Глава 6, в которой происходит воздушная битва за Малиновку (1/2)

Всё настолько глупо и непрофессионально, что работать практически совершенно невозможно. Невозможно понять логику непрофессионала (папа Мюллер) Что может быть ужаснее всех этих вновь выдуманных средств истребления — пушек, ядер, бомб, ракет с бездымным порохом, торпед и других орудий смерти? Наверное, только бездарное командование всем этим арсеналом.

Сыщик с барышней и их малиновский провожатый не успели осмыслить явление грозного духа, требовавшего, чтобы кто-то им неизвестный что-то там дочитал, когда в неумолимо светлеющее небо над селом вознёсся торжествующий крик петуха. Доктор Милц с тесаком поспешил убраться обратно в кукурузу. Нечисть сгинула, словно по мановению, вместо неё в рассветном мареве начали проступать плотно упакованные ряды эсэсовцев – ровно по десять человек на квадратном метре. Каждый плотный брикет из военнослужащих райха занимал чётко отведённое ему место. Дивизия явно готовилась к прорыву. Дед Щукарь поспешно уложил всех носом в бурьян, но любознательная Анна Викторовна всё равно подняла голову и заинтересованно прошептала: - Интересно, а как они воюют в таком положении? - Вероятно, как греческая фаланга, - Штольман задумчиво потёр переносицу. – Те, кто оказался с фронтальной стороны брикета, атакуют, боковые прикрывают фланги. Верхние отражают атаки с воздуха. А нижние - в резерве. - А они там не стираются? – округлила глаза барышня. - Ну, кто-то сотрётся. Их все одно тут бесчисленное количество.

Некогда многотысячная дивизия, наводящая страх как на мирное население, так и на Красную Армию, на данный момент насчитывала тысяч восемь солдат. - Я даже отсюда вижу, что их ровно 7941 человек. И чьих-то полсапога, - сосчитала Анна. - Откуда же они здесь взялись – в глубоком нашем тылу? – раздался за их спинами задумчивый голос. Рядом с ними торопливо залёг статный эсэсовец с красивым рублёным лицом, почему-то говорящий по-русски. Подле него плюхнулся, отчаянно потея, затонский журналист Ребушинский. - Мы свои, - сообщил он. – Это штандартенфюрер Штирлиц – легендарный советский разведчик, настоящий герой! Я о нём непременно книгу напишу, раз вы, Яков Платонович, отказываетесь давать мне информацию. - И на этом ваша карьера разведчика закончится, - иронически пообещал Штирлицу Штольман. – Я бы на вашем месте нашёл автора поприличнее. Не то быть вам героем анекдотов.

?Они думают, если я не провалился за эти двадцать лет, значит, я всесилен, - с досадой подумал полковник Исаев. - Хорошо бы мне стать заместителем Гиммлера. Или вообще пробиться в фюреры. Хайль Штирлиц. Я становлюсь брюзгой?? - Боюсь, что после вашей Малиновки мне этого всё равно не избежать. Тут же бардак какой-то, не поддающийся разумению! Вот что здесь делает барышня в платье с турнюром и господин в одежде последней трети девятнадцатого века? - Я бы тоже очень хотел понять, что мы здесь делаем, - недовольно пробурчал Штольман. - Велика мощь силы етической, - проскрипел Щукарь, опираясь на костыль и глядя куда-то в небо. – Особенно, тёмная её сторона. Не видна взгляду. - Всему виной женщина! - предложил своё объяснение журналист. – Не корысти ради,а токмо волею пославшей… - Господин Ребушинский! Советую вам молчать, иначе я за оригинальностью в карман не полезу, - пообещал ему начальник сыскного отделения.Штирлиц с уважением глянул на него. Алексей Егорович обиженно умолк, но очередную шифрограмму на шестнадцать полос убирать в карман не торопился.

В небе продолжал реять бородатый призрак, размеренно рокоча по-русски голосом Левитана:- Но если оставить в стороне исключения, которые здесь не имеют значения, то средства производства и предметы потребления представляют собой совершенно различные виды товаров, продукты совершенно различной натуральной или потребительной формы, следовательно, продукты совершенно различных конкретных видов труда. ?Люди выдумали радио для того, чтобы его слушать?, - подумал Штирлиц. ?Капитал? он узнал с первых строк. Тем временем Анна Викторовна, решившая, что Ребушинский вновь намерен обвинить её в возникновении чёрной воронки, принялась обдумывать, в какой форме ей излить свою обиду. Сморщившись, она захотела выругаться, как над ней пронеслись три советские эскадрильи.

Краснозвёздные самолёты использовали какую-то странную боевую тактику. Бомбардировщики и штурмовики атаковали одновременно. И если первые заходили на цель, как положено – на высоте полукилометра, а вторые атаковали, как им следовало, на бреющем полёте с 50 метров, то основной урожай бомб, который должен был приходиться на плотные фашистские брикеты, доставался собственным самолётам.

Место ли так влияло на поведение оказавшихся в нем войск, другая ли сила - Штирлиц подумает об этом на пути в Берлин.

- Какой болван придумал план этой атаки? Вероятно, тот, кто в последний раз занимался тактикой воздушного боя двадцать лет назад, - определил Максим Максимович.

Штирлиц видел, что советские эскадрильи воевали в небе над Малиновкой по штатам 1924 года - 12 самолётов, хотя в октябре 1943 года бомбардировочные и штурмовые эскадрильи насчитывали уже лишь по девять машин, а истребительные – по десять. Странным был и сам угол атаки: Немецкая авиация нагрянула в тот момент, когда немцам было впору начинать молиться. Эскадрильи схлестнулись. Советские истребители прикрывали штурмовиков. Люфтваффе с ожесточением обороняли дивизию, маневрируя между Ил-2 и Пе-2. Численное превосходство было за немцами, они словно знали, что летят на подкрепление и впереди их ждёт беспощадный бой. Небо потемнело. Самолеты кружили, гудели, падали, загорались, но ни одна из сторон не сдавала позиций. Они маневрировали и сбивали друг друга.

В небе теперь вместо трёх было шесть эскадрилей. ?Трудно стало работать. Развелось много идиотов, говорящих правильные слова, - с раздражением подумал Штирлиц. – Вотза каким чёртом в небе болтаются бомбардировщики, которые отбомбились? Им давно пора вернуться на базу. Впрочем, если ими командует человек, который путает понятия ?эскадрилья? и ?кадриль?, то от него всего можно ожидать?.

Словно подслушав его мысли, советские эскадрильи, потеряв больше половины самолётов, разворачивались. Несмотря на возможность пуститься в погоню, люфтваффе остались прикрывать дивизию. Они продолжали кружить над строем, словно запас топлива у них был поистине неисчерпаем. ?Снова етическая сила?? – подумал Штирлиц, даже про себя не рискуя произнести роковые слова. Но даже эта оккультная сила, кажется, была не безгранична. Бронеутюги в небе всё реже выплёвывали струи пара и шкворчали всё тише. Наконец первый, полностью израсходовав горючее, повернулся носом к земле и протаранил ближайший солдатский брикет. Следом посыпались и другие утюги. ?Какая странная игра в солдатики, - подумал Штирлиц. – Советские бомбардировщики бомбят свои штурмовики, немецкая авиация разносит в прах свою же колонну. Кто это задумал и зачем? Не хватает информации к размышлению?.