Глава 2, в которой над Малиновкой происходит благорастворение воздухов (1/1)
Ясность – это одна из форм полного тумана (папа Мюллер). Отгорел закат, и полная луна обдала лес зеленоватым призрачным серебром. Человек по прозвищу Балбес шагал через лес – с холма на холм, без троп и дорог, широким шагом, размеренным и неутомимым. Он не прятался, не избегал освещённых мест, не хоронился за деревьями, но ноги в растоптанных кедах несли его по старой привычке совершенно бесшумно. Весь его облик придурковатого парня с вечно раскрытым в изумлении ртом, в тюбетейке и трениках с выдутыми коленками создавал ему наилучшее прикрытие. Никому и в голову не могло прийти, что под этим непритязательным обликом скрывается героический боец Красной Армии, ефрейтор разведроты Семён Горбунков. Семен был единственным, кому удалось проникнуть в расположение загадочной дивизии СС, и он вёл наблюдение уже несколько дней, оставаясь незамеченным.
Над Донцом поднимался вечерний туман, и в воздухе пахло сеном и цветами. Сильнее всего ощущался почему-то запах резеды. Хотя резеда в окрестностях Малиновки не росла. Да и вообще стоял конец ноября. Но пространственно-временная аномалия сделала что-то непонятное и с погодой тоже, а потому в окрестностях Малиновки до сих пор царило щедрое лето, словно в августе месяце, когда весь Чугуевский район, кроме несчастного села, был освобождён наступающими нашими войсками. Семён этому, признаться, был только рад, потому что его зимний наряд – ватник, валенки и шапка-будёновка – его бы здорово демаскировал. Резедой, однако, пахло всё сильнее. Горбунков с силой повёл носом, озадачился, а потом хлопнул себя по лбу и закусил губу. К нему внезапно пришло озарение. В тот же миг над Малиновкой раздался ужасающий многоголосый вой, в котором неопытное ухо не сразу бы распознало бабьи вопли. Мимо пронеслись какие-то простоволосые колхозницы с вилами, граблями и топорами наперевес. Голова каждой была украшена венком из ромашек. Навстречу им из ближайшей балки поднялся другой отряд – аналогично убранный и вооружённый, только увенчанный уже васильками. Бабы сошлись стенка на стенку. Горбунков поспешно залёг и начал отползать в кусты. Кто кого одолел в этом бою, он так и не увидел, но похоже, что подобные схватки шли сейчас по всей Малиновке. Внезапно сверкнула неожиданная для ноября молния, стена мельницы затуманилась, а когда вновь приняла привычные очертания, подле неё обнаружился высокий, статный мужчина с острой бородкой, в парчовой шубе отделанной соболями и в собольей же шапке. - Ох, боярин, опять твои транзисторы погорели! – трагически взвыл он, хватаясь за голову и кидая оземь шапку. Кто бы ни был этот незнакомец, Горбунков понял, что его надо срочно спасать. К пришельцу со всех сторон устремились тёмные завывающие тени. - Демоны! – мужик угрожающе взмахнул узорчатым посохом, тени отхлынули, но тут же придвинулись вновь. Как бы ни был парчовый незнакомец отважен, даже его проняла эта смутная угроза, и он припустил бежать, бросив мешающий ему посох и драматически восклицая на ходу: - Казань брал, Астрахань брал, Шпака – не брал! Ничего не боялся! А это… это что же за срамота такая! Безлепие! Когда мужик пробегал мимо его укрытия, Горбунков сорвал недозрелый грецкий орех и прицельно запулил его в спину отступающему. Тот содрогнулся, как птица, сбитая на взлёте, и ничком рухнул в траву. Семён накрыл его собой, шепча: - Тихо ты!
По счастью, преследовательницы их не заметили и промчались мимо. Незнакомец под Горбунковым завозился, беспокойно закрутил головой: - Что? В милицию замели? Дело шьют? - Нет ещё. Но пока этот туман стоит, ещё чего похуже случиться может. Пойдём, укрыться надо. Мужик понял всё мгновенно, кивнул и двинулся за Семёном по-пластунски, высоко подняв обтянутый парчой зад. Горбунков повёл спасённого в хату на окраине, где сам он уже несколько дней пережидал сошествие странного тумана. Осторожно стукнул в дверь три раза. - Кто там? – раздался из-за двери женский голос. - Я это, Ярина Назаровна! – прошептал Балбес. - Пароль? – грозно спросили из-за двери. - Дичь! После этого дверь потихоньку отворилась, пропуская беглецов. Оказавшись внутри, парчовый мужик поискал глазами красный угол и начал творить крёстное знамение, но внезапно разглядел, что вместо образов там висит портрет Карла Маркса, а под ним – ни с того, ни с сего – мушкетёрская шпага. Не закончив движение, спасённый сплюнул: - Тьфу, срамота! - А ты не плюй! – грозно насупилась суровая с виду женщина средних лет. – Грамотный больно! А то не посмотрю, что на дворе туман – как раз наружу и выпну. - Не серчай, хозяйка, бес попутал! – звучным голосом провыл мужик. И истово перекрестился. - Да ты не бойся, - крестьянка махнула рукой. – Что ж я – изверг какой, чтобы в такую ночь человека на верную смерть выгнать? Ты кто такой будешь? - Иоанн, - приосанился мужик. - А по батюшке? - Васильевич. - А фамилия? - Рюриковичи мы! – гордо ответствовал мужик. - Царь, что ли? – женщина вопросительно покосилась на Горбункова.
Тот только махнул рукой.
– Ну, бывает, - вздохнула крестьянка. – Да вы проходите, Иван Васильевич. Туман до рассвета будет стоять. Долго им ещё колобродить. За окном продолжали выть, пищать, колотить. Где-то даже палили из ружья. Потом за стеклом возник бледный призрак с распущенными светлыми волосами, который, кружась, принялся срывать с себя одежду, плачущим голосом восклицая: - Не виноватая я! Он сам пришёл! Мужчины так и прикипели к окну, созерцая жуткое и пикантное зрелище. Когда на призраке с пистолетным звуком отстегнулась застёжка бюстгальтера, Семён изо всей силы зажмурился и ударился головой о стену. Ярина Назаровна сердито задёрнула занавеску.
- Вот как туман, они завсегда так. Царь опять сплюнул и перекрестился: - Срамота! - Так что это за туман, Ярина Назаровна? – поинтересовался Горбунков, приходя в себя и подсаживаясь к столу. - Да кто ж его знает? Начал он появляться летом, перед тем, как наши, значит, в наступление пошли. Пахнет резедой. Зверь от него болеет, птица дохнет. А с людьми – сами видите, что делается! – она кивнула в сторону окна. - А немцы разве от него не болеют? – спросил разведчик. - А немцев по ночам не видать. И куда они деваются – ума не приложу! Днем-то всё ходят по деревне, диколоном смердят. Все в парадном, как один, лощёные. Главный ихний – тот вообще весь в бриллиантах. Солдаты ему всё девок хорошеньких таскают. Что уж он там с ними делает, не ведаю, как он там по молодому делу справляется, а только кричат они страшно. И обратно не вернулась ни одна. А вот как туман поднимется – словно и нет никаких немцев. Только эти бегают…Так и живём – до сих пор в оккупации: днём фашисты, ночью – упырихи малиновские! Царь горестно вздохнул, покачав головой. Горбунков, однако, продолжал сбор сведений: - А что они делают-то? Упырихи. - Да чего им делать? Не пашут, не сеют– дерутся только да друг дружку грызут… У них это называется: ?По астралам шастать?. Как нашастаются, значит, так обязательно кого-нибудь загрызут. - Насмерть? – Иоанн Васильевич нахмурил бровь. - Насмерть, - кивнула хозяйка. -Только эти загрызенные – самые страшные, значит, и есть. Уходят в запредельные дальние астралы, потом появляются оттуда – злющие! Особенно жуткие те, кого в полночь убили и на перекрёстке дорог на год зарыли. Они как откопаются, вообще никому от них пощады нет. За окном пронеслась ещё одна фигура с криком: - Яша, я ваша навеки! - Всё Якоба какого-то делят. А кто он – тот Якоб? Тут же с сорок первого года мужиков-то нет. - Немец? – подозрительно спросил Горбунков. - Может и немец, - вздохнула Ярина. – А может, и наш. Живёт где-то нормальный русский парень Яша. И девушка у него есть, как у всех… любимая. И знать он не знает, как от него наших малиновских дур повело. А то они ещё всё зайца какого-то гоняли. Долго гоняли, не одну ночь. - Зайца? – переспросил Горбунков. – Видел я тут одного. Онтрын-траву на поляне в полночь косил.Ушел заяц-то? - Да какое там! Съели. В тумане плыла кровавая малиновская ночь. Кого-то мутузили дрекольем под самыми окнами. Кто-то таскал кого-то за волосы. С дальнего конца села доносился отчаянный крик: - Кальсоны-ы-ы!!! - Вишь чего? Это они Яшины кальсоны делят. Да где они теперь – те кальсоны-то! Он-то, поди, сердешный, третий год на фронте. И бельишко ему солдатское старшина выдаёт. А те, что дома остались, жена ему сама и постирала, и заштопала. Произнеся это, хозяйка со вздохом уставилась в свой красный угол. И взгляд её ласкал вовсе не портрет классика марксизма, а висящее под ним холодное оружие. - А признайтесь, тётенька, что с вами тоже что-то подобное было? – поинтересовался Горбунков. - Эх, да кабы было, я бы тут в старых девах не сидела, - с печальной улыбкой ответствовала Ярина Назаровна. – А так… сильный был мужчина… всю свою силу на ?Капитал? растратил. Жизнь мою молодую загубил. За окнами зверовидные тени сладострастно кромсали кого-то топором под задорные крики: - Даешь свободу слова! По ту сторону оврага плотный отряд на кого-то наступал с воплями: - За Русь-матушку! За Святой Канон! Иоанн совсем загорюнился, скомкал свою шапку, закрыв ею лицо. Из-под шапки трагически донеслось: - Нет, ребята, всё не так! Всё не так, ребята! - Ваша правда, Иван Васильевич, - вздохнула крестьянка. – А ведь какие у нас бабы боевые! Их бы в воинский порядок привести – мы бы эту ненормальную дивизию сами отсюда выкинули. Эх, помню, в двадцатом году был у нас комендант, тоже Яшей звали. С фронта, артиллерист. Такую красоту тут навёл – любо-дорого глядеть! Строем бабы ходили, честь отдавали! И потом колхоз у нас передовой был. А теперь через этот туман и Яшины кальсоны совсем народ с ума посходил. Скорее бы уж конец войне, мужики бы с фронта вернулись. Глядишь – и унялись бы бабы. Мужик – он бабу завсегда успокоить сможет – словами там всякими… ласковыми. Тот Яша вон, поди, уж так говорит, так говорит - словно птичка поёт! Вот наши дуры по нему и безумствуют. А может его, того Якоба, и на свете никогда не было. А? - Может, и не было, - с сомнением сказал Горбунков. Подошёл к двери, прислушался и с силой потянул носом. – Вроде не пахнет уже резедой? Снаружи и впрямь сочились привычные запахи печного дыма и свинарника. Пропел первый отчаянный петух. Дикие крики по селу затихли, словно их ножом отрезало.
- Гляну, чего там, - нерешительно сказал разведчик. – Много ли нынче народу заели. - Семён Семёныч, погодите! – хозяйка замахала рукой.
Поспешно достала с полки банку с мукой, извлекла оттуда пистолет, обтёрла его передником и подала бойцу. Горбунков благодарно улыбнулся и попытался сунуть его под тюбетейку. - Семён Семёныч!
- А!.. – он махнул рукой и принялся пристраивать пистолет в задний карман треников. Увидев это, хозяйка отняла у него оружие и снова вернула в банку с мукой. - Вы знаете, чего? Вы к щукарёву нужнику наведайтесь, - подсказала Ярина Назаровна. – Чую, неспроста все эти астралы у нас завелись. Не иначе, кто-то опять пишет на малиновском форуме!