продолжаешь лежать здесь, что-то вырисовывать. Я иногда не понимаю, – вновь шёпот, – человек ты или машина, не способная на проявление эмоций и чувств? Только Гнев, и всё.

– Я… – она хотела что-то возразить, но Сид прервал.

– Ты только что прочла и поняла, что мы убили того беднягу, – он срывается, скидывает с себя Эйприл и поднимается на ноги. – Я убил твоего ближайшего друга, а после этого ты приняла меня. Я один из тех, кто устроил этот чёртов апокалипсис, – он указывает в сторону двери. Вновь признание, но в этот раз не под действием алкоголя. – Я убил твоего драгоценного Датча, – официальное имя сменяется прозвищем, чтобы сильнее уколоть её. Она это понимает.

– Датча?..– Когда мы с Марком зашли сюда, здесь было пусто. Мы поговорили, – Иоанн облокачивается на стержень кровати. – Затащил тебя. Его всё ещё не было. Времени тоже. И я запечатал бункер, – мужчина разводит руками, на что Эйприл лишь выдыхает.

Больше всего она боялась сейчас услышать признание в том, что Сид выгнал старика на радиоактивную землю или же поступил, как с Марком. Но… всё проще?Или так только казалось.

– А после… Помнишь стук? – Он наклоняет голову. – Тот животный стук по люку, – получив положительный кивок, он продолжает. – Я тут же побежал к камерам, проверить, что это.

– Ты сказал, что это был олень.– Это был Ричард. На последнем издыхании, судя по всему, дополз до своего любимейшего бункера. Когда мы выйдем отсюда, его тело будет в паре метров от люка. Волки слегка оттащили его для удобства.

Эйприл хаотично хлопала глазами. По факту: убийство ли то, в чём сейчас признался Иоанн? Да если и так, то не первое, что он проносит на своих руках. Но Датч… он был как отец в этом округе для юной полицейской. Да. Лучшее описание.Но… она вновь готова его простить?

– Ему ведь нельзя было помочь? Двенадцать дней под радиацией?

– Нет, нельзя, – его губы сжимаются в тонкой полоске. – Неужели ты не хочешь избить меня? Убежать? Хоть что-то сделать? Боже, – Иоанн подносит руку ко рту. – Назови меня мудаком, как ты любишь. Хоть что-то.

– Я… – Эйприл в защитной позе обнимает себя, словно пытается отгородиться от того, что сама не готова признать. – Я пойду спать. Завтра новый день и новая глава.

Она встаёт, но уйти далеко не удаётся, ведь Иоанн хватает её за руку, притягивая к себе.

– Хоть что-то, – еле слышно шепчет он, вдыхая воздух в женские губы. – Хоть что-то, – повторяет мужчина более настойчиво.

– Я не готова признаться даже себе в том, что чувствую к тебе, а ты говоришь?.. – Зелёные глаза покрываются пеленой. Солёной пеленой, что щиплет засохшие глазницы. Эйприл машинально моргает,а слеза скатывается по щеке.

Иоанн ослабляет хватку.

Тихий стук раздаётся в момент, когда бывшая полицейская открывает глаза. Да, новый день – новая глава. Нельзя отступать от своего же предложения. Она медленно поднимается и открывает скрипучую дверь, ведь на породе Вестник со Словом в руках.

– Надо будет её смазать, – Сид смотрит на угол двери и проходит внутрь.

– Как это было на самом деле? – Девушка изворачивается голову, сидя на полу.

– Он проснулся с чёткой мыслью. Что нам нужна надежда, а после… Думаю, понятно, почему мы выбрали Монтану.

– Мэрами… Шерифами… – Эйприл буквально прерывает его и смотрит с явным непониманием. – Уайтхорс и… – Девушка пыталась вспомнить имя.

– Вёрджил, – Сид помогает ей. – Да, они все относились к нам хорошо, пока я не предъявил права на землю, а Иаков не начал действовать своими методами. Тогда, во время делёжки регионов, они буквально начали плевать в нас, называть психопатами. Твоему дражайшему шерифу было абсолютно плевать, что я выкупил землю под строительство ранчо, плевать ему было и на то, что лесопилка по бумагам так же принадлежала мне.

– Осталось в округе то, что не принадлежало тебе?

– Да, – соглашается он. – На тот момент достаточно много. Если брать нынешнее положение: мне не принадлежал лишь Фоллс Энд.

– Но ты пытался забрать его силой.

– Верно подмечено.С каждым новым словом Иоанна, в голове Эйприл сеялось сомнение. Честно говоря, она всё чаще возвращалась к их разговору в момент, когда мир ещё не пылал огнём. В момент, когда Сид спросил: уверена ли Эйприл в том, что верно выбрала сторону? Она сомневается. Сомневается, но, может быть, лишь по причине того, что Иоанн – её единственный союзник под землёй.