Дальтонизм (1/2)
Прошло четверо суток с тех пор, как мы покинули лагерь.
На море был небольшой шторм, ветер не стихал ни на минуту. Мне казалось, будто сквозь него я слышу какие-то странные стоны, шепот и голоса – так иногда случается, что ветром переносит голоса с одной улицы на другую. Только сейчас это были не улицы, а два параллельных мира.Мы прочесывали местность в поисках чего-то, чему не знали наименования. Каждый вечер мы слышали страшный утробный вой с болот, преследующий нас с первой же ночи в Зоне. Он звучал как напоминание о том, что кажущееся спокойствие этих мест – обманчиво.
Топограф оказалась не такой уж сукой при ближайшем рассмотрении. Это довольно странно, учитывая, что всегда в моей жизни все было наоборот – ближайшее рассмотрение выставляло напоказ всю людскую неприглядность, которую особо не видно издали. Но, как я уже говорила, лучше уж топограф, чем остальные. Я была разочарована, что попала в женскую экспедицию, но я буду считать это жизненным уроком – учиться находить с ними общий язык. Впрочем, на самом-то деле я уже была убита, поэтому урок не усвоила. Все, что происходит сейчас – ошибка природы. Наша "привычная" природа не предполагала, что будут происходить аномальные явления. Так что фактически я провалила экзамен.И топограф по-прежнему боится меня, но уже не как убийцу, а как нечеловека. Для нее я уже стала частью Зоны. Теперь она бы желала видеть во мне просто обыкновенного человека, даже убившего своих напарниц. Но эти человечьи дрязги и мелочные цели остались где-то там, в прошлом мире. В экспедицию не идут те, кому есть что терять. Но если топографу, как и мне, нечего терять, то почему она так зависима от своих страхов? Не все ли равно, что с нами будет? Не все ли равно ей, кто я такая?В остальном она вела себя терпимо. Я не ставила ей в вину тот случай, когда она стреляла в меня, она действовала в состоянии аффекта. Возможно, психолог на ее месте действовала бы в холодном уме, гораздо более решительно и без выпученных глаз.
Из шпаргалки психолога мы извлекли еще кое-какую информацию. Члены нашей экспедиции были отмечены точками, словно перечисленные. Причем, некоторые из нас были вычеркнуты. Это выглядело так:*биолог (732 слова)*антрополог (1003 слова)*топограф (995 слов)*химик (1010 слов)*лингвист (2150 слов)*медик (0 слов)*психолог
Зачеркнутыми синим цветом были химик, лингвист и медик. Это люди, прошедшие обучение, но в последний момент передумавшие отправляться в экспедицию. Зачеркнутыми красным были: антрополог и… сама психолог. Антрополог – потому что мертва, очевидно. Получается, что психолог сама вычеркнула себя? Она знала? Предчувствовала свою гибель? Что ж, меня радует, что мое имя не значится вычеркнутым.
732. Я сказала на допросе ей 732 слова. Меньше всех остальных. Больше всех сказала лингвист – это не удивительно, а медик не сказала ничего, так как отказалась от экспедиции еще до приема у психолога. Нас должно было быть семеро. Прошлая мужская экспедиция насчитывала двенадцать человек. Среди них был мой муж… вернувшийся уже не собой.
Где-то здесь он лежит мертвый, и я могу наткнуться на его разлагающееся тело.
Интересно то, что все вернувшиеся рассказывали, будто в Зоне нет ничего примечательного. Скука и ничего не происходит. Довольно приятная местность, море, лес.
И ничего.Я невольно вспомнила предсмертные слова психолога, когда расспрашивала ее о том, каким образом мы прошли через Границу, чтобы попасть в Зону. ?Ты уверена, что твой мозг выдержит это знание?? - горько усмехаясь, спросила она меня, не сказав ни слова больше.Что же такого ужасного в этом переходе?
А может быть, возвращаются не трупы? Может, возвращаются живые, но переход настолько страшен, что они забывают все, что знали о мире, о себе, о Зоне? И вскоре погибают от рака… Переход как-то связан с радиацией?
Но как же выглядит Граница? Как вооруженные силы контролируют ее местонахождение? Что им видно? Стена? Свечение? Дополнительное измерение? Червоточина? Что же это, способное свести с ума мозг человека? Если мы прошли через Границу без сознания, то что будет, попытайся мы пройти просто так, без всякой защиты, телесной и ментальной? Если мы с топографом все-таки найдем ее и вернемся, нас тоже ждет онкология мозга и амнезия его участков?Выходило, что переход через Границу непригляден в любом случае: как если выбраться можно только погибшим, так и если выбраться можно живым, но потерявшим себя как личность. Все это очень странно. Уверенность топографа в том, что переход безопасен, и там, за ним – спасение, отнюдь не наполняла меня. Наоборот. Мне во всех отношениях не нравилась идея возвращения назад. К тому же, это все равно что сдаться Южному Пределу на опыты. Мы находимся в самой опасной и странной зоне планеты, но, как это ни парадоксально, пока мы здесь, мы в безопасности.
И все же я, как и топограф, то и дело присматривалась к горизонту, к просвету между деревьями, к кромке моря – быть может, я увижу ее? Я познаю то, чего не может осилить мозг людской? Пусть даже это будет последнее, что ему будет подано…Для топографа же Граница была чем-то вроде кнопки, позволяющей выбраться из виртуальной игровой реальности. Чем-то спасительным, словно для ребенка. Но так было даже лучше, ей необходимо рассчитывать хоть на что-то, иначе она снова впадет в безумие.Пару раз мы видели странные тени. И животных, которых затягивает в какую-то воронку, как того вепря, что несся на нас, но не смог добежать - его будто схватило за узду нечто незримое, заставило притормозить и полностью изменило ему траекторию. Будто само пространство-время искривилось, не позволяя животному двигаться дальше по прямой, направило в сторону. Так случалось еще несколько раз, и каждый раз мы вооружались, прятались в засаду, но бессмысленно. Животные не достигали нас, попавшие в петли непонятной силы. Или энергии.
-Что будет, если оно захватит нас самих? – в ужасе спрашивала топограф.-Где гарантия, что уже не захватило? – отвечала я вопросом на вопрос. – Быть может, мы идем не по прямой, а туда, куда нас затягивает. И сами не чувствуем этого.
Обилие вопросов только росло, а ответов не было. В сторону маяка топограф идти отказалась, видимо, из-за страха. Не знаю, могли бы мы найти там еще какие-то улики Явления, но рисковать мне и самой не хотелось. На маяке небезопасно, как и в Башне. Хотя, быть может, ответ кроется лишь там. Если ничего другого не останется, придется вернуться туда. Теперь топограф уже готова была поверить любым моим словам о маяке, лишь бы не идти в него самостоятельно. Ее пугала одна мысль о том, чтобы оказаться в одном из замкнутых помещений Зоны, будь то лагерная палатка, или старый дом местных жителей, маяк или Башня… Особенно Башня.Я часто вспоминала сброшенные в кучу дневники исследователей, что были так же, как и мы, отправлены сюда в свое время. Дневников было гораздо больше, чем участников всех двенадцати экспедиций… Многие из них оказались так стары, что записи в них почти совсем уже нельзя было разобрать. Гора этих журналов, залитых дождем, выгоревших под солнцем и изъеденных многоножками, высилась метра на два, что свидетельствовало о том, что экспедиций снаряжали множество. Если можно так сказать, то существовала минус первая экспедиция, минус вторая, минус третья и так далее. Явление произошло очень давно. Зона существует много десятков лет, просто ее существование тщательно скрывали, пока это было возможно. Как только произошла утечка информации, экспедиции стали направлять открыто.