Глава 13, в которой в Малиновку прибывают союзники (1/1)
Если бы это было летом, если бы у нас был доберман-пинчер, если бы у нас была перчатка той женщины, если бы доберман-пинчер сразу взял след… (сыщик крипо) Я читаю в своих записях, что было это в пасмурный и ветреный день в конце декабря 1943 года. Холмс, когда мы с ним завтракали, получил телеграмму и тут же за столом написал ответ. Он ничего не сказал, но дело, видно, не выходило у него из головы, потому что потом он стоял с задумчивым лицом у огня, куря трубку, и все поглядывал на телеграмму. Вдруг он повернулся ко мне с лукавой искрой в глазах. – Полагаю, Ватсон, мы вправе смотреть на вас как на литератора, – сказал он. – Как бы вы определили слово ?дикий?? – Первобытный, неприрученный, затем – странный, причудливый, – предложил я. Он покачал головой. – Оно заключает в себе кое-что еще, – сказал он: – Скрытый намек на нечто страшное, даже трагическое. Припомните иные из тех рассказов, посредством которых вы испытываете терпение публики, – и вы сами увидите, как часто под диким крылось преступное. Я не мог взять в толк, что он имеет в виду. Тогда мой друг взял со стола телеграмму и с выражением прочёл: ?На советско-германском фронте возникли непредвиденные осложнения. Премьер-министр взволнован. Он распорядился отправить диверсионную группу в Малиновку, не дожидаясь официального открытия второго фронта. Там творится что-то дикое. Разберись. Судьба мира снова в твоих руках, мой мальчик?.
- Майкрофт в своём послании непривычно чувствителен и многословен, - сказал мой друг. – Что вы об этом думаете, Ватсон? Я вспомнил наши приключения 1919 года на Украине и содрогнулся. - Я думаю, что в Малиновке всегда творится что-то дикое. - Как вы правы, дорогой друг! Но на сей раз там, видимо, и впрямь, происходит нечто из ряда вон выходящее. Вы когда-нибудь видели сэра Уинстона взволнованным? - Конституция сэра Уинстона не терпит лишних волнений. При его комплекции с ним апоплексия может сделаться. Мой друг усмехнулся, раскуривая трубку: - Вы рассуждаете, как врач. Но сейчас вновь пришла пора становиться солдатом. Я не стал с ним спорить. Если для спасения мира снова требуется не только великий сыщик, но и отставной военный врач с простреленной ногой, то так тому и быть.*** Не стану описывать, как мы добирались за линию Восточного фронта. Эти сведения по сей день представляют собой военную тайну. Скажу только, что нам пришлось прибегнуть к очень неудобному средству передвижения под названием ?пипилац?. По форме и внутреннему убранству этот аппарат более всего напоминал мусорное ведро с пропеллером. Конструктором адской машины был американский изобретатель Говард Старк, который лично доставил нас на место. Обещанная дичь началась уже на подлёте. С 5 января немецкие солдаты сдерживали наступление по всей линии фронта. ?Дас Райх? удерживала 5-ую гвардейскую армию и проводила контратаки. С сильными потерями, но противник приближался и продвинулся на 30 километров вглубь. Штандартенфюрер протянул последнии донесения, полученные по радиосвязи. Оборона прорвана. На реках Случь, Горынь и Южный Буг дивизии стягивали силы для оборонительного рубежа. При этом мы были абсолютно уверены, что дивизия ?Дас Райх? в это время проходит переформирование в Восточной Пруссии, ибо видели её, пролетая над Германией в режиме абсолютной невидимости и неслышимости. Только одна её бригада оставалась на Украине. Эта бригада в настоящее время принимала участие в боях под Бердичевом в ходе Житомирско-Бердичевской операции, отступая к Староконстантинову. Каким образом она ухитрялась одновременно находиться на 130 километров юго-восточнее - на левом фланге корсунь-шевченковской группировки, имея за спиной Кировоград, не мог объяснить даже Холмс при всём его могучем аналитическом уме. Самым же диким было обнаружить, что всё это танковая дивизия СС умудряется делать, дислоцируясь в полном составе под Малиновкой Харьковской области.
- Как это возможно, мистер Старк? – раздражённо спросил мой друг. Изобретатель тонко улыбнулся и приложил палец к губам: - Тсс! Етическая сила. Пипилац перевернуло вверх тормашками и ощутимо тряхнуло. Я почувствовал, будто нахожусь уже не в помойном ведре, а в стиральной машине. - Но об этом лучше не говорить вслух. Етическая сила… - (при этих словах аппарат снова мерзко тряхнуло) - …одна из сверхсекретных разработок Аненербе, то самое вундерваффе, при помощи которого Гитлер рассчитывает выиграть войну.
Но поскольку Холмс непременно желал знать подробности, нам пришлось ещё несколько раз испытать на себе действие этой силы, название которой звучало столь непристойно. Так что я почувствовал немалое облегчение, высадившись, наконец, на гостеприимном берегу Малиновского пруда, столь памятного нам по событиям 1919 года и заключённой тогда конвенции. Ностальгию мою подогревало то обстоятельство, что над прудом болтался на якоре знакомый пурпурный аэростат, на котором имели обыкновение путешествовать наши французские друзья. Приятной неожиданностью стало также то, что за пределами малиновской аномалии трещала зима. Здесь же царила приятная погода, свойственная середине лета. Мушкетёры и впрямь были здесь, и вновь пили алкоголь местного производства, но острый глаз Холмса сразу уловил неладное: - Не вижу графа де Ла Фер.
Я понял, что дикое встречает нас буквально с порога. Благородный Атос, не участвующий в пьянке, явно вписывался в рамки этого понятия. - Уже втроём, уже у нас потери, - доложил д’Артаньян. Нездоровый цвет его лица говорил о том, что криптонита у него в организме слишком мало, а вот алкоголя, наоборот, слишком много. Во всяком случае, смердел он не дерьмом, а перегаром. - Что же случилось с вашим другом? – поинтересовался Холмс. Гасконец содрогнулся всем своим накриптониченным существом: - Подхватил какую-то местную заразу и ушел на самоизоляцию. Живёт на болоте. Во мне проснулся профессиональный интерес врача. - Неизвестный вирус? Я должен осмотреть вашего друга!
Арамис горестно вздохнул: - Даже если он подпустит вас близко, вы его не узнаете.
- Как так? - Он очень изменился. В ярости превращается в огромного зелёного громилу и крушит всё на своём пути. Сейчас уже немного успокоился и выглядит, как нормальный огр. Но тоже зелёный. Я впервые слышал о таком заболевании. Но ведь это может быть опасно для окружающих! - Немедленно вводим карантин! Выход наружу только по пропускам. Сегодня у нас что? Второе января? Значит, те, кто пил вчера, выходят по чётным числам, а те, кто пьёт сегодня – по нечётным.
Доблестные мушкетёры опасливо переглянулись, но возражать не стали. Возразил Холмс: - Боюсь, Ватсон, что при таком условии они никогда не выйдут. Или не войдут. Я оценил физиономии наших боевых соратников и понял, что мой друг, к сожалению, прав. Но мне предстояло вернуться к более важным вопросам. - Как произошло заражение? Мушкетёры переглянулись снова, потом нерешительно начал Портос: - Ну, во-первых, мы выпили.
Первая часть неожиданностей не содержала. Что бы ни пил граф де Ла Фер, это никогда не отражалось пагубно на его здоровье.
- А потом он взял со стола у эсэсовца листок и прочёл какой-то стишок… или сатанистское заклинание. Я так и не понял, что это было. И начал это… превращаться. - Етическая сила? – понимающе кивнул я. Земля под нами тяжко содрогнулась и заходила ходуном, так что с истошным кудахтатьем сорвались в полёт чудом не сожранные немцами куры, которые нашли убежище в стане героев Сопротивления.
- Доктор, не поминайте всуе! – укоризненно сказал Арамис и широко перекрестился. Землетрясение немедленно стихло. Зато из ближайшей копны появилась пьяная физиономия, украшенная всклокоченной острой бородкой, и со значением произнесла: - Что крест животворящий делает!
После чего закопалась обратно с протяжным стоном: - Худо мне, хозяйка! Брому! На мой опытный взгляд, ему требовался не бром, а ром. Совершенно очевидно, что сегодня страдальцу предстоит посидеть на карантине. Но спасать его было некогда. Моего друга внезапно обуяла жажда деятельности: - Где, вы говорите, граф нашёл этот стишок, который поверг его в столь плачевное состояние? - На столе у командира дивизии СС, - хмуро пояснил Арамис. – И где он только эти адские заклинания берёт? - Я! Я знаю! – из кустов выкатился, отдуваясь, круглый человечек в котелке и крылатке. – Ребушинский Алексей Егорович, - отрекомендовался он. – Журналист и боец невидимого фронта. Я давно уже это разведал. Штольману бы не рассказал, а вам скажу. Услышав знакомую фамилию, я обрадовался. Мистер Штольман и его очаровательная возлюбленная-медиум пару раз помогали Холмсу в его расследованиях.
- Но где же Штольман? - Хороший вопрос. Его все сейчас задают, - вздохнул аббат д’Эрбле. - Взяли в плен и запытали. Хорошо, если не до смерти, - горестно покачал своей большой головой Портос. – И куда пропал, не понятно. Мы пришли, а там ни его, ни печки. Эта подробность почему-то заставила меня содрогнуться: - А Анна Викторовна? - Ищет, - коротко ответил д’Артаньян. Потом пояснил несколько пространнее. - Бегает по деревне с криком: "Штольман, я тебя найду!" Вспомнив крутой нрав барышни-медиума, я мысленно предположил, что русский сыщик, возможно, не показывается по собственной воле. Но додумать мне не дали. Холмса никогда не интересовали нежные чувства. - Так где же находится ваш источник страшных заклинаний, господин Герой Невидимого Фронта? – поинтересовался мой друг.
- На Малиновском форуме. Это на стене… гм… Я вспомнил, где именно появлялись каббалистические письмена, вызывавшие к жизни всю местную чертовщину. Ну да, комната уединённых раздумий - место посещаемое. Волей-неволей прочтёшь всё, что там найдёшь. - И что же, его больше никто не модерирует? – поинтересовался мой друг. - Видимо, нет, - пожал плечами круглый человечек. – Мистер Холмс, а там и о вас тоже есть! – внезапно воодушевился он. - Не-ет! – хором крикнули мушкетёры. Но это журналиста не остановило. Он достал из кармана листок, сложенный гармошкой, расправил его и с глубоким чувством начал читать: - Шерлок я знаю тебя на изусть, Все твои действия… На перёд. Бэйкер-street. Ты там живёшь, И живёшь там один. ХОТЯ нет не один! А с чертогами и болью внутри, И только скажи мне, что я не права! Ты ведь скучаешь и ждёшь! Что Джон зайдёт. И зайдёт в эту дверь. скажет: — привет. Стоило отзвучать последним строкам, как на великого сыщика дождём посыпались из ветвей сдохшие червяки и мухи. Одинокая ворона ещё как-то пыталась сопротивляться заклятию, но хрупкий организм с ним тоже не совладал. Я с трудом успел увернуться от птичьей тушки. Наши французские друзья с ужасом уставились на Холмса, словно ожидая, что он сейчас тоже превратится в какое-нибудь чудище. Но на лице моего друга не дрогнул ни один мускул. И лишь я один знал секрет его хладнокровия. После наших прошлых малиновских приключений Холмс попросил в порядке медицинского эксперимента поставить ему нервы из вибраниума. И теперь он был способен, не моргнув глазом, воспринимать даже самый разнузданный и противоестественный слэш, какой только может породить неуёмная фантазия существа в пубертатном периоде.
- Это после чего-то подобного ваш друг позеленел? – невозмутимо поинтересовался Холмс. Мушкетёры только потрясённо кивнули. - Холмс, но, чёрт возьми, как??? Великий сыщик тонко улыбнулся: - Элементарно, Ватсон! Ну, и что вы об этом думаете? - Чертовски запутанная история! - Как вы правы, мой друг! Но идёмте уже изучать ваши заклинания, господин Ребушинский. Может они прольют свет на это загадочное дело?*** Анну Викторовну мы повстречали возле немецкой комендатуры. Держа в руках страшное русское оружие, именуемое ?дубина народной войны?, она самозабвенно охаживала им солдат противника. Под ударами солдаты, почему-то предпочитавшие держаться брикетами по 10 человек на квадратный метр, ложились ровными рядами. Ещё пытался сопротивляться офицер. При виде отряда антифашистского сопротивления, он совсем сник. Истина на его стороне, однако, пистолет, помедлив, все же опустил. Оберштурмфюрер показывал на Анну, брал в свидетели всех в радиусе десяти метров.
Кажется, десять метров были в дивизии ?Дас Райх? чем-то сакральным, поскольку именно на таком расстоянии располагались все брикеты и часовые. Или всё объяснялось тем, что ближе десяти метров к госпоже Мироновой подходить как-то боялись. Малиновские кошки, собаки и куры, имевшие неосторожность оказаться в этом радиусе, выступать свидетелями не желали, расценивая требования оккупанта, как посягательство на свою свободу. Поэтому свидетелями были вынуждены стать караульные, один из которых стоял на посту в солдатском нужнике, а другой – на пороге сарая, почему-то верхом на борове. Боров, впрочем, кажется, не возражал против отведенной ему роли свидетеля.
Девушка не стала брать во внимание их всех и подвела черту под показаниями офицера могучим росчерком дубины. С тех пор, как мы виделись, она сильно изменилась, надо признать. Стала суровее и старше.
- Анна Викторовна, во имя холодца, сыра и свиного уха, остановитесь! – окликнул её Арамис. – Эти несчастные ничего вам не скажут о Штольмане. Честно говоря, они уже вообще ничего не скажут. Бедная девушка опустила дубину народной войны. Лицо её было безутешно. заваленных ящиками с бумагами. Из-под ящиков торчала лишь чья-то светлая истинно арийская макушка и кончик начищенного нордического сапога. Я не удержался и заглянул в окно, чтобы увидеть загадочного и легендарного командира дивизии – человека и водопада. он толкнул бедром стол и тот отъехал, будто расступился. При виде мебели, которая расступается, утрачивая свойственную ей материальную целостность, я понял, с каким страшным и могущественным противником нам с Холмсом предстоит столкнуться на этот раз. Прав был Майкрофт, когда определил происходящее в Малиновке емким словом ?дикое?!*** Из-за всех этих предосторожностей к Малиновскому форуму мы подобрались уже в сумерках. Строение, любовно восстановленное дедом Щукарём после памятного сноса форума, учинённого много лет назад аббатом д’Эрбле, смутно белело на задворках дедовой хаты. И было вновь сплошь испещрено письменами. Мой друг раскурил трубку и произнёс с видом университетского профессора: - Насколько нам удалось установить в 1919 году, записи, сделанные на этих стенах, непосредственным образом начинают влиять на реальность, причудливо трансформируя её согласно желанию автора. Итак, нам осталось установить, кто именно является автором, породившим нынешнюю малиновскую аномалию. Только тогда мы сумеем его обезвредить. Ищите строки, принадлежащие перу этого злого гения. А я буду их анализировать. Мы принялись читать, торопливо пробегая глазами строки и стараясь, по мере возможности игнорировать те, что не имели отношения к нашей ситуации. Но даже при этом я временами слышал сдержанный стук падающих челюстей и влажное чваканье глаз, вылезающих из орбит.
Первым нашёл искомое глазастый гасконец, зрение которого ещё обострялось остаточным влиянием криптонита. - Поглядите, господа! Кажется, это оно: ?Тёмные волосы были уложены по последней моде, платье прямиком из Парижа облепляло стройную фигуру, а вырез декольте был настолько глубок, что почти оголял грудь. В ложбинку спускался тяжёлый темно-зелёный кулон, чем сильнее привлекал внимание?. А вот ещё: ?Князь одним движением открыл бархатную синюю коробочку. На подушечке лежала диадема из парюры. Она была из платины, бриллиантов и крупных каплевидных жемчужин. В парюру, помимо диадемы, входили браслет с сапфиром весом в 20 карат, бриллиантовое ожерелье с каплевидными жемчужинами и серьги также с жемчужинами и бриллиантами?. Удивительно ещё, что цена в штольманах не указана! Совершенно очевидно, что это фантазии моей тёти Липы. Но Холмс отрицательно покачал головой: - Не думаю, чтобы это была ваша тётушка, мисс Миронова. Приличная дама, как минимум, разбирается в туалетах. А здесь – извольте видеть: ?грудь вызывающе топорщилась из корсета?, ?Его лицо было нечитаемым?. - А мои мысли – непечатными, - мрачно отозвалась наша прекрасная спиритка. – И впрямь, это не русская речь: ?Вот она – грудь, а левее сердце?. Похоже, для автора естественно, что сердце находится где-то за пределами грудной клетки. Вопреки обыкновению, великий сыщик серьёзно воспринял мои слова. Он выбил и заново раскурил трубку, потом сказал: - Боюсь, Ватсон, что на этот раз вы можете оказаться правы. И я уже знаю, с кем мы имеем дело. - И с кем же, Холмс?
- Неужели не догадываетесь? Ну, сопоставьте все факты. Мужчина. Не русский. Вожделеющий к Анне Викторовне. И его физиология отличается от земной. Догадка ослепила меня, как удар молнии: - Неужели? - Конечно, мой друг! Вот здесь мы видим прямо-таки откровенное признание во всех потаённых помыслах: ухоженный мизинец. На фоне него было особенно хорошо видно, что на уход за остальными девятнадцатью пальцами у их хозяина не хватало ни сил, ни времени, ни тазиков с водой. Особенно зловеще выглядели те, что на ногах: высовываясь сквозь дыру в лощёном сапоге, наполовину обломанные когти с унылым скрипом бороздили малиновсий чернозём. Я понял, что этот человек шёл сюда не для того, чтобы отдать дань природе. Он собирался под покровом ночи украсить стену Малиновского форума новыми каббалистическими письменами.