Глава 10. Привет тебе из прошлого, и увидимся в будущем! (2/2)
...он там...НЕТ!
Она бежала, не разбирая дороги, несколько раз возвращалась назад, понимая, что зашла в тупик, судорожно набирала Мэтта, но на том конце провода были лишь долгие гудки, и парень не брал трубку. Наверное, не слышал ничего из-за шума поездов и гула людских голосов, образующих непроходимую завесу из потока чужих реплик и рёва скользящих по шпалам рельсов. Внутри у неё словно бы растлевало и сгнивало что-то едкое, жгучее, разъедающее; а горло зажал в своих тонких липких пальцах страх. Грудь разрывало от невозможности толком вздохнуть, а правый бок изнывал от стонущей боли, ударявшей по нему всякий раз, когда Хошино делала шаг, оба плеча поскуливали, как подстреленная собака, - слишком часто наскакивала на прохожих. И всякий раз, когда Мамие казалось, будто она почти добралась до цели, оказывалось, что впереди её ждёт долгая дорога по раздолбанному асфальту в гору, нестерпимо хотелось отдохнуть, ибо подобные нагрузки были девушке противопоказаны, и, как правило, такие выходки обходились ей в две недели лежания дома.
Когда Хошино наконец добралась до входа на вокзал, она уже успела обвинить себя во всех грехах, о каких только имела понятие, и впервые в жизни сама диву далась: как можно так беззаботно относиться к таким серьёзным вещам? Однако. Дальше её ждала проблема похуже: добраться-то она добралась, а вот куда идти дальше, девушка не имела ни малейшего представления, и оставалось только отдаться воле случая и начать импровизировать. На ходу сняв толстовку и повязав её себе вокруг пояса, Мамия пошла вперёд, вспоминая маршрут, по которому она однажды шла вместе с братом, когда только-только впервые преступила порог этой доселе неведомой ей страны. Она несколько раз спрашивала какого-нибудь прохожего, не было ли здесь аварии, но те лишь мотали головой или жали плечами, - не в их правилах было беспокоиться о ком-то постороннем, если он не несёт их багаж или не является таксистом, могущим немедленно увезти их из этого жутко опасного места.
Встав лицом к путям, Хошино потихоньку начала успокаиваться и приходить в себя, отдышалась и даже присвистнула с улыбкой, радуясь тому, что Маил-то, скорее всего, просто зашёл в местный ларёк, где продаются его любимые сигареты, только и всего. Подумав об этом, девушка, сделав глубокий вдох и выдох, чего так не хватало её лёгким, потянулась и не торопясь направилась назад, почти позабыв обо всех неприятностях, если бы не...
– Хоши!
Она обернулась, и кровь застыла у неё в жилах. Мэтт ехал на её велосипеде вдоль путей, зажимая между зубов сигарету и улыбаясь во весь рот, насколько это было возможно. Хошино хотела было накричать на него за то, что ездит на велосипеде в таком опасном месте, но едва ли ей удалось вымолвить хоть словечко. Она потянулась к нему рукой, но услышала лишь отдалённое:– Спасибо за велик!
В этот момент Хошино поняла, что сердце может вот так просто взять и остановиться. Она увидела всё так, как будто смотрела фильм в замедленной съёмке: стоило немцу отвернуться на дорогу и он пожелал остановиться, нажав пальцами на ручной тормоз, его левое плечо дёрнулось, как в судороге. Тормоз не работал. Он попытался удержаться, тормозя ногами, но практически безуспешно, - велосипед уже успел набрать большую скорость и не собирался останавливаться просто так. И только Маил пожелал вернуть ноги на педали, чтобы попытаться остановиться классическим методом, каким пользуется каждый родитель, уча ребёнка кататься, колесо накренилось в сторону путей, и геймер свалился в яму на рельсы прямо под колёса проезжающего поезда...
Послышался визг тормозов, бешенные крики людей, топот миллионов ног...
И в этот момент, когда на дорогу брызнула кровь, почти чёрная от копоти на путях, воздух пронзил оглушительный вопль девушки...
СТО-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О-О-ОЙ!!!
...она упала на асфальт закрыла лицо руками и заплакала. Хошино была готова кричать, кричать, пока не сорвётся голос, она лежала на земле, убиваясь в рыданиях и истерике, пытаясь выговорить хоть что-нибудь членораздельное, но всё было напрасно. А когда у неё заболели глаза, она мельком взглянула на руку, затем отвела глаза, вновь взглянула, и слёзы вины и бессилия опять потекли у неё по щекам, а потом и по шее, и по животу под формой. Ноль.Почему? Почему она истратила все свои оставшиеся прыжки на какую-то ерунду, когда могла с их помощью спасти другу жизнь? Почему же ей не хватило ума не отдавать Мэтту велосипед, почему она не попросила брата починить его? Зачем она отказала Михаэлю? Всё могло быть совсем не так. Она ведь могла встать в тот день пораньше, нормально приготовить эту идиотскую запеканку, получить сто на контрольной, выиграть у Йо состязание по поеданию обеда, могла уберечь Аоки от ужасной травмы, не дающей ей заниматься тем, чем она буквально дышит и без чего не представляет жизни, могла бы просто выслушать Юри и оставить всё, как есть, не ввязываясь в чужую жизнь, она могла бы согласиться на предложение Келя, если бы чуть пораньше разобралась в своих чувствах, и не причинять ему столько боли. Боже... что же я натворила?..– Хошино-тян.
Но Хошино не отреагировала, так как не вполне поняла, что обращались к ней. Да и кто это мог быть, в конце-то концов? Этот некто мягко дотронулся до её плеча и тихонько прошептал, словно любящая мать ребёнку перед сном нашёптывает колыбельную:– Всё хорошо, Хошино-тян, ты можешь открыть глаза. Не бойся.
Но девушка не спешила последовать этому совету, вспоминая весь тот кошмар, которому сама и стала причиной. Но этот приятный ровный женский голос почему-то показался ей смутно знакомым, как будто уже известный ей человек разговаривал через какой-то исказитель, и от того казался взрослее, чем был на самом деле. Мамия не была уверена, что готова открыть глаза, но, если совсем честно, сейчас она не была толком уверена ни в чём, а потому медленно, один за другим, она отворяла очи, и свет, ударившей ей по ним, на мгновение ослепил девушку, но когда зрение к не вернулось, Хошино увидела человека, которого ожидала увидеть в самую последнюю очередь.
– Микуру... тян?..
Перед ней и вправду стояла Микуру Асахина, самая настоящая. Однако, она была чуть выше ростом, чем та стеснительная робкая девочка, которую знала Хошино, губки у неё были чуть ярче, и одежда совсем не была похожа на школьную форму. Она стояла прямо напротив девушки, ласково ей улыбаясь, что вконец сбило десятиклассницу с толку. Прошло несколько минут, прежде, чем гостья из будущего разомкнула уста и ответила:– Да, это я. Микуру Асахина как есть. Но я из более далёкого будущего, чем та, другая я, которую ты знаешь. - Хошино опешила, сидела на коленках на холодном асфальте с раскрытым от удивления ртом. - Давненько мы с тобой не виделись. - И Микуру мило улыбнулась.
– Ну, э, по мне, так пару часов... - попыталась перенять разговор Хошино.
– Ох! - спохватилась взрослая Асахина, прикрыв губки ладошкой. От этого она казалась даже симпатичнее. - Да, конечно, прости, я вечно путаю... Конечно, мы ведь с тобой сегодня уже виделись... а я всё никак не привыкну...
Только сейчас Хошино заметила, что мир вокруг неё словно застыл в оцепенении, хотя, в сущности, так оно и было. Птицы в небе неподвижно застыли, вереницей направляясь в тёплые края, которые им теперь, видимо, не светят, люди окаменели по всему вокзалу, - кто, спускаясь по лестнице, кто просто шёл и не успел даже шага завершить, кто, сидя на чемоданах, и даже проводницы, проверяющие билеты на другой стороне. Хошино быстро метнула взгляд в сторону места, где разбился Мэтт и сама застыла. Там не было ничего. Ни следов крови, ни самого Мэтта, ни велосипеда. Ни единого дуновения ветра не ощущала девушка на своей коже, ни единого признака, что кто-нибудь кроме неё и Асахины способен двигаться. Определённо, время остановилось.
Хошино встала на ноги. Она утёрла слёзы пыльным рукавом и отряхнула повязанную вокруг пояса толстовку от грязи и воззрилась на Микуру недоумевающим взглядом, как будто ожидая объяснений.
С губ Асахины во мгновение ока исчезла улыбка, и на лице проступило выражение необъятной грусти, черты стали серьёзнее, она вся сжалась, как от холода. Она некоторое время не смотрела в сторону Мамии, сохраняя томное молчание, которое ничто не могло нарушить, даже Хошино не решалась ничего говорить, во всяком случае, до тех пор, пока не поступит официального на то разрешения. Она думала, что сейчас повзрослевшая и, наверное, окрепшая Асахина начнёт тыкать её носом во все ошибки, о которых она и сама теперь знала, и та будет абсолютно права, когда назовёт её никчёмной дурёхой, бездумно растратившей всё то, чем наделила её щедрая судьба. Но ничего этого не происходило.
Когда пауза, казалось, достигла своей кульминации, Микуру залезла в карман юбки и извлекла оттуда маленький предмет, помещавшийся даже у неё в ладони. Хошино встрепенулась. Взрослая Асахина протягивала ей руку, а на ней лежал небольшой шарик, сильно приплюснутый с боков, по своему виду он сильно напоминал грецкий орех, но Мамия удержалась от упоминания этой метафоры вслух. Она уже видела эту вещь раньше, только туго соображала и не могла вспомнить, где именно.
– Ты ведь знаешь, что это такое, да, Хошино-тян? - вполголоса впросила гостья из будущего. Хошино коротко кивнула. - В моём времени изобрели прибор, позволяющий свободно перемещаться в пространстве и времени на сравнительно небольшие расстояния. Он называется TPDD. С его помощью я осуществляю работу, за которой меня послали в эту эпоху.
Ни о какой работе Хошино, понятно, не имела ровно никакого представления, ибо ни об алхимиках, ни о шаманах, пришельцах, экстрасенсах... она, конечно же, не знала. Разумеется, догадывалась, что нечто такое, скорее всего возможно, - раз уж она умеет прыгать во времени, но никогда не думала о чём-то таком всерьёз.
– И вот не так давно нынешняя я где-то его потеряла. - Мамия отчего-то не удивилась. - А потом нашла. И знаешь где? В лаборатории по химии на втором этаже. Его заряд был полностью исчерпан...
Я не спала ночами, толком не могла ни о чём думать, постоянно боялась, что кто-то натворит ужасных бед. Меня пробирал ужас от одной только мысли, что этот человек сможет пошатнуть всю историю, наломать таких дров, что потом будет уже ничего не исправить! Заряда было для этого достаточно. Но, тем не менее, я рада, что его нашла именно ты, а не кто-нибудь другой. Бог милостив. К тому же, хорошо, что то, что можно было потратить на злые дела, потратили на всякие глупости. Правда, это было не всегда так... Ты, конечно, не можешь этого помнить, но однажды Маил Дживас погибнет на этих самых железнодорожных путях. И ты будешь сидеть здесь, на этом самом месте, и плакать от вины.
– То есть... - охрипшим голосом изрекла девушка. - То есть Мэтт жив? И с ним ничего не случилось?!– Теперь — да, ничего... - тихо ответила старшая Асахина и обратилась туманным взглядом к месту, где несколько минут назад Мэтт, вроде как, должен был погибнуть. - Мне пришлось попотеть, чтобы успеть вернуться и, не привлекая к себе лишнего внимания, забрать твой велосипед, на котором должен был ехать Дживас-кун. Однако, кое-что всё же произошло, Хошино-тян. Дело в том, что... - она глубоко вздохнула и произнесла полушёпотом: - Михаэль Кель.Хошино в момент взмокла, много, обильно. Ей захотелось немедленно отвернуться и убежать куда глаза глядят, неважно куда, хоть до Канадской границы, главное, чтобы подальше отсюда. Огромным усилием воли она пригвоздила себя к месту, где стояла, даже не шелохнулась, пыталась не меняться в лице, но губки всё равно затряслись, в глазах защипало, как будто рухнула головой в песок, носик сморщился, как косточка персика, ладони вспотели, держащие в своей свойственной титановой хватке краешек юбки. Липкий вязкий страх, поднимался из самого низа и, доходя до горла, застывал там комком, так что приходилось с определённой периодичностью сглатывать.
– Когда ты всё изменила, всё было бы ничего, если бы тебе было всё равно, тогда бы время не покоробилось, и меня бы здесь не было. Но твои чувства к нему всё же изменились. Вот в чём всё дело. Тогда и произошёл раскол во времени, из-за которого потом в последствии явилась неправильная последовательность причин и следствий. Извини, - вдруг пробормотала Асахина. - Я понимаю, что изъясняюсь не совсем понятно, ты уж прости. Просто...
Хошино на мгновение зажмурилась, подавляя рвущиеся течь по щекам слёзы, и вовремя, потому что почувствовала на затылке странный сквозняк, а всеми остальными клеточками ощутила, что находится в очень ограниченном пространстве. Впрочем, так оно и было. Она распахнула свои большие слегка выпуклые глаза и поняла, что находится в химической лаборатории в школе, там, где она впервые обрела способность перемещаться во времени. Мамия оборотилась, помотала головой из стороны в сторону. Да, ошибки быть не могло. Микуру стояла подле неё около письменного стола, над которым на потрескавшейся стене (такие стены в такой старой школе не представлялись редкостью) висела исписанная формулами потёртая доска, а над всеми нижними записями была одна, нацарапанная явно в спешке, мимоходом и совершенно другим человеком:Time waits for no oneВремя никого не ждётИ прямо под надписью справа в скобках ещё более неаккуратное, едва разборчивое:(Предсказатель)Некоторое время девушка просто стояла, рассматривая надпись, потом подошла поближе, осторожно прислонилась подушечками пальцев к шершавой поверхности пахнущей мелом доски, и на краткий миг затаила дыхание. Асахина-старшая стояла чуть поодаль и молчала, то тут, то там прикасаясь к мензуркам, бумажкам, стойке для карандашей, с ностальгией глядя грифели и принюхиваясь к аромату тряпки для мытья доски... Женщина бережно приоткрыла комод, где висели учительские халаты, и чуть слышно хихикнула. Однажды Мисти заставит её его надеть, чтобы провести опыт, а потом Харухи утащит его в комнату команды SOS, так сказать, для косплея. Но это произойдёт ещё когда... Гостья из будущего перевела взгляд на Хошино, которая всё ещё стояла, не говоря ни слова, как заворожённая. Она томно вздохнула, нарушив тем самым многоминутную тишину, плотно устоявшуюся в лаборатории.
– Это... это для меня?.. - наконец спросила она скрипучим от долгого молчания голосом. Микуру из будущего коротко кивнула, улыбнувшись уголками губ. - Но кто... кто это написал? Михаэль?– Это было бы логично, - хохотнув, поддакнула Асахина, - но нет, это не он.
– А кто тогда? Кто этот Предсказатель?
– Я не могу тебе сказать. Как я уже говорила, не имею права, поскольку в таком случае ты будешь знать то, что для твоего времени не положено знать, и раскол во временных пластах станет только шире, - пояснила женщина с видом учёного, защищавшего диссертацию.
– А я его знаю? - не то, чтобы Хошино совсем не умела скрывать любопытство, просто от матери досталась ей эта черта: въедливость, залезть под кожу, вытрясти, если понадобится, всё, что интересует, если уж интересует так, что не быть не жить.
– Скажем так: ты пытаешься его знать, - уклончиво ответила старшая Асахина, наполовину отведя взгляд в сторону и сделав вид, будто она рассматривает напольный косяк.
– ?Время никого не ждёт?... - тихо повторила Хошино слова на доске, и меж бровями у неё залегла маленькая складочка.
Прошло всего пара секунд, – во всяком случае так показалось самой Мамие — но они вновь стояли там, откуда и попали в школу, и люди, и птицы, и всё остальное вокруг стояло, будто замороженное, полностью обездвиженное. Хошино толком не знала, что должна сделать, то, что она услышала от Асахины казалось ей до того жестоким, что она не находила, что можно было бы ответить ей на её рассказ. Всё это время девушка только и делала, что пыталась найти индульгенцию на свою безответственность, беспечность, легкомысленность, ветреность и прочее, из-за чего произошло столько событий, в которых она была виновата, хотя отчаянно пыталась убедить себя в обратном, пыталась что-то исправить, делая только хуже и хуже, и в конце концов не знала, куда податься, боялась к чему бы то ни было прикасаться, опасаясь разрушить.
Хошино рухнула на колени, сгорбилась и заплакала, закрыв лицо руками. Микуру, стоявшая поодаль лишь горько опустила подбородок, застыв глазами на щиколотках десятиклассницы.
– Господи... что ж я натворила? - всхлипывая, спрашивала себя Хошино. Слёзы огромными каплями скатывались по щекам, падали на ладони и на асфальт с кончика носа. - Почему... Михаэль ведь признался мне от... чистого сердца... Так почему я сделала так, будто ничего не произошло?! Я поступила... отвратительно!Она зарыдала в голос, сдавленно крича, моля о помощи. Только сейчас она поняла, чем Михаэль Кель был для неё.
– Ха-ха, Михаэль! Смешно, ты только послушай, как это смешно!– Обхохочешься...
– Как я могла так поступить с ним?.. И... теперь... мне говорили такие важные вещи... Ну почему я не слушала-а...?! Почему я такая дура!Она сидела на холодной земле, и по лицу катились одна за другой горячие солёные капельки, падающие на тыльную сторону ладони, на юбку, оставляя на ней тёмные следочки. Девушка громко всхлипывала, подвывала, поскуливала, тряслись плечи, порой всё тело словно обдавали ведром ледяной воды, она вздрагивала, и после этого вновь заливалась слезами. Каштановые волосы лежали кое-как, раскидавшись по спине, по шее, падая на плечи, заслоняя высокий красивый лоб... хотелось провалиться сквозь землю, чтобы про тебя все забыли, забыли ту боль, что испытали, и чтобы Михаэля Келя больше никогда не было. Чтобы исчезло невыносимое, режущее ножом чувство вины, испарилось утренним туманом одиночество, чтобы нагрянувшее так внезапно и так некстати чувство любви ушло...
Улыбнувшись, словно заботливая молодая мама, желающая облегчить боль ребёнка после падения с велосипеда, Микуру из будущего, цокая каблучками, подошла к сжавшейся в комок девушке и ласково провела рукой по её волосам. Мамия встрепенулась, но не стала сопротивляться. Асахина проделала это несколько раз, после чего выверенным бережным движением нагнулась к её уху и прошептала так, чтобы лишь Хошино могла её слышать:– Мне известно, как ты поступишь, Хошино-тян. Я не знаю, правильно это или нет, но я хочу, чтобы ты подумала как следует. Как бы то ни было, ничего уже не изменить. И всё произойдёт так, как произойдёт. Я сделала всё, что должна была. Теперь всё зависит лишь от тебя и твоих чувств. Иногда и они играют немалую роль. - И, задумавшись на секунду, старшая Асахина произнесла на выдохе: - Думаю, мы с тобой скоро встретимся. Удачи.
И когда Хошино Мамия вновь открыла покрасневшие, отёкшие глаза, обрамляемые потяжелевшими от слёз ресницами, Микуру рядом с ней уже не будет, и время вновь пойдёт, как будто и не останавливалось.
Хошино встала. От долгого неудобного сидения ноги отказывались держать её как следует, поэтому она немного хромала, направляясь к выходу с вокзала. Мышцы спины немного поднывали по причине долгого нахождения в позе эмбриона, перед которой так благоговел Рюзаки, что всякий раз приводило девушку в лёгкое недоумение. Но теперь даже на лице у Хошино, где ещё минуту назад не было и кровинки, заиграла весёлая улыбка человека, прошедшего все тяготы и невзгоды нашего многоликого бытия, перешагнул через все посланные испытания и теперь просто наслаждается ощущением сладости ветерка на коже, приглушённого в связи с золотой осенью облаками света солнца и неустанно гудящих друг другу автомобилей и шума поездов. Десятиклассница ненадолго остановилась около железных ворот, входа в обитель спешки и одного сплошного переполоха, чтобы перевести дыхания. Ещё раз утёрла лицо, подумала про Асахину, пытаясь хоть немного осмыслить её слова.
Словно бы вспомнив о чём-то важном, забралась в карман и извлекла оттуда мобильник, почти не глядя на экран набрала номер и нажала ?Позвонить?. Не прошло и тридцати секунд, как на том конце ответила: ?Да?? Это было произнесено несколько растерянным, но твёрдым тоном, как будто тот заранее приготовился обороняться или бросить этот ни к чему не обязывающий разговор. Как бы там это ни было, Хошино была безумно рада слышать этот голос.
– Привет, Михаэль, давно мы с тобой что-то не разговаривали, - улыбаясь себе под нос, протараторила Хошино на одном дыхании. Мелло такой её поток слов, учитывая, что при этом она не давала и миллисекунды, чтобы продохнуть, всегда сшибал с ног и накрывал, как волна, наповал.
– Есть такое, - согласился немец, широко усмехнувшись. - И чего тебе вдруг от меня потребовалось?..– Да ничего, - легкоотвечала Мамия. - Тут просто такое дело...
– Чего? - спросил Кель, стараясь быть как можно невозмутимее, хотя в его вопросе и сквозило из рук вон плохо скрываемое любопытство. Когда пауза затянулась (Хошино всё никак не могла подобрать слова, на секунду позабыла, как дышать, зарделась, что было с ней впервые за все шестнадцать лет, тяжело дышала, хотя и пыталась делать это как можно тише), Михаэль, который вообще не выносил ждать. Помнится, как-то я об этом упоминала. Впрочем, не суть... - Ну давай, выкладывай уже! - нетерпеливо пробурчал парень.
Хошино ещё немного помолчала, а потом сказала легко и непринуждённо, словно бы репетировала всю жизнь перед зеркалом:– Михаэль, я люблю тебя.
На том конце провода стало так тихо, что девушка даже забеспокоилась, не бросил ли Кель трубку, но эти опасения оказались напрасными, потому что тот, явно отойдя от телефона, чтобы продышаться, после того, как целый ком бог знает чего застрял у него не в том горле, прокряхтел:– Чё? Ты чё несёшь, дура? - почему-то в этот момент Хошино дико захотелось вновь расплакаться, только на этот раз от пьянящего чувства самозабвенного счастья. - Ты что... серьёзно? - осторожно переспросил Мелло.
– Ага, - с коротким вздохом ответила она.
– То есть это не очередная твоя шутка?– Не-а.
– Ты дура, что ли?– Может быть.
Михаэль озадаченно замолк. Хошино не знала, как унять бьющееся напролом сквозь грудную клетку сердце, боясь, что этот звук дойдёт и до его ушей. А отшучиваться на его дурацкие подколы у неё попросту не было душевных сил, - много всего сегодня произошло и без того. Кель тяжело вздохнул.
– Слушай, Михаэль, - вдруг произнесла Хошино бодро. - Ты прости меня, ладно?– Это за что ещё? - опешив, почти огрызнулся юноша.
– Да за всё. За всё, что наговорила или сделала. Я и вправду никчёмная дурочка.
– Это точно.
– Чего?! Дурак!
Михаэль засмеялся, и тогда Хошино в первый раз услышала его настоящий смех, - заливистый, звонкий, хоть и немного хриплый по возрасту, громкий, похожий на переливы тенора небольшой виолончели, на которой маленькими ручками неуверенно перебирает пальчиками будущий музыкант. Мамия чуть слышно хихикнула, тихо усмехнувшись, и переложила телефон в другую, не так вспотевшую ладонь. Если подумать, давно у неё с Мелло не было таких душевных (во всяком случае, для них) разговоров.
– Слушай, Хошино, я, конечно, странный вопрос задам, но если ты не против... - девушка кивнула, но вспомнив, что он может лишь слышать его голос добавила торопливо: ?Угу? - Ты не прыгала, случаем, во времени?
– Было дело, - честно призналась Хошино, почти не удивившись вопросу. - Стоп, а откуда ты узнал?
– Да так... - уклончиво ответствовал Кель, закусывая нижнюю губу.
– Миха-а, - Боже, ну как же он не любил, когда она так его называла! Дура несчастная... - А если я вдруг исчезну, ты станешь меня искать?– Ну, смотря куда и как, - ухмыльнулся он по ту сторону. - Но вообще, постараюсь. По крайней мере, попытаюсь. А ты чего вдруг?
– Да так, ничего... - блаженно прикрыв глаза, сказала Хошино, и её губы непроизвольно растянулись в широкой, свойственной лишь ей улыбке. - Мэтт на вокзале? Пешком добрался? - неожиданно спросила она и, получив утвердительный ответ (Немец даже не спрашивал, откуда она узнала о том, что Маил, не найдя её велосипеда на парковке, отправился за любимыми сигаретами на своих двоих) добавила: - Смешно, Михаэль! Ведь и вправду смешно!И он отвечал ей:– Обхохочешься...
Она повесила трубку и ещё долго стояла, свесив руку, в которой держала телефон, и не двигалась с места. Если бы мимо прошёл какой-нибудь левый зевака, не имеющий никакого понятия о тех явлениях, которые в этом рассказе имели место быть, он мог бы вполне предвзято предположить, что эта странная девчонка-азиатка задремала прямо на проходе. Впрочем, и сама Хошино, которая потом вдруг обнаружила себя сидящей на скамеечке неподалёку не исключала такого. Она, как бы ни силилась вспомнить, не могла восстановить в памяти то, как садилась на скамейку, как убирала телефон в карман. Чьей бы злой шуткой это ни были, ей это совсем не понравилось. Вот только провалов в памяти её не хватало!Не так, конечно, Мамия представляла картину своих многоминутных размышлений, в результате которых она должна была принять самое важное решение в своей жизни. Это была залитое солнцем (казалось, здесь собралось всё то скудное количество солнечного тепла, на что была способна российская погода золотой осенью) маленькое местечко недалеко от вокзала, не отличающееся особенно ни покоем, ни тишиной, ни умиротворением. Но сидя здесь, Хошино вдруг неожиданно для себя ощутила небывалое счастье, и за одну секунду всё стало необычайно ясным и притягательным, как будто чья-то лёгкая рука сдёрнула штору, и в пустую пыльную комнату хлынул свет, представляя взгляду полюбоваться на это Богом забытое место. Но, подчиняясь каким-то человеческим или не совсем, в общем чёрт их разберёт каких, факторов, взору становится так приятно от того, что всё это он в состоянии разглядеть и как следует обматерить по делу.
С Хошино в жизни многое случалось, разумеется, но такого она припомнить не могла. Она могла бы рассказывать это каждому попавшемуся несчастному, и вскоре эта история обросла бы самыми невероятными подробностями, став настоящим анекдотом. И тогда Мамия решила исчезнуть. Просто взять и провалиться сквозь землю, чтобы её лёгкие шаги больше не коснулись этой земли,и голос больше не долетел не до чьих ушей. Если уж с неё вся эта кутерьма началась, то пусть на ней и закончится, по крайней мере, хотя бы раз в жизни она поступит так, как поступила бы типичная героиня какой-нибудь фантастической мелодрамы, и на секунду Хошино подумалось, что было бы неплохо, чтобы нашёлся кто-нибудь, решившийся снять такое кино. Прыгнуть под машину, конечно, было не совсем гуманно по отношению к себе, к тому же, рассудила Хошино, как-то уж больно по-дурацки это будет, некрасиво. Если уж решилась на такую смелую глупость, надо сделать всё как следует.
Мамия сама себе удивилась, что ей в голову могут приходить такие странные, необычные для неё мысли.
Мэтт должен был погибнуть, попав под поезд на её велосипеде со сломанными тормозами. Микуру сказала, что она вернулась в прошлое, чтобы предотвратить аварию, однако, не смотря на это, существует ?пласт времени? (так Асахина его называла), в котором авария всё же произошла, но, поскольку она изменила прошлое, то это событие осталось лишь в теории, а потому Хошино просто не могла о нём помнить. Одновременно с этим, временной разлом, возникший из-за её переживаний по поводу событий, которого по хронологии истории вообще никогда не было, продолжал расти, а значит рано или поздно это выльется во что-то куда более серьёзное. Стало быть, если эпицентр искажения времени сотрётся с лица Земли, то весь урон, нанесённый им и последующими присоединившимися элементами замкнутого пространства, тоже пропадёт.
Не сказать, чтобы Хошино вообще что-нибудь в этом понимала, хотя в общих чертах вроде бы разобралась. ?Матрица какая-то!? - всплеснула руками она, ища глазами велосипед.
И вскоре нашла. Неподалёку около ларька с выпечкой стоял молодой человек в бейсболке, а рядом стоял велосипед, пыльноватый, с потёртым сидением, кое-где отодралась кожа, в общем, вся эта картина так и вопила: ?Женщину мне! Женщину!? Окрылённая каким-то невероятным возбуждением, Хошино кинулась к нему, сметая всё на своём пути, пока не схватила руль и, прытко взобравшись на высоковатое для неё сиденье, укатила прочь. Владелец было закричал что-то не вполне цензурное ей вслед, как местные любили это делать, но героиня лишь помахала ему рукой, лукаво улыбаясь. Её губы еле заметно зашевелились, и можно было лишь предполагать, что с них слетели слова извинения. Она лихо протаранила вход в подземку, раскидав бабушек-дедушек по разные стороны лестницы, и огромным усилием воли надавила на педали, одним махом взобравшись по рельсам для колясок на свет божий. Девушка присвистнула, прикусила губу, вытянула колоратурным сопрано высокую ноту, с воодушевлением хватая ртом воздух, и на краткий миг Хошино показалось, что она могла бы уехать куда угодно.
Проигнорировав посылаемые в её сторону проклятья со стороны контролёров около входа в зал ожидания, наша героиня всерьёз задумалась, не заняться ли ей каким-нибудь велосипедным спортом, если ей по некой невообразимой случайности удастся избежать, условно называя это ?смертью?, но рассудила, что, пожалуй, если она после бейсбола две недели дома валяется, что уж говорить про велосипеды. Хошино вылетела на улицу через противоположную дверь, и услышала, как из приёмника на телефонном столбе доносится приглушённый то ли из-за помех, то ли из-за шума голосов, но скорее всего и от того, и от другого, звук мелодии ?Дороги в облака?, и ещё более искажённый тембр Сюткина. Ну, помирать, так с музыкой! - сделала умозаключение Хошино, хотя потом, слегка проветрившись, она решила, что, наверное, слишком долго прожила в России.
Впереди показался скорый поезд, который они в школе называли не иначе как ?русский синкансэн?, ибо другого названия, более самобытного, подобрать было довольно трудно. Их сюда прибывало штук по десять за день, так как мало было таких, кто применул воспользоваться пока ещё дешёвой услугой, не маясь сутками в тесных плацкартах. Повинуясь старой привитой ей родителями привычке, Хошино попыталась затормозить, сначала по старинке ногами, затем нажала пальцами на ручной, повернула педали назад, но после спохватилась, решив не забывать, что за глупость она затеяла. Она на мгновение закрыла глаза, именно в тот момент, когда, подгоняемая попутным, дующим прямо ей в спину, ветром, вылетела на пути, мимо множества толкущихся рядом людей, толстого проводника и мужчин-шахтёров, которых было здесь с полтора десятка.
Стоило ей ввергнуться в безвольные шальные объятия ветра, велосипед начал медленно отделяться от ней, она отпустила руки и поджала ноги. Хошино мимолётно, невзначай взглянула на руку, где нашёл себе место отчёт её прыжков во времени, и почти не удивилась, когда нуля там не оказалось. Один. Всего один.
Конечно, знай она, что сегодня настанет её последний день, когда и каникулы ещё не начались, да и с Михаэлем она ещё толком не поговорила, Мамия бы постаралась сделать всё как-нибудь иначе. Долго можно перечислять, каких косяков она бы не сотворила и каких дров бы не наломала, но в конечном итоге уж точно не умерла бы. Утешало одно: под такой вот дурацкий конец ей удалось хоть немного побыть героиней боевика или драмы, метающейся по миру в поисках хоть какого-то сносного смысла жизни.
Он ведь станет её искать? Ну, или по крайней мере попытается позвать?
Скорый поезд пронёсся мимо, подобно быстрому течению, не дав ни девушке, ни велосипеду упасть на земь. Когда первые крики уступили место всхлипам негодования, велосипед, весь побитый и искореженный бешенным ударом поезда, с режущим слух лязгом упал на тротуар.
***Приём у Сато-сенсея был назначен на половину пятого, но пришедшая во время старушка не обнаружила в клинике никакого присутствия доктора. Наверное, подумала она, он так спешил куда-то, что даже не оставил какой-нибудь жалкой накарябанной в попыхах записки, и даже не посчитал нужным запереть дверь. Лежавший около входа крючок для одежды свидетельствовал о том, что Сато вовсе не задумывался над тем, что натягивает, наспех залезая в то, что первым под руку подвернулось. Думаю, не обязательно говорить, что так оно и было. К тому времени, как всё это встало в голове старушки единой картиной произошедшего, юноша был уже далеко от клиники, и в своём порыве он был не один.
Старшеклассники ещё толпились на школьном крыльце, болтая обо всякой ерунде без ясной цели, и вдруг Роза, робко указав пальцем в сторону холма, растерянно проворковала что-то вроде: ?А там случайно не Сато-сенсей?? Большинство сразу решило, что этот милый, хотя и странноватый доктор опять выгуливает свой скелет Маргарет, который ?так нуждается в свежем воздухе?. После того, как все, наперебой окликая взмокшего доктора, поднялись к нему, выяснилось, что дело обстояло совершенно противоположным образом. Лицо у Мамии было до того бледным и испуганным, что никто, кроме Розы не решился спросить его о том, что случилось. Сато начал мямлить что-то бессвязное, у него не получалось чётко и ясно изложить свою мысль. Было понятно только одно: между его короткими, лишёнными смысла репликами, всё время мелькало ?Хоши... она, её...? и всё в подобном духе.
В груди у Мелло сразу же зажглась красная лампочка. Сам он не мог объяснить такое странное предчувствие, но, легонько отпихнув Томас в сторону, спросил, что опять приключилось с этой беспутной дурындой. Не могущий взять себя в руки бедный доктор опять долго подыскивал слова, мычал, пока наконец не произнёс скудное, но достаточное, чтобы в глазах у Михаэля померк свет: ?Поезд... её поезд...?После этого Кель не помнил ни как они с Сато, Мэттом, Ниа и Рюзаки добирались до места, ни как они расспрашивали проводников и путников о том, что те видели. Не было никаких следов, только владелец покоробленного велосипеда стоял неподалёку, видимо, до конца не осознавая, в чём его железный конь принял участие.
Кель тяжело осел на скамейку, выхватывая для лёгких, дай Бог, один вдох из трёх. Ему крутило желудок. Он вдруг вспомнил, что обещал Ватари, – тому, кто их в эту страну и привёз, добродушному, но прохладному в отношениях с плохо знакомыми людьми человеку — зайти после школы в аптеку, купить сироп от кашля... Встав, Мелло не почувствовал земли под ногами, а потому сразу же упал обратно. Стал сжимать колени, и оказалось, что те трясутся, как после ледяного душа, долго молчал, не зная, что следует говорить. Мир вокруг стал таким медлительным, и тот не был уверен, что его товарищи вообще понимают, что происходит. Он видел только, как Сато стоит около проводника, который что-то ему говорил, совершенно его не слыша. Хотелось немедленно броситься её искать, достать из-под земли, если это потребуется, ведь следов-то никаких нет, оставалась ещё призрачная надежда, что она не...
Впрочем, так говорило сердце. Для разума уже давно было очевидно, что ещё одна нить в жизни Михаэля Келя оборвалась, не успев толком протянуться, так же, как и у матери, и у отца, и у всех остальных. Нэйт и Маил растерянно бродили глазами из стороны в сторону, стараясь уловить хоть какой-нибудь знак, хоть какой-нибудь сигнал, но тщетно. Уйдя немного подальше от толпы, Михаэль собрал всю слюну, что сейчас имел, и смачно, со всей силы и злости плюнул в сторону на асфальт. Но от этого только сильнее закружилась голова, горло и грудь сковало бессилие, в голове раз за разом отдавался её звонкий смех, он чувствовал на плечах её прикосновения, её тяжесть. Всё его существо жаждало убежать, не оглядываясь. И тогда юноша закричал, так громко, как мог. Это был короткий выброс ненависти в атмосферу, не имеющий ни для кого, кроме него, особого значения.
Вернувшись домой, он залез в душ и с добрых пару часов простоял в холодной ванной, подставив лицо десяткам тоненьких струек...***Ещё до того, как Хошино приподняла тяжёлые веки, она почувствовала, как сквозь кожу ей в глаза проникает солнечный свет, исходящий от окна. Девушка уже несколько минут неподвижно лежала на кровати, хотя уже практически не спала. Пробуждение наступало медленно, но верно. Минуя сонную пелену, пока что обуревавшую её сознание, промелькнула едва ощутимая надежда, что в это чудесное солнечное утро произойдёт чудо, и старший брат не зайдёт к ней в комнату, дабы предать её вынужденной бодрости. Мамия тихонько заулыбалась в такт своим мыслям. Как это не печально, чуда не произошло, и минуты через три дверь в её комнату скрипнула, и Сато начал осторожно вторгаться на территорию девичьих таинств. Он снисходительно усмехнулся, видя, как его нерадивая младшая сестра не вполне убедительно притворяется, будто ещё спит, а потому, подходя к её кровати, он едва сдерживался, чтобы не начать её щекотать. Юноша аккуратно присел на краешек и потряс Хошино за плечо, говоря нежным полушёпотом:– Хоши, пора вставать. В школу опоздаешь.
Она театрально промычала нечто нечленораздельное, но стала подниматься. Выдохнув и тяжело свесив ноги с кровати, она сонно повалилась старшему брату на плечо, и из её приоткрытого рта тонкой полоской потекли слюнки. Тут Сато не удержался и наспех стёр их с её подбородка рукавом. Хошино толком не могла ничего вспомнить, ей казалось, что она просто увидела очень интересный сон. Однако, призрачное ощущение реальности происходящего всё же неумолимо преследовало её не проснувшийся разум, а потому она, чуть не заехав бедному Сато по лицу локтём (он вовремя увернулся), стала со свойственной ей въедливой скрупулёзностью рассматривать руку. Как и следовало ожидать, там был ноль. Если я и вправду умерла и попала в Рай, начала рассуждать она, то почему меня так бесцеремонно и нагло разбудили? Я уже достаточно отмучилась на своём веку, так что не о какой школе не может быть и речи! Если только не...– Братик, а какой сейчас год? - спросила Хошино, уставившись на Сато часто моргающими глазами. Тот раскатисто засмеялся и, переведя немного дыхание, указал трясущимся пальцем на календарь.
Это было восемнадцатое октября две тысячи десятого года. Почему-то Хошино казалось, что по крайней мере час назад она была ещё в две тысячи двенадцатом. Однако, рассказывать обо всём этом брату спросонья было бы по меньшей мере бесполезно, - он всё равно не поверит, да и сама она не была до конца уверена. Но это была осень, за два года до всего, что произошло. И она, Хошино Мамия, сейчас училась в средней школе и жила в Японии.
– Знаешь, братик, мне тако-о-ой сон приснился!.. - воскликнула девушка, потягиваясь.
Сато по-братски усмехнулся и, ещё раз бросив фразу по опоздание, вышел из комнаты. Он уже давно привык, что сестричка у него с заходами, впрочем, чего ожидать, когда твой отец — фотограф птиц (который так же, как и его сын в будущем, теряет всякую ориентацию в пространстве, когда жена предстаёт в пред ним в новом летнем кимоно).На этот раз я сделаю всё так, как это и следовало сделать. Я больше не буду убегать, отныне я живу лишь настоящим. Неудачный день или нет, - неважно. Я постараюсь сделать всё возможное, чтобы никому больше не пришлось пережить такого. Я с нетерпением жду дня, когда мы снова встретимся. Этот день непременно настанет, я уверена, и тогда всё будет по-другому.
Знаю, что ты меня не услышишь, но всё же посылаю тебе привет из прошлого! И увидимся в будущем!
В этот день в Токио был зафиксирован новый температурный осенний рекорд — двадцать семь градусов по Цельсию.
Смешно...Ведь правда, смешно?Обхохочешься...